Перед стеной, по сторонам от звезды, возвышались прекрасные изваяния Тены и Светана — могучего белокожего мужчины с золотыми волосами и строгим лицом и изящной смуглой женщины, чей лик был нежен и прекрасен настолько, что сердце замирало.
Светан всем своим видом будто призывал к упорному труду и героическим свершениям, а также вопрошал о том, что уже было сделано хорошего и плохого, готовый судить и даже карать.
Тена же взирала на предстоящих с состраданием и словно обещала благое воздаяние всем страждущим, если уж не в этой жизни, то за гранью бренного бытия.
Рядом с изваянием Тены стояла скульптура девочки-подростка, одной рукой касавшейся одежд ночной богини. Поля догадалась, что это и есть Олиана, весёлая богиня, любящая игры и шутки. Выражение лица у девочки было добрым, но при этом лукавым, казалось, что она вот-вот рассмеётся.
Между людьми и изваяниями божеств находилось пустое пространство и там, на полу, золотой линией был очерчен круг. В его центре, на высоких подставках стояли две белые каменные чаши, над одной из них плясали языки ало-розового пламени.
Полина хотела бы присмотреться ко всему этому повнимательнее, но тут в поле её зрения попал Ярон, стоявший почти на границе круга, и она всё-таки отвлеклась от созерцания изваяний и опасливого рассматривания чаш, бросила взгляд вокруг и поразилась тому, как на неё смотрят. Все. Даже Ярон. Будто им явилась неземная красавица. Ну или — нелоанирская, что в принципе соответствовало действительности.
Она припомнила своё отражение в зеркале, куда даже и перед выходом едва глянула, ведь совсем другое её волновало, и не прельщать князя ей хотелось, а избавиться от навязанного брака. Но, видимо, у судьбы своеобразное чувство юмора, и она внезапно решила наделить Полину очарованием, которое раньше никак ей не давалось.
Конечно, черты её не изменились, но взгляд неожиданно оказался глубже, а вытянутый овал лица и удлинённый нос выглядели не уныло, а благородно. Платье и причёска тоже делали своё дело, превращая её почти в сказочную принцессу, изящную, нежную, в мягком сверкании драгоценного ожерелья, придававшего синевы серо-голубым глазам, и хрустальных переливах росинок-бриллиантов в волосах.
А может быть, дело было ещё и в том, что она больше не пыталась казаться кем- то другим, не хотела быть ярче или веселее, или привлекательнее, чем была. Ей было грустно и в то же время светло на душе, и этот свет отражался на её лице и во взгляде.
Многочисленные гости, стоявшие по обе стороны прохода, молча смотрели на неё, было очень тихо, и казалось, что в воздухе разлита едва слышная мелодия — трепетная, умиротворяющая.
В святилище собрались и мужчины, и женщины всех возрастов, и все они сейчас показались Полине удивительно красивыми с одухотворёнными лицами, застывшими, будто в ожидании чуда.
Кажется, в платье тут была только Полина, и только она была — пока была — простым человеком, не оборотнем. У многих на плечи были накинуты длинные плащи, отделанные у большинства мехом, но кое у кого чешуёй или перьями, в зависимости от того, какой клан они представляли. Фая рассказывала, что для этих целей берётся понемногу шерсти, перьев или чешуи от всех членов клана. Такой плащ может носить только глава клана или его полноправный представитель.
На Яроне тоже был ритуальный плащ, отороченный волчьим мехом, а на голове обруч из белого золота с крупным тёмным камнем в центре — символ княжеской власти.
— Приветствую тебя, тея Полина, — негромко произнёс князь.
— Приветствую тебя, князь Ярон, и всех, кто оказал мне честь присутствием, — ещё тише ответила Полина, как научила её Райяна.
Она слегка поклонилась и все собравшиеся ответили так же — лёгким склонением голов.
— Нас почтили главы и представители почти всех кланов, — продолжил Ярон. — Мы благодарны им. Я, моя будущая жена и весь клан волков.
Полина сжала губы. Мог бы обойтись и без этого. Она ещё не согласилась. Конечно, похоже, её всё равно вынудят — не насилием, так будут давить на совесть. И всё же…
Она не успела полностью потерять возвышенный настрой — из-за одной из колонн по другую сторону золотого круга вышла женщина, которая мгновенно заставила Полину забыть обо всём, а всех — забыть о Полине.
