— Надеюсь, что ты понимаешь, насколько важна эта миссия? — сказал отец и повернулся.

Я никогда не выдерживала взгляд отца больше секунды. Исходящая сила сокрушала волю и вызывала желание безропотно подчиниться.

— Понимаю, отец, — сказала я, — готова следовать всем указаниям.

— Ознакомишься со сведениями о парне, потом два часа на сборы, выезжаем в семь, — произнес отец.

Отец пододвинул пачку бумаг. На его лица играла радостная ухмылка. На моей памяти он впервые улыбался.

Я взяла бумаги, сложила фотографии в конверт и вышла из кабинета. Некогда думать о том, почему выбрали меня, главное выполнить задание отца любой ценой. Думаю, что в случае неудачи, он попросту убьет меня голыми руками.

Я села за кухонный стол и закурила, разложив бумаги вокруг себя.

— Пепельницу. — скомандовала матери.

— Но Есеня, девушке не пристало курить, — ответила мать, помешивая ложкой в горшке.

— Закрой свой рот и подай пепельницу, — произнесла я, — мне нужно работать.

Старший подчиняется младшему, это железное правило семьи. Я была охотником и убийцей, мать рожала детей и убирала дом. Ее место в иерахии ниже моего.

Я внимательно рассматривала парня на снимках. Полноватый, внешность заурядная, только выражение лица испуганное или даже затравленное. Сутулится, руки вечно спрятаны в карманы, выглядят предельно неуверенно. Самое отвратительное — тонкие усики над верхней губой. Этому парню в нашей семье не доверили даже навоз выкидывать.

Я взяла бумаги, который дал отец. Может, он только кажется таким тюфяком.

Серов Максим Александрович — возраст шестнадцать лет, учащийся десятого класса, вес — восемьдесят три килограмма, рост — один метр восемьдесят сантиметров, физически здоров, однако часто болеет простудными заболеваниями. Воспитывается матерью, отец без вести пропавший десять лет назад. Отношения в семье напряженные.

Пока все вполне нормально, разве только исчезновение отца напрягает, но возможно просто случайность.

Характер — робкий, замкнутый, стеснительный. Друзей нет. Увлечений нет. Инфантильный, боится рисковать. Положение в классе — изгой. Часто подвергался различным унижениям.

Я просмотрела еще с десяток бумаг, и в целом, картина сложилась печальная. Максим Серов — кусок унылого говна, причем с лишним весом. Я положила давно истлевший окурок в пепельницу и задумалась. Самой логичный вариант — вызвать его интерес, как сексуальный партнер. Такие как он остаются девственниками, пока их не подберет разведенка с прицепом.

Я сложила бумаги в стопку и пошла собираться. На кровати уже стоял небольшой серый чемоданчик. Я ухмыльнулась, неужели отец настолько расщедрился. В чемоданчике лежал черный Макаров с тремя запасными обоймами, кобурой, длинный кинжал, два шприца с мутной, желтой жидкостью и несколько банковских карточек.

Вытащив из-под кровати дорожную сумку, я кинула белье, прокладки, пару маек и штанов. Посидев в раздумье пару минут, кинула сверху колоду карт и дезодорант. Все же соблазнять надо.

Отец уже ждал в машине. Удовлетворенно посмотрев на наручные часы, он велел кинуть вещи в багажник.

Железные створки ворот быстро разъехались, выпуская нас на дорогу. Машину тряхнуло на колдобине и я прикусила язык. В сильные дожди дорога превращалась в непроходимое месиво, закрывая машинам доступ в деревню.

— Приедешь в город, на вокзале тебя встретит человек, — произнес отец, не отводя взгляда от дороги, — пойдешь в одну школу целью. Остальное на твое усмотрение.

— Полагаю, что лучшим решением будет интимное сближение с целью, — ответила я, — став его партнером, можно практически круглые стуки находиться рядом.

Отец одобрительно кивнул и добавил газа. Его обычно спокойное лицо, сейчас светилось от напряжения и предвкушения.

— Ты же знаешь, что я с тобой сделаю, если облажаешься? — спросил он, когда мы остановились.

Я коротко кивнула и вышла наружу, к серой бетонной будке остановки. Машина зашуршала шинами по щебенке и укатила прочь, скрывшись среди коротких, переплетенных ветвями деревьев, вплотную подступивших к дороге.

