— Как? Мы хотели предложить вам отужинать!..

— Думаю, это необязательно. Всего хорошего! — И Хилл направился к выходу. Закатное солнце сквозь окна отбрасывало длинную тень от его фигуры.

Геруд обернулся к рабочим.

— Всем разойтись, — тихо сказал он. — Пошли прочь, ну! — Коул собрался было ускользнуть вместе со всеми, но на его плечо легла тяжёлая рука.

— А вы, Тринад… Коулден, — проговорил Геруд с лёгкой улыбкой, — пройдёмте-ка в мой кабинет.

— Мастер управитель?..

— Я сказал, пройдёмте. — И от тона, каким это было сказано, Коул вздрогнул.

Рин проводил друга и управителя тревожным взглядом. Помедлил — а потом, будто решившись, бросился к выходу. За день он успел запомнить путь по коридорам.

— Стойте! — Он догнал инспектора на проходной. — Мастер Хилл! Подождите!..

— Что случилось, дружок? — обернулся хронист.

Вместе с Герудом Коул поднялся по скрипучей железной лестнице. У дверей кабинета мальчишка замешкался было, но управитель сам отворил перед ним дверь — перед ним, Коулом! — и жестом велел зайти. Пропустив уборщика, Геруд молча затворил за собой дверь…

И, резко развернувшись, с размаху ударил Коула по лицу.

В мыслях парень был готов к выговору, штрафу, даже и к трёпке — но не ждал, что толстяк будет столь проворен. И не успел вовремя отпрянуть. От пощёчины мир перед глазами взорвался, Коула отбросило к столу. Тут же волосатая лапища сгребла его за ворот и повалила спиной на столешницу, на разбросанные бумаги. Геруд навис над ним горой: усы вздыбились над оскаленными зубами, глаза налились бешенством.

— Ты что себе позволяешь, сучёныш? — прохрипел он. — Вот так позорить меня перед мастером инспектором? Ты кем себя возомнил?!?

— Я… не в-ви… — Коул хватанул губами воздух. — Не виноват…

— Что? ЧТО?!?

— Не виноват… что ваш "главный механик"… станков не знает… — выдавил мальчишка. Надувшееся багровой злостью лицо Геруда перекосилось. Управитель тряхнул Коула так, что тот приложился затылком о столешницу, и швырнул на пол. Только мальчишка поднялся на четвереньки, как страшный удар подкованного башмака в бок вышиб из него дыхание и заставил скорчиться на ковре.

— Ты посмел своевольничать перед инспектором, — прорычал Геруд, подступив вплотную. — Заставил его у-сом-нить-ся в том, что я умею распоряжаться кадрами! Ты нагло дис-керд… дис-крети… ОПОЗОРИЛ меня — и смеешь говорить, будто не виноват?!? Что, метишь на место главного механика?

— Ник-куда я не… аагх! — Новый удар сапога пришёлся Коулу в грудь и опрокинул на пол. Управитель перешагнул на него и схватил с доски на стене наградную трость. Тяжёлую, чёрного дерева, с бронзовым набалдашником в виде орлиной головы.

— Врё-ошь, — опасно-тихим голосом проговорил он. Коул приподнялся на локте и тщетно пытался вдохнуть — грудь сковало болью, на глазах выступили слёзы. — Я знаю, это всё проклятый заговор. Они давно под меня копают! Хотят отобрать у меня мой завод, мою жизнь!

В дверь постучали, потом ещё раз. Но распалённый Геруд не обратил внимания, а Коул просто не расслышал: голова шла кругом, а уши будто залило водой.

— Ну так нет же! — рявкнул Геруд. — Никто не смеет мне перечить! И, в особенности, такая мелкая гнусь, как ТЫ!.. — Он размахнулся и огрел Коула тростью по спине. Мальчишка дёрнулся, поднял руку в попытке защититься — следующий удар пришёлся по руке, и Коул закричал от боли. — Как ты! Как ты!!! — хрипел управитель, осыпая его ударами.

Дверь в кабинет затряслась от стука. Потом замок щёлкнул сам по себе, дверь распахнулась.

— Мастер Геруд! — Сквозь пелену в глазах Коул разглядел на пороге смутный силуэт. — Мне сообщили, что… Геруд!!!

