Внутри было темно, хоть глаз выколи. Единственным ориентиром стал для меня слабый свет фонаря вдалеке. Спотыкаясь, я побрел в его сторону, раздвигая руками заиндевелые тряпки и прочий мусор. Везде лежали странные ящики, какие-то трубы с шипением выпускали из себя пар, а с потолка свисали сосульки, которые тихо напевали странную мелодию металла.

— Не очень-то ты и спешил. — Отметил старый некромант, когда я всё-таки дошел до него. — Но да черт с ним, здесь и вправду небольшой беспорядок. Давненько я не сортировал гробы самолично.

— Чего!?

— Хм? Что, чего? Ах да, подарок! Вот ведь нетерпеливая молодежь нынче пошла, за это я вас и люблю. Жалко лишь, что ящички для вас великоваты… Смотри, что я для тебя сшил! Какая красивая игрушка!

Это была кукла-перчатка. Одна из самых незамысловатых, которые надевают на руку и играют с маленькими детьми. Помню, что с такой вещицей моя матушка устраивала мне театр теней, играя силуэтами на стенах нашей хаты. Казалось бы, что все ничего, однако она была мокрой и сделана из обрезков необычной кожи… Ехидная улыбка из угля красовалось на ее безглазой голове, которая была набита опилками.

Профессор же продолжал вещать. В тусклом свете он выглядел ещё более жутко, а его улыбка превратилась в хищный оскал.

— Тебе нравится?

Сдерживая рвотные позывы, я пробубнил сквозь ладонь.

— Не особо…

— О как… Жалость-то какая! Я слышал, будто детишки любят кукольный театр.

— Кажется, ваши взгляды устарели…

— Ну ладно, сошью игрушку поновее. А теперь смотри, и смотри внимательно!

Утащив с собой фонарь, старик убежал куда-то вправо, к высокой стене с длинными полками. Когда я подошёл, мне открылось не менее жуткое и противное зрелище: некромант танцевал вокруг носилок, на которой лежал человек — тот самый, ещё с самой первой партии. Не похоже, будто он спал, его веки были широко раскрыты, а в глазах плескался ужас.

— Итак, как тебя зовут? Друг мой, ты же меня слышишь? — Шиф начал щелкать пальцами перед носом мужчины. — Ну и хер с тобой. Ангелар, держи лампу, посвети мне… Поближе поднеси, а то ничего не видно… Так лучше.

Я отвернулся, поглядывая одним глазом на своего безумного учителя.

— И… Что вы сделаете?

— Смотри, этот… Назовем его Гансом. Да, Гансом! Ты ведь не против?.. Вот и ладушки. Наш друг Ганс сейчас парализован, да так, что только лупетками моргать и может. А теперь, начинается самое главное! — Профессор стал держать ладони над животом несчастного и запел непонятное заклинание.

Но ничего не произошло. Я было облегченно вздохнул, подумав, что обошлось, и мне не придется увидеть самое страшное. Человек с мольбой смотрел на меня, из его глаз градом катились слезы.

— Смотри… — Прошептал старик.

Мужчина стал стареть, быстро, очень быстро стареть! Его лицо в начале покрылось морщинами, а потом стало обрастать длинными, седыми волосами. Зрачки жертвы заметались, задрожали в агонии! Ещё миг и… От крепкого и здорового тела остался лишь высохший остов, мумия. Без единого следа жизни. Рот жертвы открылся, испуская последний вздох.

— Хорошо. Операция прошла успешно!.. О, повелитель! — Профессор упал на колени, вскрывая вены на руках голыми когтями. — Спасибо! Вот моя плата тебе!..

Я согнулся, неспособный более смотреть на этот ужас. Изо рта непроизвольно начал выливаться мой завтрак, разбрызгивая вязкой рвотной массой заледеневший гранит. В носу застыл сладковатый, приторный запах, который заставлял мой желудок содрогаться все сильнее и сильнее.

— …Печень! Вот она, вот он! Успех! Ха-ха-ха!

Последнее, что я увидел, это сумасшедшие пляски Шифа на крышке гроба. Он смеялся и тряс руками, в которых был зажат дрожащий комок плоти.

Мы проработали до самой поздней ночи. Зед нашел меня валяющимся посреди лаборатории без чувств, грязным, измазанным в собственных соках. Мне было страшно. Я не говорил ни слова после того, что увидел, просто вернулся к своей работе, как ни в чем не бывало. Большую часть всех событий в морге мой разум забыл, просто не отразив весь тот ужас. Остались только чувства… Сердце никогда не врёт, и я догадывался, что в этой проклятой морозилке творятся дела, намного темнее, нежели простая некромантия.