Поезд приехал через час. Выкатившись из серого горизонта он протяжно загудел, словно умирающий кит и остановился, дребезжа коробками вагонов.

Заняв место у окна, я незаметно для себя задремала, убаюканная мерным постукиванием колес и хриплыми голосами алкашей позади, поносящими зажавшую водку продавщицу.

Проснулась, когда поезд подъезжал к конечной станции. За окном стемнело, небо налилось чернильной густотой, лишь на самом краю отсвечивая фиолетовым.

На перроне столпилось множество народу. Отец не сказал, как будет выглядеть встречающий. Я отошла в самый конец перрона и присела на скамейку, поставив чемодан и сумку ног. Не успела закурить, как сбоку подсел мальчик лет двенадцати, и с любопытством уставился на меня. Я отметила небрежную легкость в движениях, да и улыбался он притворно, одним ртом.

— Вы Есеня? — поинтересовался он.

— Она самая, — произнесла я, подхватывая сумки.

— Следуйте за мной, — сказал мальчик, и добавил, — вы же знаете, что курение нос забивает?

Я заскрипела зубами, их что под копирку делают, мелкие засранцы, что брат, что этот говнюк.

Мы вышли в город. Фонари быстро редели, сменяясь долгими промежутками темноты. Вскоре светились лишь окна частных домов, раскиданных словно наугад.

— Делали реконструкцию района, — сказал мальчик, — вышло так себе, но мне здесь нравится.

Мы прошли мимо двухэтажного, забранного решетками здания, свет едва пробивался сквозь жалюзи. Лязгнула тяжелая железная дверь, и выскочила женщина, прижимающая к груди полный пакет. За ней густой волной поплыл запах свежей выпечки. Есене вспомнилось теплые, немного влажные губы давней знакомой из детского лагеря. Запах ванили и свежих булочек, которые они ели, прячась от вожатых. Тяжелые, белые груди, с розовыми сосками и томные, приглушенные вздохи.

Я бесстрастно посмотрела на глубокое ночное небо. Если бы не старший брат, поехавший с ней, мы могли бы убежать вместе.

— Мы на месте — объявил мальчик, останавливаясь перед двухэтажным особняком, выглядывающим над высоким забором. Похоже, что и здесь есть, что скрывать.

Мальчик нажал на кнопку и быстро зашептал в динамик. Раздался щелчок и дверца открылась.

На ступеньках дома нас ждала невысокая женщина, с сияющими белыми волосами. Полные, красные губы, изящные скулы, кожа гладкая и блестящая. Я отметила, что ее фигура нетипична для женщин семьи, слишком большая грудь, округлые бедра, да и движения неуклюжие.

— Здравствуй, меня зовут Мария, — произнесла она глубоким мягким голосом, — проходи в дом, наверное, устала с дороги.

Поднявшись по ступенькам, я скинула ботинки в прихожей и остановилась, ожидая дальнейших указаний. Мальчишка неторопливо развязывал шнуровку на ботинках, а Мария щелкала замками на двери. Закончив, она взяла меня под руку и распахнув дверь, ввела в гостиную. Ничего необычного — темный деревянный стол, коричневый диван, пара пуфиков и подушек. Смущала лишь картина с распятой на кресте беловолосой женщиной.

С лестницы послышался топот и выбежала целая орава детей. Они окружили меня, бесцеремонно трогали чемодан, нетерпеливо тянули за край куртки.

— Тише, — захлопала в ладоши Мария, — это Есения, она будет жить с нами и помогать мне с домашними делами. Подружитесь с ней?

Я едва сдержалась, чтоб не улыбнуться от абсурдности происходящего. Приведший меня мальчик осклабился, явно довольный реакцией.

— Здравствуйте тетя Есеня, — наперебой загалдели детишки, один мальчик даже осмелился поздороваться, протянув худую ладошку.

— Так, через полчаса собираемся на ужин, — сказала Мария, — Петя и Саша сегодня дежурные.

Двое белокурых близнецов синхронно скривились и потопали на кухню.

— А вы любите печенье? — поинтересовалась малышка с густыми светлыми волосами. Она выглядела очень миленькой, если не замечать ожог, захвативший левый висок и почти всю щеку.