Потом было очень больно. Пепельноволосый мальчик легким щелчком пальцев заставил мое тело разрываться на клочья от непередаваемых страданий. Плоть вспухла пузырями, отторгая невыносимую боль. Кожа высохла и потрескалась, осыпаясь ошметками. Зубы раскрошились и заполнили рот кровью, вперемешку с костяной крошкой.

Мальчишка вновь щелкнул пальцами и посмотрел на меня. Я утвердительно кивнул, разбрасывая поседевшие волосы.

— Павлик, Павлик, просыпайся, — завизжали над ухом, — в школу опоздаешь. Чай и бутерброды на столе, я побежала.

Я открыл глаза. Больно. Каждая мышца болела, даже пальцем пошевелить едва могу.

— Мне что-то нездоровится, — прошептал я.

— А ну вставай, нечего за компьютером сидеть, здоровье портишь, — прошипела мать, — еще и в костюме спать завалился, сам утюжить будешь.

Я попытался подняться, но едва смог оторвать спину от кровати. Я и не подозревал, что мышцы могут так болеть, каждое движение давалось с трудом.

Мать недовольно приложила руку к моему лбу. Ее лицо приняло обеспокоенное выражение. Она покачала головой и выскочила из комнаты. Я накинул одеяло и прикрыл глаза.

Спать совершенно не хотелось, но при мысли о том, что придется встать и идти в школу, я был готов умереть. Впрочем, я и так уже три раза умер за сутки. Произошедшее вспоминалась настолько отчетливо, что не оставалось сомнений в его реальности. Другой вариант — я сошел с ума. Психи же не понимают, что они больны, вот и со мной тоже самое.

— Вот, выпей, — сказала мать, входя с кружкой воды.

Сперва она дала мне таблеток, после теплой воды, чтобы запить. Никогда не понимал, в чем смысл запивать лекарства теплой водой. Меня всегда начинало тошнить.

— Я на работу — сказала мать, — даже не думай, что будешь неделю валяться из-за простуды. Завтра в школу.

Не люблю ее. Меня она родила рано, в шестнадцать лет. Отец сразу же свалил, бабушка выгнала из дома, обозвав проституткой. Сперва жила у тети, потом устроилась работать. Денег всегда не хватало. Честно сказать, я знал, что она недолюбливает меня. Иногда проскальзывало явное отвращение, когда она выходила из себя. Да и вся ее жизнь пошла к черту из-за моего рождения. Она старалась не показывать этого, но в некоторые моменты ее глаза прямо говорили — лучше бы ты никогда не рождался.

Жрать хочется. Я привстал, проклиная все на свете, и кое-как доковылял до кухни.

Обычные бутерброды с маслом и сыром никогда еще не казались такими вкусными. Я смял их в мгновение ока и залпом выпил чай. Мало, но из готового остался только суп. Лучше сожрать банку опарышей, чем ложку гребаного супа, с холодными комками жирами и огромными недоваренными картофелинами.

Я открыл холодильник — пара яиц, банка тушенки, что-то желтое и склизкое в стеклянной банке. Разбив все яйца на сковородку, я вскрыл тушенку и жадно ел мясо, доставая его вилкой.

Сняв сковородку с плиты, я залил яичницу майонезом и вывалил оставшуюся тушенку. Я вообще люблю поесть, что легко увидеть по торчащему пузу и жирным ляжкам. Иногда я вытаскивал из кошелька матери деньги на чипсы и газировку. Было немного стыдно, но жареные снеки с беконом стоили того.

Доев, я поставил сковородку в раковину и залил водой. Надо бы помыть, но совсем лень.

На кухне стало как-то зябко. Из моего рта вырвалось облачко пара. Позади раздался негромкий щелчок. От испуга я громко икнул, едва не вернув обратно все съеденное.

Под ногами знакомая обледеневшая плитка. Ряды колонн не оставляли сомнений — я снова попал сюда. Идти на верную смерть не хотелось, но здесь я непременно замерзну. Я понимал, что особого выбора у меня нет. Да и скелет казался сущим пустяком по сравнения с беловолосым мальчиком.

Выбежав из тумана, я оказался на привычной лужайке. На траве, словно расчлененные манекены, лежали два белых тела. Скелет исчез, устав от мясницкой работы.

