И вот однажды — докаталась.

Был уже поздний вечер, когда семнадцатилетний мальчик Сёма, к которому она доверчиво подсела, вдруг круто изменил общий маршрут и на фоне тьмы и мотоциклетного рёва незаметно рванул в сторону и погнал свою зверь-машину куда-то в ночь, подальше от посёлка и его огней. Никто в общей суматохе не обратил на это внимания, а Зина и сама не сразу поняла, к чему клонится дело. Сообразила, лишь когда оказалась в стоге сена…

Напомню, что тогда ей только исполнилось тринадцать. А Сёме было семнадцать. Причём, и по роже, и по разговору любому наблюдателю было бы с первой же секунды ясно, что это — дегенерат, родившийся от столь же ублюдочных алкашей-родителей.

Надо было думать, прежде чем садиться на мотоцикл с таким выродком!

Не подумала. А о том, что собственные внешние данные у неё не совсем обыкновенные и бросаются в глаза всем без разбору — и умным, и дуракам— в те далёкие времена даже и не догадывалась.

Возня длилась очень долго — до трёх часов ночи. Временами схватка утихала и сменялась разговором «по-хорошему», а временами всё возобновлялось с прежнею силою. Несколько раз Зина делала попытки вырваться и убежать. Но каждый раз — тщетно…

Как бы там ни было, но Зина так и не далась придурковатому Сёме. Уже давно догадалась она вынуть из волос заколку и держала её в правой руке в ожидании нужного момента, готовая воткнуть её своему врагу куда угодно — хоть бы даже и в глаз. И такой момент настал: Зина услышала, что рядом по дороге впервые за эти несколько часов проезжает что-то спасительное и с мотором. На какое-то время враг приподнял голову, чтобы посмотреть, что там такое едет и нет ли для него в том какой опасности, и ослабил хватку. Зина что было сил всадила ему свою заколку в горло и вырвалась. И побежала. И чуть не попала под колёса надвигающегося грузовика. Между тем, её удар в горло был эффективным лишь на короткое время; придурок всё-таки нашёл в себе силы очухаться и кинуться за нею следом. Но в свете фар остановившейся машины он не осмелился наброситься на девочку, а увидевши, что её сажают в кабину, и вовсе — трусливо свалил в темноту и растворился в ней.

Зина благополучно вернулась к бабушке и тёте, которые всё это время глаз не смыкали от волнения и встретили её оборванную и исцарапанную слезами радости.

Но вечером следующего дня история с недоразвитым Сёмой вдруг возымела неожиданное продолжение: недоразвитый подъехал на мотоцикле к калитке и как ни в чём не бывало спросил у Зининой бабушки, скоро ли Зина выйдет погулять. Бабушка, схватив первый попавшийся дрын, стремительно выскочила из-за калитки на улицу и нанесла непонятливому и доверчивому Сёме несколько весьма чувствительных ударов по голове, по спине, по рёбрам и по прочим местам, опрокинув его при этом на землю вместе с мотоциклом и заливая всё это кровью придурка…

С этих пор интерес Зины к любви и ко всем подробностям, которые кроются за этим многообещающим словом, заметно поубавился. Более того: она даже стала испытывать какое-то безотчётное отвращение, а пожалуй даже, что и страх к взрослым мальчикам и вообще к мужчинам: то они какие-то чересчур уж мускулистые, то слишком от них потом прёт, то очень уж омерзительно волосы у них растут на груди или даже на спине…

Результатом этого было то, что к десятому классу, когда почти все её одноклассницы уже расстались с невинностью, она всё ещё не перешла в новое качество, а когда однажды в тёмное время суток и на глухой улице на неё накинулся какой-то маньяк, Зина выхватила железный прутик, который держала при себе на всякий случай, и без малейших колебаний и без последующего раскаяния перевела маньяка из категории физически здоровых и сильных людей в категорию пожизненно нетрудоспособных инвалидов, просящих милостыню под церковью или в подземном переходе.

