И позади мѣста урежаетъ потсокольничей, и велитъ поставить столъ и покрыть ковром, и с начальными сокольниками на столъ кладетъ и урежаетъ наряды птичьи нововыборного и нововыбранного нарядъ. И уставляетъ птицы нововыбранного около стола в рядовомъ наряде. А держатъ ихъ всѣх статей рядовые сокольники 2-е по росписи: I статьи, Парфенья Яковлева, сына Таболина<…> «Книга, глаголемая Урядник: новое положение и устроение сокольничьего пути». Царь Алексей Михайлович пишет: «Ходили мы тешиться с челигами, а с кречеты посылали в Тверские поля сокольников, Парфения Тоболина с товарищи, и в Тверских полях Парфеньевы статьи кречет Нечай добыл коршака…» Самое первое упоминание о деревне, находившейся рядом с погостом Николо-Гнилуши, и носившей название Хомьяново, относятся к середине XVI века. В писцовых книгах Московского государства 1577 года говорится так: «за Марьей Крымовой женой Тоболина, вотчина д. Хомьяново, в устье р. Сетовки». По приправочным книгам 1578 года деревня числилась, как старая вотчина Тоболиных. <…> Через сто лет деревня Хомьяново продолжала оставаться во владении Тоболиных. В 1670 году ею владел Парфений Яковлевич Тоболин. …9 ноября 1729. Его Царское величество возвратился сюда с охоты в полном здравии. Он очень высок и силен для своих лет. <…>. 12 января 1730 г. С прошлого четверга Его Царское величество заболел и опасаются, как бы у него не открылась оспа. Ходят даже слухи, будто она уже и обозначилась. Москва, 19 января 1730 г. <…> Позвольте уведомить ваше превосходительство, что Его Царское величество скончался 8 января между двенадцатью и часом утра. Томас Уорд Князь Юрий Барятинский Бог войны. 1671 Не был мягок особо и не был жесток, но по жизни носим, будто ветром полова, то на юг до Олешни, а то на восток, то на север, до самого города Шклова. Не тревожил Москву никакой хохлован, но отправили князя прищучить холопа, ибо рыпаться начал предатель Иван, славозвисный Выговский, герой Конотопа. Впрочем, этот убрался от Киева геть, но войною на Киев полез голоштанник, Костянтин, горе-гетман, сплошная камедь: то ли брат, то ли уйчич, а может, племянник. Это был и не то чтобы полный кретин, но никак не годился на роль воеводы, так что шустро от князя сбежал Костянтин, побросав буздыган и другие клейноды. Но случился под Чудновым полный звездец, улыбнулась фортуна предателям-братцам. Приказал Шереметьев, не лучший боец, вскинуть лапки и Киев оставить поляцам. Князь ответил: «Я сам разберусь в старшинстве, никому не давать бы подобных советов. Я царю присягал, ну, а царь на Москве: я не вижу в упор никаких Шереметов!» Обе стороны льют на противника грязь: не убивши гадюку, а разве что ранив, в перспективе выходит, что попросту князь недостаточно скальпов содрал с хохлованив. Ну, с поляками ясно, с хохлами – почти; все подробности тут приводить не рискую, только князю пришлось по кривому пути снаряжаться опять на толпу воровскую. Бивший гетманов разных и всяких Сапег, князь опять оказался в бою безотказен: был из Разина, видно, поганый стратег, и продул, все что мог, незадачливый Разин. Только службы, не более, требует царь. На хоругвях победу московскую выткав, князь недолго возился со скопищем харь, и всего за полгода добил недобитков. Слава быстро проходит, судьба такова: в палачи попадешь, изловив горлопана; в Оружейной палате лежит булава, и куда-то засунули череп Степана. Обреченный чинить раздираемый строй, полководец, заступник и божий ходатай, — удалился в века неудобный герой, из российских анналов бездарно изъятый. Безразличие истину тянет ко дну, справедливости нет, хоть признаться и тяжко, — от того, кто спасал эту дуру-страну, не желает отстать клевета-неваляшка. Юрий Крижанич в Тобольске 1672 Кто в былое стреляет из малой пистоли, на того из грядущего смотрит пищаль. Ты на хвост не насыплешь минувшему соли, глядя в прошлое, острые зубы не скаль. Царь меняет к обеду за ферязью ферязь, остывает пирог, выдыхается хмель, а Крижанич, в Тобольск упеченный за ересь, рассуждает о воинствах русских земель. Спит Европа, беды на себе не изведав, не боясь самопалов, мортир и фузей, хоть противиться даже войскам самоедов не сумели бы ратники прусских князей. Описания медленным движутся ходом, не спешит никого осуждать униат, — не любое оружье годится народам, но потребны дамаск, аль-фаранд и булат. Вот на них-то и ставят в боях государи, сколь ни дорого, но покупай, не мудри, будет поздно, боец, вспоминать о кончаре, в час, когда над тобой засвистят кибири. О штанах и о шапках заботиться надо, и о множестве самых различных одёж — ибо мало бойцов погибает от глада, но от хлада любой пропадет ни за грош. Познаются уроки на собственной шкуре, ключ грядущих удач не лежит в сундуке. …Пишет книгу свою рассудительный Юрий на понятном ему одному языке. Бедолагам всегда не хватает обола, и уж вовсе не стоит пускаться в бега, — крепко узника держат низовья Тобола, снеговые луга и глухая тайга. Только в ссылке и можно работать в охотку, сочинять, суеты избегая мирской, там не надо садиться в харонову лодку, что плывет в океан ледяною рекой. Потерпи, и однажды помрет истязатель, семь с полтиной – не больно-то страшный удел, где была бы Россия, когда бы писатель не скитался по ссылкам, в тюрьме не сидел? Что за странная нота звучит, как звучала, что за долгие ночи и краткие дни? Может, вовсе и нет ни конца, ни начала? Может, только и есть, что одни лишь они? |
