Представитель семьи Лермонт (Learmonth) Георг (Деорса) Лермонт, попавший в плен к русским в 1613 году, принявший православие и оставшийся на русской службе под именем Юрия Андреевича, происходил из равнинного (лоулендерского) клана, так что, будучи кельтом, собственно гэлом (хайлендером) может считаться с натяжкой. Однако именно таковым считал его прямой потомок в восьмом поколении – Михаил Юрьевич Лермонтов. Родословная между ними восстановлена полностью. Дружина Огарков Наглость второе счастье. 1635 В России склочнику живется слаще всех. От куманька сего не ожидай подарков. Терпенье долгое – почти всегда успех, но думать не моги, – уступит ли Огарков. …Всё сорвалось. Москва опять подымет вой, да только хоть стращай пожаром, хоть потопом, ни хлеб с ножа, ни меч над дурьей головой мунгала гордого не сделают холопом. А дьяк такой второй: шлет жалобы в приказ, — мол, этот сучий сын, а этот тож собака; знать, ябеды плодить в пятидесятый раз — уменье главное, да и призванье дьяка. Тебя – или себя – он точно вгонит в гроб; с ним просто говорить, не то, что спорить, тяжко: тут не подействуют ни розга, ни ослоп: иль ты не ведаешь, с кем ты связался, Яшка? Пять лет всего, как с ним наплакалась мордва, там до сих пор клянут Огаркова Дружину. Что ни скажи ему, ответишь за слова, и сколь ни дергайся – не упредишь вражину. Конечно, уповать на честь и верность зря у повелителей конюшен и свинарен, да кто же виноват, что шерть Алтын-царя не стоит зипуна, что был ему подарен? И так-то пакостно, а тут домашний кат грозит расправою и обвиненьем ложным! И, право, стоило ль в вино бросать дукат — и чашу на троих пить с тем царем ничтожным? …Зазнайка мерзостный, да шел бы ты к свиньям, как раз ты среди них сойдешь за домочадца! В Москве-то помнит всяк: боярским сыновьям письму и чтению не нужно обучаться. Ругаться на козла – лишь воздух сотрясать, и сколько ни лупи, – лишь пальцы онемеют: сажай его в острог, – да он горазд писать, хоть бей, а хоть не бей, – да он читать умеет! И есть один лишь путь, чтоб сгинула беда: ни сердца, ни души бесплодно не уродуй, но расхвали его: глядишь, и навсегда его на Вологду поставят воеводой! Кукушкиным яйцом сей вылуплен птенец. Не оскорби его ни мыслью, ни словесно! Не ведает никто, кем был его отец, а вот кто мать его, – так это всем известно. И сколько радости, хоть это и пустяк, с его головушкой проститься забубённой, увидя вдалеке, что окаянный дьяк идет не к Вологде, а к матери согбённой. Колоритной фигурой был и первый помощник Якова Тухачевского, Дружина Огарков. В свое время на Руси Огарков «заварил» такое дело, что, как это бывало нередко у нас в стране, чтобы от него отвязаться, ему дали отличную характеристику и с повышением отправили в Томск. Но и здесь он не угомонился, и оказался героем многих скандалов. Забегая вперед, скажем, что и на Тухачевского он объявил «государево слово». Следствие по этому делу длилось около двух лет, и в конце концов на радость казаков кляузный подъячий был бит батогами и посажен в тюрьму. Но и на этот раз он не успокоился и стал закидывать Москву жалобами уже на томских воевод. Дело опять завершилось обычным путем: что-бы отвязаться от него, томские власти выдали ему хорошую характеристику, и в 1651 году Огарков уже сидел на новой должности в Вологде. Владимир Богуславский Иван Грамотин Колесо фортуны. 1638 Не бунчук ли, не хвост над страною кобылий? Дьяк сидит в размышленье, судьбу матеря, ибо ясно, что власть не удержит Василий: сколько гривен дадут за такого царя? Пирога не найти в годуновской макитре, не поймешь, кто властитель сегодня и здесь; стал посмешищем царь неудачный Димитрий, если править не можешь, – к престолу не лезь. Ни к чему заниматься бесплодной погоней, кто себе на уме – тот себе господин. Чем правитель щедрей, – тем правитель законней. Все одно не законен из них ни один. Каждый может взглянуть на зимующих раков, только дьяк не приемлет судьбу такову. Много ль разницы: с войском идти на поляков, или ехать из Польши с посольством в Москву? Всех на свете враньем бесконечным измаяв, кто другой и попал бы, возможно, в тюрьму. Десять лет – постоянная смена хозяев, но Ивана поймать не дано никому. В дамках тот, кто не сделает лишнего вздоха, тот, кто умное сделать умеет лицо, что ни день прибирая лежащие плохо деревеньку, слободку, починок, сельцо. Не начавши речей, их не должно кончати, чашу власти ты выжрешь до темного дна. Ты – хозяин верховной российской печати, так что даже корона тебе не нужна. О, губа у тебя, безусловно, не дура, ты ворон не считаешь, не щупаешь кур; ты изменник, предатель, продажная шкура, но с любого сдерешь семью семьдесят шкур. Дипломатия – это великая сила, ну, а верность кому-то – одно баловство; то ли жил ты в эпоху царя Михаила, то ли помнят тебя и забыли его? Да, конечно, воспрянуть уже не по силе, перед смертью никто не закусит удил. Так возьмешь ли с собою, монах Иоиле, все, что выпил, проел, проиграл, проблудил? Память вечную чин отпевания прочит, но, с презрением громко сморкнувшись в усы, дипломат-колобок удаляясь, хохочет, ибо нет на пути ни единой лисы. |
