Кстати, в таком варианте событий Гитлер как плату за спасение и мог попросить Еву вступить с ним в брак. Чтобы она, спасшись, была его женой — а не свободной женщиной, имеющей право выйти замуж за другого. Что, одновременно, создавало для СС стимул для ее спасения — ведь они теперь спасали жену фюрера, а не просто его знакомую женщину.

Несмотря на огромную тягу Гитлера к жизни (а он ее вкушал так, как не вкушали иные — правя частью мира и верша судьбами миллионов), он, думаю, вполне ясно понимал, что для него все кончено и новую игру с нуля он начинать не станет — он для истории кончается здесь, в Берлине.

Именно поэтому он держал близко с собой Бормана — потому что готовил его к роли нового фюрера во время, когда Рейх будет разгромлен. Иные советские историки высказывали нелепые мысли, что, мол, Мартин Борман в тайне от Гитлера перевел золото партии за рубеж и потом в такой же тайне от него подготовил по бег из Берлина. Абсурд! Только недалекий человек может думать, что Гитлер не контролировал золотые потоки Германии. На самом деле все было определено тогда, когда крах Рейха стал очевиден — в 1944 году. Гитлер мог продолжать игру и надеяться на чудо, но он, будучи практиком и прагматиком (а не только демагогом-популистом), одновременно готовил почву для запасных путей идеи.

Советские и израильские историки рисуют Гитлера как диктатора, шефа хунты — и не более того. Это просто для идеологов СССР и Израиля, так как иная схема требует уже более глубокого идеологического рассмотрения. На самом деле Гитлер в первую очередь был нацистом, а уж во вторую или в сотую — диктатором и тираном. Так же и Сталин был в первую очередь коммунистом, а уж после — тираном и деспотом.

Так вот предположу, что поведение Гитлера в последние месяцы Рейха нужно рассматривать, видя в нем именно нациста, преданного идее, а не руководителя хунты, заботящегося лишь о своей шкуре и наворованном. И как только мы посмотрим на Гитлера как на сумасшедшего фанатика и руководителя партии, то сразу становится ясно, что он готовил в лице Мартина Бормана себе замену, преемника. План этот благополучно удался, так как Борман оказался в Латинской Америке в окружении своей команды, заблаговременно туда уехавшей и ждавшей нового фюрера.

Этот вариант объясняет и то, почему группа крови тел, найденных у бункера, не соответствует группе крови, следы которой оставлены в комнатах Гитлера.

Согласно показаниям обитателей бункера, комнаты Гитлера после его объявленной смерти были заперты и никто туда не мог зайти (да и времени для этого уже не оставалось). Так что предположение о том, что кто-то другой пытался себе вскрыть вены в комнатах Гитлера, выглядит неправдоподобным.

Вены в комнатах Гитлера вскрыл не кто-то другой, случайный, а сам Гитлер. О деталях этих событий можно только догадываться, но в любом случае это не была Ева Браун, так как для нее был заранее заготовлен золотой мост, а люди СС уже искали подходящий труп. Ей было подготовлено спасение. Существенно и то, что вскрывавший себе вену на руке должен был быть левшой — как раз у Гитлера и были проблемы с полупарализованной правой рукой, его левая рука более верно могла справиться с задачей перерезать вены.

В рассматриваемом мною варианте Гитлер сам планировал свое самоубийство и, разумеется, нелепо думать, что он бы дал хоть малейшую возможность попасть своим останкам в руки Советов. Поэтому вместо его тела (как и тела Евы Браун) был сожжен другой труп.

Что стало с настоящим трупом фюрера — тут можно только предполагать. У обитателей бункера были тысячи возможностей спрятать труп вождя в огромном Берлине, сжечь его в одном из крематориев, а то и вообще вывезти его из Берлина. В таких вещах Гитлер показывал себя романтиком в некоем смысле этого слова и был страстным приверженцем символов. Не думаю, что, ожидая смерть и готовясь к ней, он допустил, чтобы его тело было грубо спалено, как полено, в дворике бункера — не таким был Гитлер. Скорее берусь предположить, что он завещал сжечь себя в крематории, а прах разделить в медальонах между избранными членами СС вне Германии. Чтобы он был у них возле сердца, как прах Клааса в медальоне у фламандского Тиля Уленшпигеля. Это в духе СС.