Управитель вновь замахнулся — но удар повис в воздухе: инспектор Хилл метнулся вперёд и перехватил трость за древко. Геруд не успел опомниться, а хронист уже вырвал трость из его пальцев и отшвырнул в сторону. Ослеплённый яростью, толстяк с рёвом размахнулся и ударил кулаком…

То, что случилось дальше, заставило Коула подумать, будто он слишком сильно получил по голове. Хилл не отскочил, даже не отклонился, а словно бы РАЗМАЗАЛСЯ по воздуху и возник уже за спиной Геруда: тот по инерции пробежал несколько шагов и врезался в стену — грамоты в рамках попадали на пол, зазвенело стекло. С сопением и хрипом Геруд развернулся и кинулся на хрониста. Хилл ловко уклонился от удара, поднырнул под его руку… Толстяк с вытаращенными глазами красиво взмыл в воздух, перевернувшись так, что каблуки на миг уставились в потолок — и всей тушей грохнулся о пол с такой силищей, что тяжёлый стол подпрыгнул на месте.

В кабинете настала тишина. Геруд, пыхтя, ворочался на полу. Вот он приподнялся и потянулся за тростью, но его руку придавил начищенный ботинок. Управитель поднял глаза на Хилла — и вмиг побледнел. До него наконец-то дошло, что он натворил.

— А-аах!.. — сипло пискнул он. — В-ва-ваша высотакоч… высокоточ… вы всё неправильно поняли! Я-я могу объяснить…

— "Дисциплинарные меры", Геруд? — процедил Хилл. В голосе его стыла ярость. — Избивать в кровь беззащитных детей — это ты называешь "кадровой политикой", ты, жирный подонок?! Это твоя "дисциплина"? — Геруд выпучил глаза, но не посмел даже охнуть. Никто и никогда ещё не называл его "жирным подонком".

Отвернувшись от толстяка, Хилл склонился над Коулом.

— Эй, парень! Как тебя, Колвин, да?.. Встать можешь?

— Коул…ден, — выдохнул Коул. — Сейчас… — Он попытался подняться, но кабинет закружился перед глазами, и пол мягко ткнулся в щёку. Хилл выругался, потом наклонился и подхватил его под мышки. Коул обхватил инспектора за пояс — ноги едва слушались. Так, держась друг за друга, они и покинули кабинет.

— Коул! — Навстречу бросился Рин. — Ох, Вечный! Когда Геруд тебя увёл, я-я подумал… позвал хрониста… — Он вдруг всхлипнул. Коул попытался ободряюще усмехнуться, но распухшие губы не слушались.

— Ну-ка! — Хилл задрал на нём рубашку и быстро ощупал бока, живот. Когда нажал посильнее, полыхнуло такой болью, что Коул вскрикнул сквозь зубы. — Похоже, ребро сломано. По голове бил?

— Немно… — Коула шатнуло, и инспектор поддержал его, а под другую руку поспешно подхватил Рин.

— Понятно, значит, бил, — процедил хронист. — В больницу, сейчас же.

Коул плохо запомнил, как его вели по коридорам. У выхода всё так же ждал хоромобиль; Хилл помог Рину усадить друга на заднее сиденье, и сам сел рядом.

— В больницу!

— В какую? — уточнил шофёр.

— В хорошую. Живо!

Потом была стремительная езда по городским улицам. Коул не мог смотреть по сторонам, от мелькавших за окнами видов кружилась голова. Его то и дело кренило вперёд, и Рин обхватывал его за плечи, и что-то испуганно бормотал… На резком повороте Коула замутило особенно сильно.

— Тормози! — Хронист распахнул дверцу, Коул свесился наружу, и его вырвало на брусчатку. — Ну, ну, всё хорошо. Держи. — Мальчишка утёр губы протянутым платком, и сквозь слёзы взглянул на Хилла. Инспектор смотрел хмуро и понимающе.

— Мне жаль, что так вышло, — зачем-то сказал он. Коул вяло удивился: он-то тут при чём?

Скоро машина подъехала к трёхэтажному зданию из жёлтого кирпича, которое подковой охватывало небольшую площадь. Больница Бессмертной Алессии. Посреди площади, на постаменте в окружении клумб, высилась бронзовая статуя.

Коул выбрался из хоромобиля, и тотчас опёрся на крыло — закружилась голова. Он поднял взгляд на статую, сверкавшую в лучах закатного солнца: та изображала женщину, держащую за руку ребёнка — может, саму Алессию. Что-то в статуе показалось Коулу неправильным, но что именно, не было сил думать…Табличка на постаменте гласила:

«А достаточно ли ты человек, чтобы иметь право на ребёнка?

Вечный, кн. 2, цт. 142»

— Давай, парень, пойдём!

* * *

— Понятно. — Молодой, пухлый врач в белом халате и с оранжевым платком на шее, разглядывал бок Коула через закреплённую в зажимах пластину хронированного стекла с искристыми блёстками. Стекло позволяло видеть сквозь мягкие ткани, и рёбра с позвонками отчётливо белели через лёгкую дымку кожи и мышц.