- Нет. Что?

- «Именно то, как ты общаешься со мной и как относишься ко мне, и есть суть нашей проблемы». Больше она мне ничего не сказала.

И снова он проводит большую часть ночи на моей кровати, наслаждаясь собственным монологом, будто он хочет оправдать все дерьмо, о котором мне рассказал. Через некоторое время я перестал совсем разбирать, что он несет, но вот в чем неожиданность - я не хочу, чтобы он уходил, потому что его голос странным образом успокаивает меня и помогает заснуть. Но несколько раз он хлопает мне по лицу, когда я погружаюсь в сон, поэтому я посылаю его на хуй. Но когда он идет в свою комнату, я опять не могу сомкнуть глаз.

Сколько еще продлится этот ебаный дождь? Кажется, так хуево мне за время здесь не было. Сколько можно смотреть на эти костлявая ветви, на котором пережидают дождь птицы, не имеющие теперь пути к небу? Сколько можно видеть ебаные облака, нависающие даже не над земной твердью - над всей твоей жизнью?

У меня депрессия. Чувствую, как Нил Армстронг, который гуляет по Луне в скафандре, оглядывается по сторонам через толстое стекло и видит всю Вселенную. Армстронг, Олдрин - все космонавты, кроме того третьего мудака, которого никто не знает и который прошел весь тот путь, но так и не выходил за пределы командного модуля - не понимаю, чего они вернулись обратно?

Завтрак: овсянка, тост, чай.

Медитация: трепетная, неконструктивная дрочка в моей комнате, сплошное разочарование.

Группа оценки прогресса: Молли обращается с Одри пассивно-агрессивно, сознательно заставляя ту чувствовать себя неудобно, не желая раскрываться перед нами.

- Мне просто жаль тебя, Одри, когда ты сидишь одна-одинешенька и как молчишь, я знаю, ты многое можешь нам рассказать, хотя сейчас и не рассказываешь ничего на групповых занятиях. Я вообще чувствую себя очень одинокой, потому что я - единственная девушка, которая выступает во время групповой терапии.

Одри обкусывает кожу вокруг ногтей.

Без комментариев.

Том медленно кивает и обращается к девушке: - Одри, как ты себя чувствуешь?

Она поворачивается к нему и уверенно говорит:

- Я заговорю тогда, когда сама того захочу, а не тогда, когда мне укажут другие.

Затем она вознаграждает стальным взглядом Молли. Та шокирована так же, как и мы, но сразу затыкается и корчится на своем стуле. О, как клево это видеть, какое наслаждение!

ОДРИ РУЛИТ!

Группа обсуждения зависимости: Молли Блум после психической атаки снова обрушилась на наш патриархат. В ее круг зрения попадают старые враги - Сикер и Лебедь.

- Как они могут быть членами нашей группы, когда распространяли наркотики? Если они растили в людях привычку - о, простите, зависимость от наркоты? - спрашивает она Тома.- Я этого не понимаю. Вообще не понимаю.

Они бесстрастно сидят на стульях, наслаждаясь ее гневом. Но меня уже утомила постоянная критика с ее стороны по отношению к нашим ребятам, которые действительно были когда-то дилерами. Что бы с нами произошло, если бы не они? Страшно подумать! Героин, героин, героин – как мы любим его! Это очищенное, белое дерьмо, которое мы так радостно принимали у Джонни! Он называл его китайским беленьким, хотя ни для кого из нас не было секретом, что его изготавливали значительно ближе к нашим краям, точно не на Востоке. Для меня это была любовь с первого взгляда, свадьба после первого поцелуя. Да, я люблю героин. Жизнь становится лучше, когда ты под кайфом.

- Наверное, дело в том, что наша зависимость нам всем чем-то нравится, - ввертываю я, вдруг испугавшись того, что я заговорил, как Том.

А он сразу добавляет:

- А разве природа вашего заболевания не такая?

- Это - не заболевание.

- Ладно, скорее состояние, - соглашается он, показывая пальцами мнимые «лапки» и наблюдая за нашими лицами, на которых четко написано «нам-похуй-как ты это называешь», - если вам удобнее пользоваться таким названием.

Он немного молчит, потом продолжает:

- Вообще-то цель нашего обсуждения - не медицинский аспект вашей зависимости.

Не могу удержаться и поднимаюсь на стуле с видом триумфатора, и все громко вздыхают от моей бестактной выходки.

Замечательное выступление, Рентон, думаю, Карзон еще долго корить себя за то, что допустил такую роковую ошибку.

Индивидуальная консультация: чувствовал хуево, а потому не выдал ничего «значимого». Том спросил меня о личных отношениях. Мне неудобно было рассказывать ему о своей семье, Фионе и Хейзел, поэтому я все время вяло болтал о Шарлин, описывая ее как «любовь всей моей жизни». Кажется, его очень смутил тот факт, что я назвал ее «профессиональной воровкой».

- Что тебе нравилось в ней?

- Волосы. Они были просто невероятные, настоящая сила природы. Еще у нее попа была хорошая, все при ней.

- А как насчет личных качеств?

- Мне нравился ее профессионализм. То, как она могла обокрасть любой магазин, легко обходя любого охранника. Все они были мужчинами возрастной категории тридцати пяти - сорока пяти лет, поведением они почему-то мне всегда напоминали воров-любителей. Перебирая товары, они стреляли глазами по покупателям, оценивали их одежду, а уже после того смотрели внимательно за их лицами и руками. Если ты одет просто, тревожный радар срабатывает у восьмидесяти процентов из этих ребят. Если ты одет бедно, на твоей одежде видны какие-то местные ярлыки - они глаз с тебя не сведут. А бренд, например, «Адидас» на шмотках всегда утоляет их недоверие. Шарлин всегда носила с собой в сумке за спиной теннисную ракетку, производя впечатление спортсменки. Она всегда делала заметный макияж, когда собиралась на «дело», поскольку это поднимало ее ставки от портовой попрошайки до молодой представительницы Консервативной партии. Как ей не нравился хлам, который я тогда носил!

«Ты похож на вора-торчка, Марк», - всегда говорила она.

Наблюдаю, как мышцы на лице Тома медленно ослабевают и опадают.

Признаю, мне до сих пор неясно, почему я стал употреблять героин. И я не согласен с тупой мыслью этого низменного неудачника о том, что это - болезнь.

НА САМОМ ДЕЛЕ, ЭТО - СМЕРТЕЛЬНОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ.

И я сам сделал это с собой. Пожалуй, глупо я тогда отказался от университета, возможно, сейчас я был бы уже помолвлен с какой-нибудь прекрасной девушкой. Да, можно, конечно, называть зависимость недомоганием, углубляться в медицинскую сущность этой проблемы, но теперь, когда я пережил детоксикацию, официально у меня больше нет физической зависимости от героина. Однако сейчас мне хочется этого дерьма, как никогда; мне хочется снова влиться в наше семейное наркоманское общество: хочу покупать, варить, ширяться и тусить вместе с другими человеческими подобиями. Хочу бродить по городу ночью, как вампир, отыскивая запущенные гнезда и заброшенные лачуги, обсуждать всякое дерьмо вместе с другими психически неуравновешенными типами. Как я мог выбрать этот вид деятельности, вместо любви милой девушки, походов в кино, общения с нормальными друзьями парой бокалов пива и игрой в футбол, ФУТБОЛ, ЕБАНЫЙ ФУТБОЛ вместе с корешами? Но таков был мой выбор. Моя психологическая зависимость сильна сейчас, как никогда. Героин разрушает мою жизнь, но он нужен мне.

Я не готов остановиться.

Но если я скажу это, собрав всю свою искренность в кулак, Тому или Амелии, игра будет окончена.

От нас уходит Лебедь: срок его заключения здесь кончился. Большинство из нас чувствуют облегчение, потому что этот мудак уже всех здесь заебал. Думаю, такой у него защитный механизм. Он чего-то боится: этот страх прячется где-то глубоко в его сердце, но он очень хорошо ощутим для всех нас. Ко мне он всегда хорошо относился, с тех пор, как мы вместе играли в футбол. Когда он заходит ко мне попрощаться, говорит, что хочет затариться опиумом и поехать в Таиланд.