— Ты это меня вслух позови, — дрожащим от нетерпения голосом попросил электрик, — а то невежливо будет.

Дима с опаской на него поглядел, не похож он на человека, пекущегося о правилах этикета.

— Наверное, вы завтра приходите, — сказал Дима, начиная закрывать дверь.

— Ну парнишка, впусти меня, а? — быстро заговорил Палыч, — холодно здесь ходить, я погреюсь немного и пойду дальше.

Дима резко захлопнул дверь, едва не отдавив пальцы Палычу и щелкнул замом. Он вспомнил обшарпанный зеленый ящик, с которым ходил электрик, только вот помер Палыч, еще год назад. Вместе с этим ящиком для инструментов и схоронили, перед смертью вцепился так, что и разжать не смогли, а в морге резать не захотели.

В дверь пару раз стукнули чем-то тяжелым. Дима замер не шевелясь, но вскоре все стихло. Он услышал, что кто-то тихо шлепая, пошел вверх по лестнице.

Перекрестившись, Дима пошел в ванную и засунул голову под ледяную струю воды. Это все какой-то бред, завтра надо собирать вещи и к психиатру на прием. От холодный воды разболелась голова. Закрыв кран, Дима долго стоял, смотря на густые темные разводы, тянущиеся по потолку. Надо бы почистить, машинально подумал он, как только вылечусь, сразу займусь.

Выйдя в коридор, он услышал шорох на кухне. Осторожно подойдя к двери, парень нащупал выключатель и зажег свет.

— Охуеть, — сказал Дима, — я реально сошел с ума.

На полу была свалена куча пережеванной печенки, которую жадно запихивал себе в рот малыш. Дернувшись от света, он выплюнул багровый комок из рта.

— Здравствуй, папочка, — кривляясь, сказал ребенок, — мы тебя ждали.

В коридоре раздались шаги и Дима обернулся. Из спальни вышла жена, держа на руках безмозгло глядевшего малыша.

— Вот ты и вернулся, дорогой, — сказала Тамара, приторно улыбаясь, — а мы как раз собирались ужинать.

Меня уже выворачивало наизнанку от пребывания в больнице. Бесила блевотно-зеленая палата, с тремя придурковатыми братьями, манная каша и невыносимая, отупляющая скука.

Еще вчера, когда я вернулся после беседы с ментами, троица была необычайно возбуждена — постоянно перешептывались и поглядывали на меня. В столовой мне накладывали довольно большие порции, видимо, в качестве извинений. Проблема в том, что еда была невкусной. Слипшиеся в ком макароны, подгоревшей рис ли резиновая овсянка были обычным делом.

От скуки я периодически щелкал пальцами, замирая от страха и болезненно острого предвкушения. Если меня спросят, хочу ли я туда перенестись, то я отвечу — ни за что. Но с другой стороны, в том мире была своя прелесть. Ты один против всех, бесконечно умирающий и воскресающий.

Я читал, что все клетки в человеческом теле полностью обновляются через семь лет, но из-за большого промежутка времени, мы не в состоянии отследить этот процесс. Я полностью осознавал, что в том мире умираю взаправду, но тогда в чьем теле появляюсь здесь? Или мое сознание переносится в идентичное тело, но откуда тогда боль, после пробуждения в этом?

Я застонал и зарылся лицом в подушку. Как же тяжело быть тупым. Но главная проблема не в этом, то существо начало навещать меня во сне. Маячило белым пятном в углу поля зрения, а я лежал прикованный к кровати. Охваченный сонным параличом, не в состоянии пошевелиться, я наблюдал, как тварь медленно ползает по стенам. Пробовав снова щелкнуть пальцами, но безуспешно, рука совершенно не реагировала.

— Эй, молодцы, — в палату залетел мужчина в оранжевой униформе, в каске и большими, рыжими усами, торчащими во все стороны, — ай да за мной, поработать надо.

Похоже, что администрация используют пациентов в качестве бесплатных работников. Мне ничего делать не хотелось, но и лежать надоели до чертиков. Я с удивлением отметил, что вены на жилистой шее рабочего, словно магнитом притягивают мой взгляд. Прислушавшись, я казалось могу уловить густой ток крови.

— Доктор сказал, что вы самые смирные, — усмехаясь, сказал мужчина, — надо на чердаке мусор прибрать.

