Он проснулся в постели рядом с другим телом и задрожал. Это была Хейзел.

- Бля, который час? - неожиданно услышал он как бы со стороны свой хриплый, смутный голос.

Его следующая мысль: мы не трахались. Вообще. По крайней мере, это было невозможным. В течение трех недель он ширялся, как неистовый, продержавшись только восемь часов после того, как его выписали из реабилитационного центра Святого Монан. Дважды за все это время им удалось заняться привычным напряженным, неудовлетворительным сексом. Но это было более двух недель назад. Вообще моя жизнь в последнее время происходит по сценарию «кури, ширяйся, больше трахайся», который они с Кайфоломом придумали в ответ на надпись с одной чертовой футболки, которая встречалась в нашем районе на каждом шагу: «ешь, молись, люби».

Но она все еще с ним. Время от времени, иногда приносит еду, иногда - даже более предпочтителый парацетамол. С нежным трепетом он смотрит, как она спит: прекрасная, спокойная - никаких признаков страха, который преследует ее во время секса.

Он нюхает ее волосы. Их аромат сливается с менее приятными запахами от кровати, в котором часто спали вместе он, Кайфолом и Кочерыжка, устраиваясь двойным валетом, ногами к голове. Он догадывается, что Хейзел, вероятно, относится к нему, как к торчку, который в постели вообще ни на что не способен, а потому ничем ей не грозит. Он вспомнил тот ужасный разговор, когда она зашла к нему ночью, а он впервые после реабилитации был обдолбанный; наверное, если бы он был трезв, она бы никогда не осмелилась рассказать ему свою тайну.

- Секс мне неприятен. Дело не в тебе и не в парнях вообще ... Просто мой отец ... Он когда-то...

Он слушал, но ничего не слышал - ее голос доносился до него откуда-то издалека, будто через какой-то наркотический и психический глушитель. И он стал просто повторять ей виновато:

- Все в порядке. Извини меня...

- Дело не в тебе. Сам знаешь. Я пыталась научиться получать удовлетворение, но мне так и не удалось. К тому же я знаю, что ты с другими встречаешься.

- Да ... То есть, ну, не совсем, - сказал он, благодарный ей за это признание.

Она сделала из него какого-то коня, почти Кайфолома. Конечно, у него было больше девушек, чем, например, у бедного Кочерыжки. Он сразу подумал о Шарлин, ее мелких чертах лица, которые так хорошо контрастировали с ее пышным волосами. Затем о Фионе с ее постоянно жирным лбом, который он так любил. О том, как она превратилась в другого человека, когда он порвал с ней. О том, как он сильно боялся принять ту любовь, которую она ему готова была предложить.

Трусливый и никчемный.

- А что случилось между тобой и той девушкой из Абердина? Казалось, у вас все было серьезно.

- Ну, знаешь ... Наркотики, - соврал он. Трусливый и никчемный. - Она не разделяла со мной это мое новое увлечение.

Он заглянул в печальные зеленые глаза Хейзел. Странно, а раньше они всегда казались ему карими. Видимо, так случилось из-за ее пышных кудрей - она, вероятно, сразу на свет появилась с такой прекрасной копной темных волос, он мог только позавидовать. От этой внезапной мысли его чуть ли не вырвало, потому что он представил, как ее мама показывает новорожденного улыбающемуся отцу-извращенцу, а тот в ответ так трогательно: «Какие же у нее замечательные каштановые волосы! Назовем ее Хейзел». Рентон почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и быстро спросил:

- Почему тогда ты встречаешься со мной, ну, то есть почему гуляешь со всеми нами?

Сказав это, он любуется лучом света, который светит среди этих синих штор и играет теперь с ее волосами. Она прикрывает глаза и улыбается, демонстрируя мелкие зубки.

- Ты мне действительно нравишься, Марк, - отвечает она ему.

- Но как же я могу тебе нравиться, - растерянно говорит он, глядя на нее страдальчески и огорченно.

- Ты милый. Всегда таким был.

Это дало Рентону повод для размышлений, он понял тогда, что вовсе не важно, каким дерьмом ты себя чувствуешь, для некоторых эти глупые игры просто не существуют.

И поэтому в ту ночь он сказал ей: - Останься со мной. Я тебя не трону.

И она знала, что он сдержит свое обещание.

