Все эти замечательные места расположены близко от колледжа «Маришаль», корпуса Абердинского университета, украшенного граффити. Только случайно меня изредка заносило в бар студенческого союза вместе с Бисти и еще парой корефанов или с Фионой. Но в целом я старался избегать его, используя для этого каждую возможность. Однажды я оказался там на вечеринке в честь дня рождения Джоанны. Она уже изрядно напилась, когда обратилась ко мне при всей компании с какими-то непонятными обвинениями:
- Что ты делаешь все время, Марк, куда ты всегда исчезаешь?
Кто-то добавил что-то про «загадочного Марка Рентона», но я заметил, что Фиона смотрит на меня так, будто ответ интересует и ее. Меня уже уставились все, и мне оставалось только рассмеяться и сказать то о том, что я люблю прогулки. На самом деле все последнее время я тратил на тусы по докерских барах и поиски встречи с Доном.
Фиона пришла ко мне утром в субботу. Она не была обижена, потому что хотя мы и официально находились в отношениях, у каждого из нас было и собственно, независимая жизнь. Эдинбург был достаточно близко, чтобы я мог списывать свои исчезновения на поездки домой, чтобы провести вечер с друзьями или утешить свою скорбную семью. Но на самом деле я торчал у Дона на диване в том районе Абердина, где студентов или преподавателей встретить было просто невозможно. Однако на этот раз мое отсутствие на занятиях в течение всей недели произвела на нее впечатление, она поняла, что со мной что-то происходит.
- Марк ... Где ты был? С тобой все в порядке?
- Кажется, грипп подхватил.
- Выглядишь плохо ... милый, я сейчас схожу в аптеку и принесу тебе какие-нибудь лекарства, хорошо?
- А можешь мне лучше отксерить свои конспекты о Возрождения?
- Да. Надо было тебе сразу мне сказать, что ты так сильно заболел, глупыш мой, - сказала она, поцеловала меня в потный лоб и вышла из комнаты.
Она вернулась где-то через полчаса, принесла лекарства. Потом пошла на работу.
Я немного подождал, хотя мне очень хотелось убежать из этой затхлой комнаты, от этого химического запаха, моего запаха (как она только не почувствовала этот запах? Даже я сам его чувствую!); затем вышел на улицу и пошел вниз по улице.
Фиона работала волонтером по субботам: занималась с бедными детьми, уличными хулиганами, которые, однако, любили ее. Любой ушастый псих всегда краснел от удовольствия, когда она просто здоровалась с ним; телки с вечной жвачкой во рту и мутными взглядами вообще боялись ее внезапного внимания. Несколько недель назад во время своих «путешествий» я заметил ее на улице - она как раз встречалась с компанией этих малых дебоширов у «Лимонного дерева». она выглядела счастливой и казалась такой обычной ... Рассказывала им о том, что мы снимем квартиру вместе в следующем году. Затем о нашем выпускном, ежедневной работе с девяти до пяти, новой квартире с ипотекой. Потом - помолвка. А там и свадьба. Еще одна ипотека, на этот раз - на дом. Дети. Новые расходы. Затем четыре «Р»: разочарование, развод, расстройство и разрушение. Это все так предсказуемо. Хотя она и говорила всегда, что она не такая, как все, она была именно такой - обычной.
Вот чего она ожидала. Но я любил ее и хотел скрыть то уродство, которое она взрастила во мне. Я знал, стоя там, посреди улицы, наблюдая, как она терпеливо ведет в театр детей, словно котят, знал, что мне никогда не стать таким. И она не будет моей никогда, моей по-настоящему, так, чтобы я мог отдать ей всего себя. Возможно, все это было мое заблуждение. Ее мир просто временно принял меня в свои объятия. Стремления моих родителей были так же приличными. Как же я ненавидел это слово. От него у меня мурашки бежали по телу.
Но для них это было важно.
В магазине я занял выгодную для наблюдения позицию, слушая их разговор, доносившийся из соседнего кафетерия. К Фионе и детям присоединился какой-то чмырь, странный, но настоящий энтузиаст:
- Мальчики и девочки, отложите, пожалуйста, свои бумажки и ручки пойдем со мной.
Она могла бы быть с таким, как он. Пожалуй, с более спокойным парнем, у которого секса никогда не было, пожалуй, немного понятливым , чтобы можно было водить ее за нос, но по сути - именно с таким. Оденьте его в пиджак, представьте очки на его роже, или наденьте его в футболку сторонника регби и накачайте ему мышцы, и не заметите никакой разницы, потому что обычный - он и в Африке обычный.