В любом случае Гитлер обязательно должен был прийти к мысли, что он и после своей смерти будет служить идее. И уж обязательно он бы не допустил, чтобы его кости хранились в сейфе коммунистов в Москве.

Ева Браун не обязательно должна была ехать в Парагвай или Аргентину, где у нацистов были заготовлены позиции для реванша. Она уже не была нужна для новой игры, мало того — она, по версии СС, должна была умереть вместе с фюрером. Поэтому ее со всей очевидностью оставили в самой Германии, где она, изменив облик и затерявшись среди народа, и могла — возможно — дожить до старости.

Но на своей груди она, наверно, до смерти носила медальон с частицей праха своего мужа, переданный ей нацистами.

Мы не знаем, что именно произошло с Евой Браун, так как ее — в отличие от сбежавших нацистских преступников — никто никогда не искал — ни МАССАД, ни СССР, ни США, ни ФРГ и ГДР. Но вопрос о том, что случилось в бункере с Евой Браун, — это ключевой вопрос всей истории с трупами, вопрос реальной картины финала.

Все это более других версий вписывается в имеющиеся факты. Однако не хочу утверждать, что именно так все и было. Браун могла сбежать из бункера из-за страха перед смертью, ее мог убить в разгоревшемся скандале и сам Гитлер, ненавидевший предательство. Это, правда, версии маловероятные, более вероятен ход событий, описанный выше. Однако как было на самом деле — не знает никто. Кроме нацистов.

Эпилога в этом исследовании быть не может, так как не поставлено и самой точки.

Если верна версия, изложенная выше, то нацисты все-таки — судя по логике вещей — лишь до поры до времени выполняли посмертную волю фюрера о заботе о Еве Браун. Уже сразу после смерти Гитлера мероприятия по подлогу с трупом и по обеспечению легенды Евы были выполнены спустя рукава. Ну а позже, даже и устроив поменявшую внешность Еву куда-то в тихий уголок, нацисты наверняка ее заставили навсегда замолчать — слишком много она знала, а ее разоблачение было бы для нацистов катастрофой. Она могла выдать, в том числе, и тайну смерти Гитлера, и тайну бегства Бормана, и прочее, прочее. Так что если Ева и пережила своего супруга, то очень ненадолго. Скорее всего — если так и было — то она не прожила и месяца.

Есть веские основания так полагать, так как она не была нацистским преступником и не подлежала суду союзников, а потому могла в случае угрозы со стороны скрывшихся нацистов обратиться за помощью к оккупационным властям. Которым она была крайне нужна живая — как важнейший свидетель и источник сведений.

Не думаю, что Еве удалось обмануть свою судьбу, историю страны и весь мир. Она была обречена. Обречена давно, с тех пор, как связала свою жизнь с нацистами…

…30 апреля 1945 года, ранним утром, затемно, Гитлер попрощался с Евой Браун. Она оставила свое платье для подлога с трупом, изменила свою внешность, переоделась в форму секретарши и по кинула бункер в сопровождении людей Бормана. Гитлер остался один. Его больше ничего не связывало с этим миром. Он сел на диван, вскрыл себе вену на правой руке (скованной полупараличом и слабой), положив ее на подлокотник. Потом, когда стало муторно от вида вытекающей крови, с трудом поднялся и перебрался на другой диван, где лег, откинув руку с перерезанной веной к краю матраца и закрыв глаза.

Он не хотел стреляться, так как опасался, что не сумеет с первого выстрела себя убить. Не хотел и принять яд, так как боялся мук и боялся, что его люди увидят его на полу с пеной у рта, перекошенного в конвульсиях, скрюченного — картина малоприятная и не достойная. Поэтому он вскрыл вену и спокойно, медленно уходил из этой жизни.

Никто не знает, о чем он думал. Возможно, он в мыслях искал итог сделанному, искал смысл, думая больше о победах, чем о поражениях. Возможно, ему было уже все равно. Если есть тот свет, он его сделает новым Рейхом. Возможно, он настолько устал, что смерть была долгожданным отдыхом, избавлением от неразрешимых проблем. Возможно, он вспоминал свое детство и давно забытых людей, бывших когда-то ему близкими. что-то такое должно было крутиться в его голове.