Долгими часами я думаю о своей жизни, мысли мечутся с такой скоростью и силой, что я чувствую, что мой череп вот-вот лопнет. Том прав: у меня нет выбора. Надо выплескивать свои мысли, иначе они просто взорвутся. Я перехожу к страницам журнала и начинаю писать.

Меня просто спровоцировали: это случилось на станции Вейверли, в баре «Талисман». Мы с Джоанной, Бисти и Фионой все время пили, пока ехали в поезде из Лондона. Мы все чувствовали себя так, будто не могли поверить в то, что все кончено, что наше невероятное путешествие подходит к концу. Мы с Джоанной оставляем в поезде Бисти, который направляется в Абердин, и выходим на Вейверли. Они прощаются довольно сухим, целомудренным поцелуем, который очень сильно отличается от страстной сцены, которую устроили мы с Фионой в Ньюкасле.

Мы заходим в привокзального бара и выпиваем еще по рюмке. Джоанна расстроена, она говорит, что не хочет, чтобы кто-то узнал, что они с Бисти встречаются. Затем наш разговор возвращается в обычное напряженное и фундаментальное русло, в котором у представителей разных полов всегда начинаются споры. А потом по каким-то бешеному внутреннему импульсу я прошу у нее разрешения поцеловать ее, и вот мы уже вовсю лижемся. Мы оба уже на грани.

- Что нам теперь делать? - спрашивает она, настойчиво пялясь на меня. А я шепчу ей на ухо:

- Думаю, нам надо срочно переспать ...

Я чуть не кончил тогда от удовольствия, так мне хотелось трахнуть ее. И мы выходим из бара и идем вместе с героином (ее пакетик лежит в рюкзаке, мой - в старой сумке) до выхода из вокзала, потом идем по парку Келтон-Хилл, где уже зажгли все фонари. Впрочем, еще не так поздно - еще даже солнце не полностью скрылось за горизонтом.

Я только попрощался с Фионой, девушкой, которую безгранично люблю. А это будет просто обычный секс. Мы с Фионой никогда не брали на себя никаких обязательств, никогда не ставили друг другу каких-либо условий относительно нашей дальнейшей жизни. Мы никогда не обещали друг другу не встречаться с другими. Не хотели быть патетическими и буржуазными (я чувствую раболепный страх, когда пишу это слово; только ебаный ботан может придумать такое, но именно так я это чувствую). И мы с Джоанной молча поднимаемся по лестнице, оставляя по левую сторону высоченный монумент Дагелда Стюарта. Молодцеватый мудак в старинном прикиде проходит мимо нас, когда мы, наконец, замечаем впереди большой, фалосоподобный памятник Нельсону, который сразу напоминает мне о том, ради чего мы вообще сюда приперлись. У меня кружится голова, но мы все идем и идем, волоча за собой свой тяжелый багаж. Даже шагаем в ногу. Я разглядываю ее красные кроссовки, черные леггинсы, короткую рубашку и джинсовую куртку, наблюдаю за тем, как ее волосы лежат на плечах, мне даже нравятся ее резкие черты, ее грубоватый профиль. Эта ситуация казалась мне такой нереальной и призрачной, что я даже хочу убежать, как ребенок. Но, хотя она и выглядит такой холодной и чужой, я никогда не хотел трахаться так сильно, как сейчас. Огни автострады начинают потихоньку угасать. Следующий символ моих ощущений - это португальская артиллерия, которая будто обвиняет меня, когда мы приближаемся к памятнику Нельсону.

И зачем ему понадобился еще один, здесь? Он стоит прямо на верхушке того места, где люди несут бесконечную стражу демократии, на том месте, где раньше находился шотландский парламент. И, конечно, здесь также высечены соответствующие слова:

АНГЛИЯ ОТ КАЖДОГО ТРЕБУЕТ ИСПОЛНЕНИЯ ЕГО ОБЯЗАННОСТЕЙ. 

Мы останавливаемся, чтобы лучше рассмотреть этот монумент, но поражает нас разве что непостижимой и позорной степенью запущенности нашей Шотландии.

Джоанна противно сплевывает:

- Ненавижу это! Мы как бы ничто для них! Здесь, в своей собственной стране! А они получают все, что пожелают!

Меня раздражает ее злость на всех и вся: на меня, на себя самого, на весь мир.