С тех пор большинство ночей они проводили в одной постели, наркоман и жертва инцеста, добровольные и призваные новобранцы в армии сексуально немощных. Только вместе им удавалось заснуть. Пожалуй, это тоже была своеобразная любовь, этого они наверняка не знали. Однако они точно знали, что их связывает тяжелая потребность близости друг к другу.

Рентон глубоко вдыхает. «Силвикрин», «Возен» или «Хэд-энд-Шолдерс»? Он вспоминает, очень сокрушаясь, как однажды попытался заставить ее принять героин. Он думал, что так у них появится что-то общее. Она категорически отказалась, и тогда он по-настоящему обиделся на нее. Но сейчас все изменилось. Теперь он никогда бы такого никому не пожелал.

Он нежно гладил ее волосы, наслаждаясь его невероятной шелковистостью. Он вспомнил тот день, когда впервые встретил Хейзел. Тогда они учились в средней школе, он был на год старше. Она постоянно ему улыбалась в коридорах, на детских площадках и улицах. Затем, через какого-то друга, который посещал с ним одни и те же занятия, подсунула ему записку:

Марк,

Будь моим парнем.

Хейзел ххх.

После этого она со своими одноклассницами заговорщицки хихикала каждый раз, когда он проходил мимо их компании. Его приятели начали смеяться и издеваться над ним. Все сразу решили, что они встречаются, что она - его подружка.

Тили-тили тесто, жених и невеста ...

Его это просто убивало, они же даже никогда не общались, так, парой слов перекинулись. Хейзел была тогда такой милой, хрупкой и крохотной девчонкой в смешных очках, которая в свои тринадцать выглядела на девять.

- Трахни уже ее, - угрожал ему Кайфолом, - или я сам это сделаю.

Но детская влюбленность прошла. Он не видел ее почти год. За это время она заметно изменилась в физическом плане: у нее выросла грудь, она познакомилась с макияжем, надела крутые очки, от которых у него сразу хуй вставал (контактные линзы появились позже). Ее ноги стали такими красивыми, что вся кровь его организма отливала от мозга и концентрировалась в члене. Но так же в ней появилось еще кое-что - дерзость, и казалось, ребята ее теперь вообще не интересовали. Вместо этого она искала друга. И они подружились. Они записывали друг другу музыку, ходили на концерты, стали эмоционально близкими, но, чтобы не было лишних вопросов, всем говорили, что встречаются. Они прошли вместе через вечеринки в честь восемнадцатилетния, свадьбы, похороны - и все это они посещали с одинаковым единодушием и неизменным недовольством. А эта ебаная дрянь, ее отец, взял и изнасиловал ее, еще маленькой девочкой. Узнав об этом, Рентон сразу позвонил Бэгби и попросил о помощи. Пожалуй, этому мудаку сейчас было очень, очень больно.

Рентон с трудом сполз с кровати. Хейзел все еще тихонько посапывала. Он схватил джинсы одним быстрым, бешеным движением и начал шарить в карманах, как полицейский во время обыска подозреваемого. Сначала выпадают мелкие монетки, затем - несколько смятых пятерок и турнирная таблица «Хиббс». Последним из кармана появляется сверток, от которого у него сразу улучшается настроение. Но потом он вдруг видит, что тот не просто пустой - он чистейший, почти вылизанный. Он снова смотрел на Хейзел: да, сейчас ему слишком плохо, чтобы быть другом хоть кому-то. Время искать героин.

Он надел свои лохмотья и пошел в гостиную, где под пуховым одеялом дрожал слабый Кайфолом, у которого на лице написано, что он так же страдает. По своей загадочной привычке, он не признает кровать и всегда спит на полу, положив голову на дырявое кресло-мешок, наполненный полистиролом, похожим на личинок, которые высыпаются прямо на коричневый коврик. Услышав шаги, Саймон Уильямсон мгновенно открывает глаза и вопит, умоляя о помощи:

- Позвони Сикеру еще раз!

- И повторится вчерашняя история, - с этими словами Рентон находит свою куртку, которая висит на ручке двери, и закутывается в нее, чтобы немного согреться. Электрический камин, который они приобрели сразу после того, как обрезали газ за неуплату, оставался включенным всю ночь и выбрасывал в морозную комнату сухой горячий воздух. Но он все равно дрожал.