Дальнейшая судмедэкспертиза установила, что смерть Машерова наступила из-за повреждения жизненно важных органов — от тяжелой черепно-мозговой травмы с переломами костей черепа и с кровоизлиянием в мозг, от многочисленных разрывов органов грудной и брюшной полости с внутренним кровотечением и травматическим шоком.
Заболевания Машерова (хроническая ишемическая болезнь сердца, пневмосклероз и отсутствие удаленной в 1977 году левой почки) связи с наступившей смертью не имели.
Подъехала белая «Волга», в которой находился старший эскорта старший лейтенант Ковальков, который в зеркало заметил полыхнувшее сзади пламя. С помощью автокрана, оказавшегося на трассе, расцепили «Чайку» и горящий грузовик. Засыпанного до головы картофелем Машерова с трудом достали из кабины; показалось, что он еще жив. Его срочно повезли в Смолевичи, но воскресить погибшего не удалось. Из «Чайки» вынесли два трупа — водителя и охранника Машерова.
В тот же день было возбуждено уголовное дело, которое вел следователь по особо важным делам при прокуратуре БССР Николай Игнатович. Он в будущем стал народным депутатом СССР, ярым приверженцем демократии, председателем Комиссии Верховного Совета СССР по льготам и привилегиям. После того, как Беларусь стала в 1991 году независимым от Москвы государством, Игнатович стал Генеральным прокурором Республики Беларусь. Он скончался при невыясненных и странных обстоятельствах, и исследователи не исключают, что его смерть могла быть связана и с расследованием гибели Машерова.
Экспертиза, назначенная Игнатовичем, показала, что все машины не имели неисправностей, которые стали бы причиной ДТП. Виновником ДТП экспертиза назвала Пустовита.
Следственный эксперимент показал, что Пустовит видел весь кортеж встречных спецавтомобилей с расстояния от 150 до 400 метров. Странное поведение Пустовита в той дорожной ситуации осталось без каких-либо объяснений: любой водитель на месте Пустовита в здравом уме не смог бы совершить это ДТП. Сам же Пустовит объяснял случившееся так: «Словно затмение на ум нашло; не понимал, что делаю…»
В ходе следствия выяснились многочисленные нарушения. Старшим эскорта был старший лейтенант милиции Ковальков, его «Волга» № 01-30 МИК не имела необходимой окраски, световой сигнализации и надписи «ГАИ» — и вообще не соответствовала требованиям ГОСТа «Транспортные средства оперативных служб…» Второй автомобиль «Волга» № 01-83 МИК, который был оборудован как специальный, ехал в колонне почему-то не первым, а последним. Оказалось, что это не было правилом для эскортов Машерова: так почему-то (опять эти «почему-то»!) они ездили только в эти дни.
Ковальков поначалу стал все сваливать на Машерова: мол, сам Машеров так распорядился. Игнатович этим ответом не удовлетворился и продолжал давить на Ковалькова. В итоге Ковальков был вынужден признаться, что сделал все эти нарушения по прямому распоряжению назначенного только что Москвой гебиста — нового начальника охраны Машерова.
Начальник ГАИ города Минска И. Худеев на допросе показал, что также получил указания ездить с нарушениями существующих правил от начальника охраны Машерова, полковника КГБ. «Их указания для нас — закон», — сказал начальник ГАИ.
Разбираться с высшими офицерами КГБ следователю Игнатовичу не позволили.
Два телефонных звонка
Предыдущим начальником личной охраны П. М. Машерова был полковник КГБ Валентин Сазонкин, которого незадолго до автокатастрофы перевели в центральный аппарат КГБ БССР. Он проработал 13 лет рядом с Машеровым в качестве начальника его личной охраны. 15 августа 1993 года Валентин Сазонкин в беседе с журналистами сказал:
Не могу умолчать и о двух телефонных звонках из КГБ СССР. Спустя примерно час после гибели Машерова позвонил из Москвы первый заместитель председателя Комитета госбезопасности СССР генерал Цвигун. Руководителей КГБ республики в тот момент на месте не оказалось. Мне, дежурному по приемной, пришлось ответить на его телефонный звонок. Вначале Цвигун поинтересовался, действительно ли погиб Машеров. Я подтвердил. Заместитель председателя КГБ разразился потоком брани и угроз в наш адрес, обещал прислать в Минск большую группу ответственных работников из Москвы для разбора причин катастрофы и наказания виновных.