Я с готовностью встал и засунул ноги в шлепки. В одной из записок говорилось про чердак и упускать такую возможно не стоило. Да и проветриться надо, а то заглядываясь на мужские шеи.

— Какой резвый, — довольно произнес мужчина, — а вы три молодца, одинаковых с лица, чего расселились?

Иваны одновременно поднялись, отряхнули пижамы и став полукругом, оживленно зашептались.

— Больные мы, — медленно протянул Иван в центре, — не положено нам работать.

Мужик засунул руку в карман робы и достал кулек с изюмом. Лица Иванов сразу же засветились и выстроившись гуськом, они ожидающе посмотрели на рабочего.

— И правда сработало, — удивленно произнес он, — как мало людям для счастья надо.

Рабочий выдал нам сапоги и безразмерные ярко-оранжевые робы. Сапоги оказались женские, бледно-розового цвета, причем на два размера меньше моего. На Иванов они никак не налезали и рабочий горестно вздохнув, выдал им три пары новых, темно-зеленых сапог.

— А мне можно? — спросил я, — эти жмут сильно.

— Можно Машку за ляжку, — сурово ответил рабочий, — больше не положено.

Мы прошли на верхний этаж и мужик вытащил знакомую мне стремянку.

— Лезем по одному, медленно и аккуратно, — провел он инструктаж, — не дай бог, расшибетесь.

Сам он влез первым и открыл чердак. Сразу запахло старыми книгами и пылью.

Иваны быстро залезли и исчезли в проеме. Я неуверенно взялся за лестницу, не люблю высоко залазить. Кое-как забравшись, я оказался в длинном помещении, заваленном стопками книг, ящиками с бумагами и стульями. Вещи свалены неаккуратными кучами, грозившимися рассыпаться от малейшего движения. Потолок очень низкий и приходилось немного пригибаться. Иваны шаркали ногами по полу и восторженно наблюдали, как переливается клубами пыль, высвеченная лучами солнца.

Рабочий громко чихнул и прикрикнул на них. Он выдал нам пару холщовых мешков и сказал, что собираем книги на макулатуру. Я осторожно перекладывал книги в мешок, стараясь не поднимать пыль. Троица возбужденно перелистывали страницы, прислушиваясь к шелесту страниц и морщась от удовольствия. Рабочий орал но них, но через минуту братья возвращались к этому занятию.

— Психи, чего с них взять, — выругался мужик и подошел ко мне.

Я тем временем, осторожно пробирался к старому зеркалу, стоящему в углу. Даже покрытое слоем пыли и заваленное мусором, оно выглядело красивым и дорогим — металлическая рама в виде ангелов, соприкасающихся крыльями.

— А ты чего парнишка сюда загремел? — спросил меня рабочий, — на вид нормальный вроде.

— Бабушку хотел зарубить топором, — ответил я и улыбнулся во весь рот, — старая карга так громко чавкала супом, невозможно было слушать.

Рабочий раздосадовано махнул рукой и отошел. Он пачками бросал книги в мешок и потряхивал его, чтобы больше влезло. Вот балда, это же не картошка, ему самому бы подлечиться.

Краем глаза наблюдая за остальными, я подошел к зеркалу. Сваленные картонные коробки с бумагой, вставали картонной стенной, мешаю пройти. Я раздвинул их, поморщившись от звука шуршания бумаги по грязному полу и осмотрел зеркало. Рама было холодной и очень гладкой. Я провел пальцами по ребристым крыльям ангелов, но пыли не осталось. Стекло же она покрывала толстым слоем. Может кто-то его протирает, чтобы не испортилось, по почему и стекло не вымыть?

Рама плотно прилегала к стеклу, не оставляя малейших зазоров, куда можно воткнуть бумагу. Я провел рукой сзади и наткнулся на большой кусок бумаги, но похоже крепко приклеен.

— Отойди от зеркала, — крикнул рабочий, — я же сказал, только книги собирать.

Я рванул бумагу на себя, надеясь, что она оторвется от зеркала, но в руке осталось лишь половина тетрадного листка. Быстро сунув его в карман, я отошел от зеркала. Раздраженный рабочий направился ко мне, ругаясь на ходу, что с психами каши не сваришь. Споткнувшись и обрушив кучу стульев, он добавил пару нецензурных выражений о наших матерях.