Я пошел домой. Когда вернулась Фиона, я сидел на диване и ждал ее. Я ничего не съел за весь день, только выпил пару таблеток от простуды. Ее волосы было мокрыми от дождя. Она протерла их полотенцем, которое принесла с собой в сумочке. Я поставил чайник и сделал горячий шоколад.
Зная, что я всегда завожусь от вида ее мокрых волос, Фиона было посмотрела в сторону кровати, но потом поняла, что я так плохо себя чувствую, что вряд ли подхвачу ее на руки и брошу ее туда.
- Ты весь дрожишь, милый. Тебе надо сходить к врачу ...
- Можно сказать тебе кое-что?
Ее глаза широко раскрылись, так же как недавно - в ее учеников, когда они смотрели на нее, и она ответила:
- Да, Марк, что-то случилось?
Я знал, что не смогу сказать ей то, что у меня на самом деле на сердце, но чтобы это скрыть, надо было придумать что-то так же важно и интимное.
- Мой младший брат ... - услышал я свой голос, почти удивившись его звучанию, будто это кто-то другой заговорил в моей комнате. - Я никогда об этом никому не рассказывал ...
Девушка кивает, заворачивает волосы в полотенце и берет в руки дымящуюся чашку. Она выглядит, как обманутая птица с рекламы «Нескафе».
Я прочищаю горло, пока она садится на стуле в позу лотоса.
- Малый Дэйви очень любил Мэри Маркес, которая вела шотландские новости по телеку. Ты могла тоже видеть ее, она такая ... на итальянку похожа. Загорелая, с кучей косметики на лице, огромный акцент на глаза и яркая красная помада.
- Кажется, я ее видела. Вечерние новости?
- Да, это она. Однажды я заметил, что малый Дэйви возбуждается от того, как она читает текст на камеру. Он так глубоко дышал. И от меня не скрывалась реакция на эту женщину, которая проходила в его штанах ... Фиона с пониманием кивнула. Я увидел красное пятнышко на ее джинсах, на коленке, я ее никогда раньше не видел. Пожалуй, краска с какого занятия с детьми.
- Я всегда ухаживал за ним по пятницам вечером. Когда начались шотландские новости, я увидел, как малый уставился на телеэкран, как у него началась заметная эрекция, и тут я подумал, блядь, ему же пятнадцать, малый бедняга ...
Понимаешь, к чему я веду?
- Да, - отвечает Фиона; печально, но как-то отстраненно. - В нем проявляется сексуальность, но он не может ее реализовать.
- Прямо в точку, - выдыхаю я с облегчением от того, что кто-то смог это, блядь, понять. - И я решил ... что надо ему подрочить.
Фиона опустила глаза вниз, но затем встретилась взглядом со мной. Она поджала губы. Ни попросила меня продолжить свой рассказ, но и остановиться тоже не просила.
Я глубоко вздохнул.
- Так я и сделал. Кажется, я помог ему.
- Марк ...
- Знаю, все знаю ... Это - мой брат, это почти секс, но там не было ни чувства. Теперь я это понимаю. Тогда я мог думать только о том, чтобы довести его до разрядки, помочь так, как я помогал ему, когда выбивал жидкость с его легких. Так я и поступил. Малого всего затрясло, он кончил почти в секунду. А потом довольно задремал. Я никогда раньше не видел его таким умиротворенным. Я все убрал, пока он переживал лучшие мгновения своей несчастной жизни. И я решил, что не нанес ему никакого вреда.
- И что случилось дальше? - Моя история заинтриговала ее, девушка поставила чашку на пол, не отводя взгляда от моего лица.
- Он начал ждать следующего раза. Аутичные дети запрограммированы на рутину.
Они - как часы. Завтракают в одно и то же время, ложатся спать тоже. И это стало его пятничным мероприятием; если он пропускал какие-то обычные физические упражнения, то мог делать их самостоятельно, хоть целый день. Но когда начинались новости, он смотрел на экран, потом на меня и начинал кричать так: МЕ-ЕЙ-ХЕ-Е- Е-ЕЙ! МЕ-ЕЙ-ХЕ-Е-Е-ЕЙ ... Обычно я не мог помочь ему в другие дни, когда все были дома.