Через пятнадцать-двадцать минут генерал Цвигун перезвонил. Тон его разговора оказался, однако, совершенно иным. О группе из Центра он больше не упомянул. Чем объяснялась столь резкая смена настроения генерала, остается только гадать.
Попробуем это сделать. Видимо, Цвигун в течение этого времени с кем-то переговорил в Москве, кто его успокоил и распорядился не посылать в Минск следственную группу. Этим человеком был, очевидно, председатель КГБ СССР, непосредственный начальник Цвигуна.
Почему не потребовалась следственная группа из Москвы? Да потому что в Москве и без нее хорошо знали, как и почему погиб Машеров. Москва не была заинтересована в «копании» дела, а была — напротив — заинтересована все быстрее «замять».
Группа из Москвы все-таки приехала, но отнюдь не та, о которой говорил в первом телефонном разговоре Цвигун. Приехавшая группа не стремилась разрабатывать линию «внутреннего белорусского заговора», что уже было странно — ибо с этого должна начинаться работа КГБ. Все усилия были направлены на изучение личности водителя грузовика с картошкой.
Водитель грузовика с картошкой
Им был тридцатидвухлетний Николай Пустовит, отец троих детей. Его после аварии отправили в Жодинскую городскую больницу, где поместили в отдельную охраняемую палату.
Пустовита стали усиленно проверять КГБ, МВД и прокуратура на хоть какой-либо компромат, что помогло бы найти мотив. Но вот очередная странность — Пустовит оказался кристально чистым. Никто из огромной родни шофера никогда не привлекался к суду, никаких даже далеких связей с криминалом — вообще ничего. Мало того, за 16 лет работы шофером в экспериментальной базе «Жодино» он не допустил НИ ОДНОГО нарушения правил дорожного движения. 47 раз поощрялся за трудовые успехи. Был прекрасным семьянином. Имел свой дом, машину «Жигули», мотоцикл. Не пил. Не имел никаких признаков психических заболеваний, никаких отклонений в поведении.
По характеру спокоен и уравновешен, добродушен, не имел никаких осложнений с односельчанами. К правящему режиму абсолютно лоялен, никогда не интересовался политикой.
Следствие показало, что незнакомые люди вроде бы в дом Пустовита не приходили. Деревня небольшая, все на виду. Но поездки Пустовита по району проверить было уже гораздо труднее, поэтому теоретически контакты Пустовита с «незнакомыми лицами» были вполне возможны.
Подозрение вызывал тот факт, что накануне, 3 октября, он встретил на трассе кортеж с Машеровым. Повинуясь команде, он затормозил, прижавшись к обочине.
Почти на все вопросы Пустовит отвечал: «Не знаю». На вопрос, почему он именно в это время оказался на трассе, он ответил: «Не знаю. Сгрузил бульбу и ехал домой. В Жодино купил хлеб — для родителей».
Проверка показала, что Пустовит привозил родителям хлеб вечером третьего октября. Осталось невыясненным, имел или не имел в Жодино Пустовит контакты еще с кем-то.
4 октября Пустовит получил наряд на перевозку свеклы. Однако оказалось, что машина, занаряженная для перевозки картофеля в Смолевичскую заготконтору, сломалась. Вечером была на ходу, а утром уже нет. Очередное странное совпадение. Послали Пустовита. Машину нагрузили картошкой только наполовину из-за якобы каких-то трений рабочих с руководством. Главный бухгалтер Янушевский сказал Пустовиту: вези, сколько есть.
Свое поведение на трассе Пустовит объяснить не мог. Почему несся с огромной скоростью? Оказалось, что никогда ранее Пустовит с такой скоростью на трассе не ездил. Почему снизил скорость, найдя синий МАЗ? Почему ехал с дистанцией за МАЗом, словно ожидая появления картежа Машерова? На все один ответ: «Не знаю». Мол, затмение нашло. Следствие было недолгим. Уже через два месяца в Минске состоялся суд над Пустовитом Николаем Митрофановичем, который признал его виновным в нарушении правил безопасности движения, в результате чего погибли три человека. Пустовита приговорили к лишению свободы сроком на 15 лет в исправительно-трудовой колонии общего режима.