Ранее подобранный меч оказался зажат в руке трупа. Я зажмурился и разогнул окоченевшие пальцы, вцепившиеся в рукоять.

Я нервно сжал клинок и пошел вперед, стараясь не издавать шума. Все пространство вокруг представляло собой неровный ломаный лабиринт.

Я осторожно выглянул из-за поворота. Скелет прислонился к огромному бурому камню. Он оказался так близко, что от испуга я выронил меч. Клинок негромко лязгнул о камень, предательски притаившийся в густой траве. С хрустом потянувшись, будто устав ждать, скелет взвалил топор на плечо и попер на меня.

Я развернулся и побежал обратно. Вот мое преимущество, скелет довольно медлительный, хоть и невероятно быстро орудует топором. Я бежал, высоко поднимаю ноги и хохоча, даром что впереди каменный тупик.

В спину прилетел тяжелый удар, бросая меня вперед. Я засмеялся, смотря, как кончик лезвия выглядывает из моей груди.

Туман. Лужайка. Два тела. Третье белеет поодаль, укрытое саваном травы. В третий раз смерть воспринялась как неизбежность, фатальная предопределенность, переживать о которой бессмысленно. Лучшее, что я могу сделать — поискать другой путь.

Первое, что пришло на ум — вскарабкаться на валуны. Я поискал подходящее место. Камни были издевательски ровными и высокими. На одном был подходящий выступ, но с моим ростом не достать.

Я обошел лужайку, но в траве валялись совсем небольшие булыжники.

Взгляд скользнул по искромсанным телам. От мысли использовать труп в качестве подножки захотелось проблеваться.

Я застонал от безысходности и опустился на колени. Сжав кулаки, я заколотил по земле, выплескивая свой гнев на растительности. Нужно изо всех сил стараться или та ужасная боль повторится.

Я схватил тело и попробовал подтянуть к камню. От прикосновение к холодной, окровавленной коже меня прошиб холодный пот. Труп оказался весьма тяжелым, будто мертвая плоть превратилась в гранит. Я почувствовал влагу на руке. Еще одна капля пробежала по щеке. Я закричал и потащил труп к валуну. Взгляд закрыла дрожащая пелена, размывая мир вокруг. Бросив тело у подножья, я смахнул пот со лба и зарыдал.

— Какого хуя? — закричал я, — почему я?

Я испуганно замолчал, будто испугавшись своего голоса. Из головы совсем вылетело, что нельзя шуметь. Я обернулся и увидел черный силуэт вышагивающий в тумане.

Встав на спину своему трупу, я ухватился за выступ и упершись ногами в скалу, подтянулся. Закинув руку на скалу, я задрыгал всем телом, чтобы залезть. Верхушка камня была довольно широкой и плоской. Но я всем телом вжался в холодный камень, не хватало еще неосторожно свалиться вниз.

Я отдышался и перевернулся на спину. На белом, безволосом животе кровила глубокая царапина. От жуткого страха перед скелетом, я совсем не почувствовал боли. В голове мелькала только одна мысль — я успел спастись!

Со всех сторон простирался каменный лабиринт, опутанный белесыми щупальцами тумана. Скелет застыл посредине лужайки, растерянно водя черепушкой по сторонам. Я перепрыгнул на следующий камень, едва не навернувшись вниз.

Раздался громкий свист, и я почувствовал сильный толчок в плечо. Подрагивая черным древком в моей груди торчала длинная стрела. Я захрипел, пытаясь вдохнуть. Боль расцветала и множилась цветными пятнами в глазах. Я рухнул на колени и вторая стрела вошла ровно в переносицу.

— Максим, Максимка, — меня тормошили за плечо, — ну просыпайся же.

Я приоткрыл глаза, надо мной склонилась мать, позади стояла фигура в белом халате.

— Отойдите, пожалуйста, — успокаивающе сказал доктор, — мы со всем разберемся.

Жар окутывал тело, лишая сил. Простынь подо мной насквозь промокла и неприятно липла к телу. Мать отошла в сторону, и я увидел лицо доктора. Очень бледное, с набрякшими мешками под глазами, скулы выпирают, словно месяц голодал.