Утаскивая людей все ближе к своей смерти, они как будто становились тяжелее. Даже во сне они противились своей судьбе, несмотря ни на что…

В общей сложности было уведено 30 человек. Все тела Шиф забирал с собой в кромешную темноту склепа, откуда они больше никогда не возвращались. Как только Боян забрал последнюю жертву — юную девушку, лет шестнадцати — профессор подошел ко мне с тугим кошелем, светясь от счастья.

— Вот, Ангелар, мой мальчик, все твое золото. Радуйся, ибо ты его заслужил!

Я уставился на свой кровавый заработок. Просто застыл на месте, не в силах понять, в чем вообще ценность человеческой жизни. Зед лишь похлопал меня по плечу, пытаясь привести в себя.

— Такая у нас работа, строим целые крипты и работаем в них, бросая вызов жизни и смерти… Пойдем, в такие моменты нужно выпить чего-нибудь покрепче. Вот навернем бутылочку — сразу легче на душе! Знаешь, свой первый самогон я сделал из мочи козы и…

— Зед, можно ты больше не будешь брать меня на такое задание?

— Вначале думай, а потом делай, чтобы не случалось такого более! Понимаешь? Мы живём в мире, где нет плохих и хороших! Нет черного и белого, только однообразный, тяжёлый серый цвет! Тут либо ты — либо они! Третьего не дано! — После чего стал кривляться, подражая мне. — Знаешь, вот ты, такой, думаешь: ой, я убийца, что же мне делать? Они же люди, у них семьи, а я такой, а я сякой… А вот что я тебе скажу: это не люди, это скот! От человека у них осталось ничего, кроме внешности!

— И внутренностей!

Шиф радостно мешал мутное варево в котле.

— Заткнись, старик! С тобой мы еще не закончили!.. Слушай, парень, голод, чума, нищета и ненависть превратили их в зверей. Они прогнили изнутри! — После этих слов он спохватился, однако было уже поздно. — Прости… Просто забей. Садись на диван, я тебе расскажу, как мне довелось познакомиться Шифом.

Только я его не слушал, запивая свою печаль самогоном.

А способны ли вообще люди одичать? Раз так, то какая цена будет за их душу?

Целых два дня Ангелар пребывал в запое, а за это короткое время утекло очень много спирта. Да ему и не нужно было торопиться, как никак, в запасе оставалась еще целая неделя до прихода коллектора. К тому же, после всего ужаса, что лаборанту довелось пережить, он не мог думать о чем-то серьезном. А этому желанию, в свою очередь, отлично способствовал Зед, который так любезно делился своим самогоном. Ничьей мочи в этом напитке дьявола не было, однако чистый спирт, смешанный с эфиром, вредит человеческой печени ничуть не меньше. Только на третий день, когда первые лучи солнца осветили спящие улицы, алкоголь полностью выветрился, а на смену весёлому похмелью пришла вся серость бытия.

Я лежал на подлокотнике поломанной софы. Очень болело левое ухо, которое завернулось куда-то внутрь себя. Про жажду лучше вообще помалкивать — язык к небу прилип, не пошевелить. В общем, если опустить дальнейшее описание всех болей пьяного тела, то состояние можно было охарактеризовать одним словом: Плохо. С очень большой буквы.

Потянулись, проснулись — пора уходить. Как, куда — без понятия, я просто хотел убраться подальше. От таких стараний даже сломался хлипкий подлокотник, а спинка диванчика ухнула, как дряхлая бабка. К несчастью, мое тело таких амбиций не разделяло. Ноги превратились в вату, чувству ориентации помахало ручкой, сказав: «Я сваливаю». Но вот, кажется, что самое трудное позади, счастливый конец этой пьяной сказки уже не за горами… Ехидное полено прыгнуло прямо под ноги.

— Уа!.. Ах-х-х…

Вся щека, скулы и челюсть просто взорвались от боли. Приземление вышло настолько неудачным, что зрение начало расплываться в красной дымке. Было больно, холодно, сыро, в нос бил запах богомерзкого спирта, и сладкая вонь рвотных масс… Просто стыд. Но тут, о чудо, я почувствовал, как кто-то трясет меня за плечи. На задворках сознания послышался голос моего спасителя: