— Четыреста семь. Четыреста семь лет назад. Неделимый помилуй… Погодите. Прошу прощения, дайте мне подумать. Подождите секундочку.

Ей… наверное, не следовало перебивать Хэйса, к тому же настолько невежливо; однако он слишком долго говорил о том, что она знала и так — а затем назвал числа.

Да-да-да, «существовали разные предположения», которые с разных сторон бились об иммунный к Разрывам Вековечный Монолит — который хранил систему Тронов, которую (то ли некими неизвестными методами, то ли одним своим присутствием) стабилизировали Создатели, которые давно ушли; Исход которых положил начало Новому Времени.

Помрачневшему и заполнившемуся пеплом почти четыре столетия спустя.

И магические исследования было решено перенести в небо — почти четыре столетия назад.

(И Разрывы следовали в первую очередь за людьми, но считалось, что им не под силу «взлететь», потому как они никогда не делали этого прежде — причина и следствие, разумеется, ну разумеется, но тогда почему?..).

— Почему они просто не сказали?! Архонты? Почему просто… не объяснили?

Хранители задали им вопрос, на который у них, оказывается, имелся внятный и крайне весомый ответ, так зачем устраивать-то — ночные интервенции?

Впрочем, он мог быть ложью; не исключено, что Хэйс лишь манипулировал совпадением — или искренне верил в то, что говорил, но манипулировали им самим…

Нет. Вряд ли. Не похоже: это глупо, какой смысл тогда в Куполе Безмолвия, удобная ложь ведь создаётся для того, чтобы её разносили; скрывают же обычно правду — но зачем было прибегать к туманному молчанию и насилию здесь? Соблаговоли Архонты черкнуть пару пояснительных строк, их приказ «а постройте-ка множество порталов на выход, будьте любезны» все принялись бы исполнять рьяно и с радостью; так на кой прах они на ровном месте усложнили жизнь и собственным Приближённым, и тем, в чьих интересах действовали?

— Во-первых, существовала вероятность, что им не поверят, — спокойно (будто бы его не затыкали — проклятье, неловко получилось) ответил Хэйс. А затем невесело усмехнулся: — Хотя это, как вы понимаете, самая незначительная из причин. Чтобы доказать свою правоту, их сильнейшествам было бы достаточно… не превентировать один из Разрывов.

Ага. Да — да, это бы доказало всё.

— Во-вторых, они хотели избежать паники и сопутствующих ей… разрушений и глупостей. Хранители Университетов — несомненно, умные люди: они, скорее всего, решили бы оставить ответ их сильнейшеств в тайне, однако всё тайное становится явным. Особенно когда в дело вовлечено огромное множество людей.

Что ж. Тоже по-своему резонно.

— И в-третьих…

И?..

И-и-и-и?

И-и-и-и-и-и?!

«Неделимый, да не спи же — что в-третьих-то?»

— В данном случае их сильнейшества действительно могли объяснить своё решение: у них были и возможность, и время. Но в другом случае того или другого — или и того, и другого — может не быть.

Под Куполом Безмолвия Хэйс словно бы… потеплел; ненамного, всего на пару-тройку градусов, но тем не менее: лицо его стало чуть подвижнее, руки — несколько расслабленнее, глаза — слегка добродушнее, а голос — капельку мягче.

Длилось это удивительное счастье недолго.

— Поверьте, эри, если все шестнадцать Архонтов смогли договориться и вынести единогласное решение, оно должно быть исполнено. И как можно скорее. Они… не могут позволить себе создать прецедент неподчинения Воле, которое сошло с рук.

Хм-м-м, разве? Интересное замечание, в контексте-то: история и практика ведь как раз показывали, что Архонты могут позволить себе — всё, что угодно.

Было бы желание.

— Что подводит меня к следующему вопросу, который я считаю… нужным вам разъяснить. Если их сильнейшества могут… скажем так, обойтись видимостью, они предпочитают так и поступать.