Она была высокой, с одной седой прядью в длинных тёмных волосах, собранных в два хвоста, спадающие ей на грудь. Определить возраст шаманки не представлялось возможным, ей могло быть сорок или шестьдесят, а может и намного больше. Чёрные глаза смотрели требовательно и сурово, рука сжимала посох, увенчанный прозрачным кристаллом. Накинутая на плечи шаманки накидка поражала воображение.
Полина уже слышала от Фаи об этой особой вещи: каждый вид оборотней отдавал шерсть или перья для плаща шаманки. Они крепились к основе при помощи магии. Когда Полина услышала об этом, то представила себе нечто отталкивающее — клочки шерсти, перьев и даже чешуи или змеиной кожи, прикреплённые к одному куску ткани. Бррр. Но на деле плащ выглядел императорским облачением. Полосатая, одноцветная и пятнистая шерсть, длинная и короткая, перья чёрные, белые, пёстрые — всё это плавно переходило одно в другое и казалось, что это шкура невиданного зверя — невероятного зверя, немыслимого даже в мире магии.
Под плащом на шаманке была простая рубаха и штаны бледно-чайного цвета.
— Приветствуем Муфру, говорящую с духами, — произнёс Ярон и поклонился.
Все последовали его примеру.
Шаманка стояла молча, смотрела испытующе, прямая и строгая.
— Ты скажешь нам слово? — покорно спросил князь.
— Я могу сказать только то, что и раньше, но говорить с вами бесполезно. Вы не понимаете и не слышите. Здесь я вижу ту, что услышит, но не поймёт, — Муфра указала посохом на Полину. — Не поймёт сейчас, может, поймёт потом… — ворчливо продолжила шаманка.
— Вы разгневали духов и опечалили богов! — рявкнула она и стукнула посохом об пол, кристалл на его вершине, до того бесцветный, полыхнул алым.
— Скажи чем! И мы… — начал Ярон.
— Глухие слепцы… — тихо и устало произнесла женщина. — Я не скажу! — её голос мгновенно возвысился до крика. — Не скажу! Вы всё равно не услышите, даже если кричать вам в уши день и ночь! — она помолчала несколько мгновений и продолжила тихо, почти шёпотом:
— Вы сами должны понять… только это ценно. Этого ждут от вас боги. Хотите подчинить себе судьбу… заставить её служить себе. Но судьба никому не служит!
Она неумолима… Милости надо просить у богов и смиренно свершать свой путь, не дерзая править судьбой! Вы не хотите слышать слово, вы хотите слышать, как вам достичь благополучия! Так слушайте! Мир и покой землям Лоаниры принесут правители, рождённые от слияния Теновии и Светании. От светлого оборотня и от тёмного родятся наследники и будут править мудро. Святилище возродится, вернётся третий Хранитель.
— Вы услышали ушами, но не сердцами. И вы не поняли. И не поймёте, пока не свершится. Ваши бедствия пришли от вас самих. От своей гордыни вы страдаете! И вместе с вами все народы Лоаниры!
— Не смерть, но плен несёт коварство… Сначала плен, потом природы извращение, гибель — после… — Муфра то бормотала, то вскрикивала, в глазах её, казалось, открылась бездонная пропасть, в которую было жутко смотреть, но Полина не могла оторваться, чувствуя как захватывает дух.
— Ты поможешь появиться наследникам, — навершие посоха качнулось в сторону Полины, камень вспыхнул изнутри золотистым. — Но не так… не так, как ты думаешь! — Муфра гневно взглянула на Ярона. — Они уже есть… Наследники силы, наследники света и тени… Уже есть. На тебе я вижу тёмное пятно… Коварство оплело тебя сетями… Намерениями добрыми творишь недоброе. Сбрось сети! Отринь мрак…
— последние слова шаманка произнесла одними губами, и только Ярон и Полина могли их с трудом разобрать.
— Тена ещё не отвернулась от тебя. Ты можешь найти то, что давно потерял… То, что не надеешься обрести. Можешь… ещё можешь вернуть… Если она поможет тебе, — Муфра взглянула на застывшую Полину. — Погребённые к жизни восстанут… Светлое мраком станет. Вижу в спину удар, и Небес добрый дар, дар последний тебе, не мешай же судьбе… — Муфра, в упор смотревшая на побледневшего Ярона, замолчала, взгляд её изменился, будто она только что проснулась. — А теперь… подойди, дитя, — шаманка протянула руку в сторону Полины.