Урок, который когда-то дала ей бабушка, не прошёл даром!

Десять школьных лет, а с ними и самый последний учебный год уже приближались к своему концу, а Зина и тот самый Андрей, что из класса «Б», всё ещё не были знакомы друг с другом. И даже более того: не знали друг друга в лицо. И это — проучившись десять лет в одной и той же школе!

Зина Зинченко все десять лет училась в классе с буквой «А», а Андрей Краславин — все десять лет провёл в классе с буквой «Б». А классы в те времена были большими — не меньше сорока человек в каждом, а связи между классами были слабыми и случайными. Особенно же при глупейшей «кабинетной системе», когда дети фактически не имеют своего собственного классного пристанища, а перекочёвывают на переменах из кабинета, допустим, русского языка в кабинет, допустим, математики, как будто это и в самом деле какие-то учебные лаборатории, а не самые обычные комнаты с голыми стенами и совсем без ничего… Вот так оно всё и вышло. Словно бы какая-то сила тщательно уберегала Зину и Андрея от встречи друг с другом.

Или: приберегала. Как сюрприз. И вот — час пробил!

Понятное дело, что все эти десять лет они ходили по школе не с завязанными глазами и неисчислимое количество раз видели друг друга.

Но — не замечали, не находили важных признаков, по которым бы можно было выделить человека из общей громадной и безликой массы.

Первого мая 1976-го года они впервые по-настоящему осознанно встретились и познакомились. И было это совсем не в их школе. И даже не в том районе города Ростова-на-Дону, где она находится.

Одна из Зининых подружек решила закатить вечеринку лишь формально по случаю первомайского дня солидарности трудящихся, а на самом-то деле — по случаю предстоящего окончания десятилетки.

А если уж быть совсем точным, то — по случаю выбора женихов, который пора бы уже и устроить, пока этих самых женихов не расхватали другие более шустрые девчонки.

Ну а чтобы было из кого выбирать, нужно, чтобы и выбор женихов был побогаче. И тут нужен размах. Чтоб не просто женихи, а чтоб — ярмарка женихов! А такая ярмарка в простой городской квартире не поместится. Тут явно нужна дача. А она и была.

И были на этой даче парни и девушки из всех пяти параллельных десятых классов. Но, конечно, не все подряд, а лишь самые достойные, человек этак с полсотни — тщательно кем-то неведомым и невидимым отобранные и приглашённые затем якобы от имени той самой девочки, чьим родителям принадлежал роскошный особняк в живописном пригороде Ростова.

Итак, вся орава дружно примчалась на электричке, все прекрасно расположились в огромном доме, и уже веселье было в полном разгаре, когда на горизонте появился некий опоздавший молодой человек, который добирался до этих мест на каком-то другом транспорте, а не на электричке, как все; он сильно заблудился в этой гористой и даже скалистой местности, пойдя не в ту сторону, и вот наконец по звукам музыки догадался, куда нужно двигаться. И — пришёл!

Появление высокого и красивого семнадцатилетнего молодого человека вызвало всеобщий восторг, а среди девчачьей половины присутствующих — так даже и визг.

— Дрон! Дрон пришёл!..

— Где ты так долго был, Дрон?

Дрон весьма картинно поздоровался со всеми присутствующими, прервавшими по такому случаю все свои прежние занятия: «Общий привет!» и — руки со сцепленными пальцами, высоко поднятые над головою и потрясаемые там, словно бы это был знаменитый боксёр, который вышел на ринг, предвкушая неизбежную победу. Затем он коротко, но с юмором объяснил, почему и как он опоздал, а затем деловито и с достоинством стал рассматривать собравшихся.

Со всеми мальчиками — знакомыми и незнакомыми — он перездоровался за руку, а к девочкам подходил к каждой и задумчиво и даже как-то деловито бубнил сам себе под нос: «Эту знаю, эту знаю, а эту — не знаю!.. Эту знаю, а эту — тоже не знаю!.. Непорядок!..»