Фаворит Елены Глинской, второй жены великого князя Василия III, матери будущего Ивана Грозного. Под конец ее правления был главным советником правительницы. В 1538 правительница скоропостижно умерла, как выяснено уже в наше время, – от отравления ртутью. На седьмой день после её смерти были схвачены Иван Телепнев-Овчина-Оболенский и сестра его Аграфена. Овчина-Телепнев-Оболенский умер в заключении от недостатка пищи и тяжести оков. Предположительно князь являлся отцом будущего царя Ивана IV.
Князь Андрей Михайлович Шуйский Честокол. Склочник. 1543 Чванство в России – великая сила, если держаться своей конуры. Что же за муха тебя укусила, нешто Литва безопасней Угры? Ни от кого не укроешь измены, нечего плакать, скулить и стращать; зря полагаешь ты, что у Елены есть настроенье кого-то прощать. Ты ль не знаток политических ягод, ты ль не игрок, и не ты ль потому славой взлетал то на месяц, то на год и регулярно садился в тюрьму. Лыком тиуны царицы не шиты, с Глинской не справишься, как ни хитри. Сколько в Литву втихаря ни спеши ты, но посиди-ка ты годика три. Налиты злобой, потянутся тяжко годы в темнице впустую, зазря; сдохнет царица, а следом Ивашка, но не учтешь ты мальчишку царя. Каждый торгуется, каждый шпионит, мелким изветом Москву забомбя. Псков голосит или Новгород стонет, — всякий копает, милок, под тебя. Все, что найдешь, волоки в теремочек, с грохотом сталкивай лбы воевод, думай, что царь – безобидный щеночек, только царю-то – тринадцатый год. К трону почти, ну почти подползая, веруй, что долгой окажется жисть, — но изготовилось свора борзая, чтобы тебя по команде загрызть. Пламя никак не удержишь в щепотях, злобу цареву – поди усмири, будешь валяться в кремлевских воротех, взяша тебя и убиша псари. Степь ледяная окрасилась в сурик, черная кровь закипела в котле, — княжит Иван или царствует Рюрик, — бедной давно безразлично земле. Сон прибывает, пурга завывает, век наступающий гол как сокол, — и еженощно палач забивает в гроб Честокола осиновый кол. Дед царя Василия Шуйского. Дважды вместе с братом Иваном намеревался сделать карьеру («отъехать») у князя Юрия Дмитровского… По приказу Елены Глинской в 1534 году брошен в тюрьму и освобождён лишь после её смерти. Наместник Новгорода, позднее Пскова. Вернувшись в Москву, возглавил борьбу за влияние при дворе. После смерти и убийства Ивана Бельского встал во главе боярского правительства в мае 1542 года. Принято считать, что «потакал всем низменным страстям Иоанна». В сентябре следующего года Андрей Шуйский и его единомышленники на глазах 13-летнего великого князя Ивана Васильевича избили боярина Федора Воронцова. 29.12.1543 Иоанн Васильевич собрал бояр и объявил им о хищениях и «неправдах», творимых Шуйскими, но заявил, что казнит только одного князя Андрея, которого приказал схватить псарям, и собаки растерзали его. Протопоп Сильвестр Домострой. 1560 Лапшу и котлому готовит Домострой, ориентируясь на правила реестра, расписывает пост и ладит пир горой возвышенная мысль священника Сильвестра. При этом знать дает, сколь неполезна дурь, что тело требует, а что угодно Богу, народу черному твердит рецепты тюрь и собирать велит крапиву на вологу. Хоть древен сей закон, зато для всех людей, в нем важно правило, заметим мимоходом, на стол бы меньше двух не ставить лебедей, и по два сухаря оставить нищебродам. Священник списком яств потомству насолил, чревоугодия не ведавший по жизни, при том что в мясоед зело благоволил к юрме и стерляди, мозгам и головизне. Он лишь предписывал заботу и уход, чтоб не пустела клеть, и наполнялся улей, чтоб сад плодоносил, сверкая, что ни год, можайским яблоком и драгоценной дулей. Ничто не кончилось, – не кончится и впредь, подумай, рассуди в терпении смиренном: удержат на плаву, дадут не помереть капуста, огурцы, горох и редька с хреном. Да хрена ли роптать? Смотри, дружок, не спять, что пост, что мясоед, – и то, и то неплохо. Там, где растет горох, – он вырастет опять, так в мире повелось со дней царя Гороха. «Домострой», насколько можно понять, единоличным творением протопопа Сильвестра не является. Однако по меньшей мере одну версию, дополненную знаменитой 64-й главой, он определенно редактировал. Об этой главе – «Письме сыну Анфиму» – следующее стихотворение. Наставление Анфиму 1565 Павлину, журавлю, птенцу струфокамила дано бокалом плыть на царское застолье. Давно доказано: что дорого, то мило, а что наоборот, – доказано тем боле. Анфим, утешься ты простым грибом вареным, лебяжье крылышко обгладывай в сторонке, и к родичам не лезь волчищем разъяренным за то, что в прошлый пир пропали две солонки. Коль отобедали, Анфим, избу проветри, гостей не уличай во многих злополучьях, зане обожрались любители осетрий в шафранном соусе, а также ксеней щучьих. В людскую отошли богату кулебяку, содей трапéзу там и радостну, и сочну, а восходить к жене в ночь можешь не во всяку, лишь в понедельничну, равно и в четверточну. Поварню соблюдай во неизменном благе, не то содеются в единый день поганы братины, мерники, чумички и корчаги, корцы, ставцы, ковши, извары и кумганы. Коль нечто укупил, то в торге будь смиренек, и с лютым должником не обращайся злостно, но привечай его и дожидайся денег, как светлых праздников мы ждем великопостно. Но ежели, Анфим, ты не мудрее бревен, и разорить себя позволишь, как разиню, — то, значит, грешен ты, и потому виновен. А дальше думай сам; я ж ныне зааминю. |
