Идти сквозь ветер ...
Идти сквозь дождь ...
Мы с Билли сильно устали от этой прохладной утренней прогулки и замерзли, пока ждали дедушку, который задыхался от нашей быстрой ходьбы. Это просто бессмысленно. Сколько можно это терпеть. Но вдруг он остановился, как только мы прошли башню, и глубоко вздохнул. Он будто хотел, чтобы вся шрапнель, которую врачи обнаружили после войны в его теле, добралась, в конце концов, до его сердца - надо только набрать побольше воздуха в легкие. На его губах играла странная улыбка, но вдруг он взорвался кашлем и начал оседать на пустой площадку. - Оставайся здесь! - кричит мне Билли. - Я позову на помощь! Он бежит вниз по улице и требует некоторых тупых мудаков помочь мне, а затем отправляется куда-то через дорогу. Он хотел зайти в магазин и вызвать «скорую», но в тот момент мне показалось, что он решил улизнуть отсюда и бросить меня здесь, в этой ужасной ситуации.
Мысли материальны ...
И вот я смотрю, как умирает мой дедушка, иногда отвлекаюсь и перевожу взгляд к морю, потому что это невероятное, почти гротескное событие - это слишком серьезно для моего, еще детского ума. Он задыхается, его нездоровое лицо краснеет, глаза вылезают из орбит. От этого у меня возникает ощущение, что он - огромная рыба из океана, которую выбросило волнами на берег. Я хочу попросить тех чуваков отнести его назад, к воде, хотя на самом деле в этом и нет никакого смысла. Замечаю, как какая-то женщина где-то одного возраста с моей мамой, пожалуй, немного моложе, спешит успокоить меня, а я утыкаюсь в ее грудь, чтобы заглушить рыдания, которые вырываются из моего горла непроизвольно, пока те два парня пытаются помочь дедушке. Но он уже мертв.
Идти вперед ...
Билли возвращается и смотрит на меня так, будто я во всем виноват, он вот-вот набросится на меня с кулаками за то, что я не сумел спасти дедушку Рентона, чтобы тот продержался крайней мере до приезда «скорой». Женщина хочет отвести меня куда-то, и я не против, потому что она хорошая, но Билли яростно смотрит на нее и берет меня за руку. Но когда дедушку забирают, он обнимает меня за плечи и покупает нам по мороженому. И мы так же молча возвращаемся домой. Мама, папа и бабушка куда-то ушли, но нас встречает тетя Элис.
Когда мы возвращаемся на автобусе домой, бабушка Рентон никак не может отойти от шока, а мама с папой ухаживают за мной, пока я вклеиваю фотки футболистов в альбом. «Манчестер Сити» Колин Белл, Фрэнсис Ли, Майкл Саммерби, Фил Билл, Глен Пардо, Алан Оукс. «Килмарнок»: Джерри Куинн, Джон Гилмэр, Эдди Моррисон, Томми Маклин, Джим Макшерри.
- Почему он молчит, Дэйви? - спрашивает мама тихонько у папы, качая совсем еще крохотного Дэйви-младшего в объятиях. Отец находится в трансе, но все же находит в себе силы сжать мамину руку и ответить: - Это - шок ... С ним все будет в порядке ... - шепчет он.
Идти вперед ...
Они шли целую вечность, дрожа и опуская монеты в каждую телефонную будку, чтобы узнать, не слышно каких-то новостей, но все повторяли им одно и то же: товара нет, свободных номеров нет. Им уже надоели эти усталые, измученные голоса на другом конце провода: все они такие убитые, что уже признали верную смерть, которая скоро нарисует на их дверях похоронные кресты. Но они все идут и идут: только так они могут забыть о крови, кости и дыхании. Они шагают по улицам, лишенные воли, по инерции, совсем ни о чем не думая и ничего не чувствуя. Только так можно было удержать под контролем их ускоренные биологические процессы. Разглядывая свое изображение в зеркальных витринах, Рентон сам себе напоминает какого-то орангутанга: руки раздулись, словно он надел огромные кожаные браслеты, жирные пряди рыжих волос похожи на грязное птичье гнездо.
Вдруг они поняли, что дошли до самого Горги. Эта часть города всегда заставляла их чувствовать себя чужими. Здесь чувствуется за милю запах фанатов «Хиберниан», размышляет Рентон. И это касается всех - ребят, которые выходят из магазинов и баров, молодых мам с детскими колясками и даже пожилых бабушек. Больные параноики ебаные.