Голос Хэйса снова немного смягчился — на пару с глазами, но Иветте, несмотря на это и погоду поздней весны, почему-то на мгновение стало пронзительно, парализующе холодно; и что вообще означало «обойтись видимостью»…

— Вашим учителям ничто не угрожает, эри, и они — если захотят — вернутся в Университет по прошествии не более чем десяти лет. Хранители — включая Себастьяна Краусса — будут объявлены убитыми за неподчинение Воле Архонтов, однако не будут убиты на самом деле.

Но. А. Как. Тогда?..

— Им сменят внешности и имена, и они не смогут говорить правду о том, кем были прежде, но они будут жить — со всеми своими знаниями и умениями.

— Они будут жить?

Интересно, когда её голос успел охрипнуть?

— Да, эри. Они будут жить.

Смотрел Хэйс теплее, чем когда-либо прежде — смотреть на него Иветте хотелось меньше, чем когда-либо прежде, и потому она опустила голову и уставилась в чай.

Который наверняка остыл — недурно было бы вылить его на белоснежную ступень. Затем разбить чашку — о спасительную невидимую стену. А затем вцепиться в седые, заплетённые в косу волосы и начать трясти отмороженную башку, чтобы удавленный и брошенный на дно здравый смысл пришёл в себя и выплыл на поверхность.

Ох, как же недурно бы было. Разум бы бурно возрадовался, а сердце запело бы «Не возвращайся» Греты Лереи.

Чай действительно остыл — и на вкус стал отвратительным.

— У вас есть какие-нибудь вопросы, эри?

Да. Да, некоторые вопросы у неё имелись.

«И это нормально, по-твоему?», «А “мои учителя” провинились — чем?», «А ты сам хотел бы “продолжать жить”, не имея возможности рассказать о своём прошлом?», «А с семьями, возлюбленными, друзьями и прочими близкими Хранителей что делать будем?», «О них им следует забыть, как и о своей работе?», «А если кто-то узнает знакомого — хотя бы по научным интересам?», «Их что, тоже следует похоронить?», «Тебе не кажется, что решение твоих повелителей адекватностью даже не пахнет?»…

…«Ты ведь понимаешь, что если бы я могла, я разнесла бы твои слова — по всей Анкале?»…

С разумными, приличными и не самоубийственными, правда, было — тяжеловато.

— Я… правильно понимаю, что угрожают Разрывы пока что только Оренвайе?

— Да, но процесс появления Разрывов кумулятивен. У Каденвера в запасе — не больше половины столетия.

И ужасающе гнусно, отвратительно эгоистично, наверное, было чувствовать облегчение, но что поделать: Иветта Герарди являлась — всего лишь человеком.

Обыкновенной безголовой девушкой двадцати семи лет.

— А чьи Приближённые контролируют Оренвайю?

— Ярости. А, позвольте полюбопытствовать, почему вы спрашиваете?

— Просто так.

Ярость — один из самых густонаселённых Оплотов, занимающийся изобразительным искусством, потому что… По той же причине, по которой Оплот Любви отвечал за музыку, а Страха — за литературу: потому что, вот почему.

Что ж. Оренвайю было, кому спасать, если Архонты вдруг не смогут что-либо превентировать, и это радовало — это несколько… утешало.

— И когда закончится ваше… интернирование?

— Ориентировочно — к концу нынешнего учебного года.

То есть в Иере. Через семь с половиной месяцев.

Не так уж и долго — спасибо и на том.

Иветта продолжила смотреть в чашку молча — у неё больше не имелось вопросов, которые можно было задать вслух, однако оставлять её в покое никто не собирался:

— Мы не враги вам, эри Герарди. Я сожалею, что всё так получилось. И также сожалею, что мы напугали вас больше, чем это было необходимо. Я признаю, что справился с ситуацией с абортирующими не лучшим образом — и приношу свои искренние извинения.

Интересно, существовала ли какая-нибудь премия за «Самые выдающиеся формулировки»? Если да, то вручить её следовало Этельберту Хэйсу — Приближённому Печали, Хранителю Каденвера; Отмороженному Насквозь Слуге, Который Был Вынужден Пугать Больше, Чем Необходимо, Потому Что Его Повелитель Не Мог Себе Позволить Создать Прецедент.

Какие там существуют вежливые и обтекаемые ответы?..