Момент секса уже безнадежно упущен. Джоанна вдруг поворачивается ко мне и грубо целует в губы. Меня опять охватывает желание, и мы снова лижемся. Джоанна хорошо умеет целоваться.

- Давай, - нетерпеливо прошу я.

Почему-то мне кажется сначала, что она сейчас развернется и уйдет от меня, но она остается, и мы вдвоем идем к дальней части парка, из которой видно весь Солсбери.

Вдали мы видим густую поросль папоротника, которая нас вполне устраивает. Среди кустов, деревьев и папоротника просматривается небольшая полянка. Такой оазис для желающих потрахаться на лоне природы. Мы бросаем сумки на землю и устраиваемся на траве, будто собрались на пикник. Каким-то странным, деланно-скромным движением Джоанна стягивает с себя юбку. Над ее глазом я вижу тоненький шрам, которого никогда раньше не замечал. Затем притягиваю девушку к себе и крепко целую. Затем провожу по шраму языком и лижу ее лицо, как верный пес.

Она целует меня, прикусывая мою верхнюю губу. Моя рука забирается под ее футболку и нащупывает сиськи, она снимает с себя остальную одежду, расстегивает лифчик и предоставляет мне полную свободу. Я пользуюсь моментом и глажу ее маленькие, упругие сиськи, пока она расстегивает мне джинсы и достает мой член, нетерпеливо говоря:

- Давай трахнемся! Скорее, трахни меня!

Затем она прерывается и быстро расшнуровывает свою обувь. Я тоже стягиваю с себя кроссовки. Спрашиваю, лизали ей когда влагалище, на что она отвечает:

- Нет, а что, ты собираешься это сейчас со мной сделать?

А я ей в ответ:

- Да, бля, именно это я и собираюсь сделать ...

С этими словами я одним движением снимаю с нее трусики и спускаюсь к ее сладкому бархату. Мой язык погружается в ее вульву и начинает двигаться в ней туда-сюда. Я не был готов к такой дикой реакции, но она сразу застонала и завыла: - Я буду сосать твой член ... сосать, пока не протру ... До дыр не протру ...

И вот она уже устраивается на спине, опираясь на траву локтями, и я чувствую ее языка на своих висячих яйцах, а затем ее рот заключает в сладкие объятия мой член. Мы оба увлечены этим процессом, и я разглядываю кусты, чтобы как-то отвлечься от неимоверного напряжения, которое растет в моем теле. Вдруг она отталкивает мои бедра и отпускает моего члена, крепко впиваясь ногтями в мои ягодицы. По резким и лихорадочным движениям ее тела я понимаю, что она уже кончила, потому поворачиваюсь и начинаю трахать ее медленно, осторожно, потом жестче, и вот она кончает еще раз. «Артур-Сит» и скалы Солсбери надежно скрывают нас, поэтому мы не переживаем за прохожих или бегунов на дорожках у нашего притененного убежища. Мы верили, что клены и папоротники прикроют нас собой во время невероятного секса на фоне линии горизонта Эдинбурга. Мы стараемся не шуметь, но она стонет, как эпилептик, мне пришлось даже спросить, все ли с ней нормально, на что она покраснела и страстно прошептала:

- Ради Бога, не останавливайся ...

Она сказала это так, будто ненавидела себя за последний оргазм, потому что хотела отобрать все до последней капли от своего экстаза. В тот момент меня будто замкнуло, меня охватило удивительное чувство - я никогда не занимался сексом так отчаянно с такой распущенной телкой. Но я все еще не кончил, так я выхожу из этой неугомонной, переворачиваю ее и провожу членом по ее телу, развожу ее мягкие ягодицы, смачиваю слюной ее тугую дырочку и сую ей сначала палец, на один сустав, а затем и на два. Она молчит, ее сфинктер заключает мой палец в тесные объятия, и она на удивление спокойна, что мне показалось довольно диким - как правило, всякий раз, когда я пытался войти в девушек пальцем, они всегда противились. Я сообщаю ей, что собираюсь сделать, и начинаю вставлять свой член в ее задницу. Потребовалось немало времени, я двигался очень медленно, потихоньку дело шло. Я покусываю ее ухо и шею, любуюсь волосам, а она как закричит: - Довольно, хватит!

Эта девушка сильная, как тренер по боксу, и когда я понимаю, что дальше мне не протиснуться, мой ум взрывается от похоти, и я кончаю ей прямо в анус.