Кто эти люди? Кто эти чужаки, среди которых мы блуждаем в такой печали?
Рентон думал сначала, что у их прогулки нет цели, нет ни одного определенного маршрута. Но вдруг в его мозгу фрагменты информации и воспоминания начинают складываться в цельный паззл, и он уже знает, куда им можно еще податься.
Кайфолом чувствует эту новую уверенность в своем друге и следует за ним, как голодный пес - за мясником, который может смилостивиться и накормить его.
В мертвой тишине они спускаются по Уитфилд-роуд, над которой в их воображении сияют сейчас неоновые буквы, которые складываются в слово «Г-Е-Р-О-И-Н», когда Рентон начинает чувствовать знакомый по Альберт-стрит опустошительный дух наркоты.
- Что мы здесь делаем?
Он шагает по пустырю, Кайфолом все еще следует за ним, как щенок, его так трясет, что даже вены на шее вздулись. Трава была высокой, прорастала прямо между галькой на дороге. Здания в викторианском стиля, казалось, прятались от солнца, доходившего до их крыш, выходили на стадионы «Тайнкасл» и «Витфрид», напоминая о старых матчах дерби, которые проходили под их навесами. Вниз по мертвенно-тихой улице стоит спиртовой завод, а там змейкой проходит узкая тропинка, которая ведет влево, под железнодорожный мост.
Такую сложно заметить, если не знаешь о ее существовании.
- Ну вот, - сказал Рентон, - здесь все и происходило у них.
Они обошли открытое место, и здесь всего лишь за пару метров над ними прогремел поезд. Справа от моста находилось трехэтажное викторианское сооружение из песчаника, которую украшала надпись: БЛЕНДФИЛД.
Это здание - первая часть крупного фармацевтического предприятия, там находятся офисы, где изучают спрос и налаживают связи с новыми клиентами. Другие сооружения, стоящие ближе к железнодорожным путям, не так популярны, они ограждены со всех сторон колючей проволокой. Рентон сразу замечает кучу камер наблюдения, охраняющих двор. Он также видит, что и Кайфолом делает то же: его огромные глаза бегали от окошка к окошку. Рабочие суетятся по двору туда-сюда, пожалуй, сейчас готовилась к работе новая смена.
По дороге Рентон решает озвучить, наконец, свои мысли:
- Это, наверное, то самое место, где Сикер и Свонни добывали тот первый героин, тот клевый беленький порошок. У Сикера здесь был свой человек, он к любому подберет ключики.
- Да Это все отсюда! - сказал Кайфолом, вздрагивая всем телом. - Давай с ним снова свяжемся!
Рентон игнорирует его просьбу, он только пытается собрать остальные части этого загадочного паззла. У Сикера и Лебедя было по своему «человеку», и те несчастные мудаки брали тогда на себя огромный риск, они ставили на кон все, так сильно их запугали эти двое. Но в любом случае, всему наступает конец: их «контакты» или сидят в тюрьме, или того хуже. На заводе каким-то образом разоблачили их темные дела и улучшили надежность своей охраны, чтобы оттуда вообще ничего нельзя было вынести, в том числе - их любимый беленький. Сейчас Лебедь и Сикер под давлением национальной финансовой пирамиды вынуждены завозить коричневый героин из Афганистана и Пакистана. Рентон заглянул через забор.
- Он там, внутри. Эта охуеннейшая штука на земле, чистейшее вещество, которое нам приходилось когда пробовать. Прямо за этими воротами, ограждениями и стенами.
- Но как мы туда доберемся? Попросим работников вынести нам героина? - насмешливо спрашивает Кайфолом.
Рентон снова его игнорирует, только продолжает свой блиц-марш по местности, заставляя Кайфолома ускорить шаг. Последний прослеживает по направлению движения своего друга и наконец понимает, что он затеял.
Этот мудак не может .... Нет, он на это не решится!
Но Рентон еще никогда не был таким серьезным. Логическая сторона его мозга уступила власти боли. Напряженные мышцы его тела, внутренняя дрожь его костей и кончики его рваных нервов кричали: ДА, ДА, ДА ...
Опиумная фабрика. От спирто-водочного завода ее отделяют только эти пути. И вот они идут мимо парковки для работников, осматривая сквозь большой забор самую потрясающую часть здания, украшенного разнообразными архитектурными экземплярами, присущими промышленным сооружениям: фабрика напоминала огромную серебряную коробку с большим количеством блестящих труб и переходов, некоторые из них просто объединяли между собой различные блоки, а некоторые уходили ввысь.
