Тень удивления проползла по его лицу.

— Я спас твою жизнь. Трижды, — тихо проговорил он.

Она всплеснула руками.

— А я просила тебя это делать? Зачем? Чтобы продолжать издеваться надо мной? Ты сказал, что я ничего для тебя не значу. Так зачем ты всё это делаешь тогда, животное ты грёбаное?! — шёпот сорвался в крик.

— Что ты сказала?

Конор прищурился, шагнув к ней.

Она отпрянула и пустилась в бега к пальмам.

«Кернун великий… Молю, сделай так, чтобы этот мир исчез. Сейчас же».

Она добровольно согласилась на эти унижения. Разрешила ему поступать так с собой. Ради чего? Ради жалости, шевельнувшейся в груди, когда она узнала, как безжалостно с ним обошлась его семья?

То, что жило в Коноре, было лишь памятью о человеке, которым он когда-то был. Осколком утерянного прошлого. И это она хотела жалеть? К этому она себя привязала?

Лета бежала, не оборачиваясь, чувствуя, как от каждого шага прочь от него ей становилось только хуже.

«Глупая, глупая, глупая… Ничтожная дрянь».

— Стой! — рявкнул Конор.

Она летела по песку, едва соображая, как это выглядело со стороны. Она видела в мыслях, как вытягивалось лицо Марка, наблюдавшего за развернувшейся сценой. Но ей действительно было всё равно… и свободно от этого. Иной стыд ел её изнутри, шевелясь и изгибаясь где-то внутри.

Так больно, что слёзы резали её щёки горячими дорожками. Она устала их сдерживать.

Он шёл за ней.

Лета спустилась с горки песка, преодолевая желание упасть и скатиться по нему ничего не ощущающим валуном. Она так далеко забралась, что перестала слышать плеск волн. Деревья оказались ближе. От пальмового леса её отделяли жалкие метры.

— Я сказал, стой.

В голос его закрадывались нотки льда. Ну просто образец сдержанности!

Лучше бы он ударил её.

— Иди к чёрту, — буркнула она на выдохе.

Лета уже не бежала, а шла, чувствуя спиной его холодный взгляд. Она мечтала умереть от унижения. Но такой смерти не существовало. Колени подгибались, не выдерживая ослабленного и переполненного яростью тела.

— Да остановись же ты! — Конор дёрнул её за локоть, разворачивая к себе. — Более невыносимой женщины я ещё не встречал!

Прикосновение словно ошпарило её. Она избегала его взора.

Кровь Конора была слишком холодна, тщетно пытаясь согреться. Тем страннее было наблюдать то состояние, в которое девка погружала себя. А он просто не мог разозлиться как следует.

— Это я невыносима? — процедила полукровка. — Да это ты не можешь определиться, чего ты хочешь! Ты… мерзкий, отвратительный, глупый, самовлюблённый эгоист! Я не просила меня спасать. Чтобы потом… Расплачиваться своим телом? Ты этого от меня ждёшь?!

Конор промолчал, задушенный тем тайфуном, что вырывался из неё.

— Бери, — она дёрнула себя за ворот рубахи, чуть не открыв свою маленькую аккуратную грудь, и расставила руки по сторонам. — И мы будем в расчёте.

Каждая клетка её тела словно источала природную злобу.

Он просто стоял, не шевелясь, наблюдая за тем, кем она становилась. Кем он заставил её стать.

Он разбудил в ней демона. Истое исчадие из самых глубин преисподней, которое пылало и собиралось вот-вот умереть от своего же огня. Конор опешил и тупо смотрел на неё, понимая, что питался сейчас этой энергией чистой ярости, огромной и ничем неразбавленной, впитывал в себя пожар её злобы и тьмы.

Довёл её. И осознал, как она сейчас была красива. До безумия, до быстрого наплыва крови куда-то к животу, до онемения кончиков пальцев… Её ад был красив и бесконечно притягателен.

Да что он такого сегодня сделал, чтобы вызвать эту реакцию?

В золотых глазах он прочёл ответ.

Конор сморгнул, сбрасывая с себя оцепенение.

— Я надеялся получить более спокойное согласие, — пробормотал он. — А не твою жертву. Я тебе не алчный божок и алтаря тут нет. Так что прикройся.

Его непринуждённый тон успокоил её. Полукровка спрятала оголённые ключицы, продолжая смотреть на него. Этим своим знаменитымубей-себя-тварь-взглядом.

«Я бы и рад, змейка».

Начало светать.

Опылённый ночной бурей горизонт приобрёл непривычные оттенки. Во тьме прорезалось зеленоватое солнце, вползая в новый день по аметистовому небу.

Может, они погибли на том свете и именно так выглядел их путь после смерти?

Увидев их с ведьмой на носу корабля, Конор попрощался с благоразумием. Он чувствовал, что полукровка сорвётся вниз — так и случилось. То, что заставило его тогда нырнуть за ней в бушующие волны, просило сейчас сгрести её в охапку. Чтобы убедиться, что она была цела.

Несколько царапин, отбитый бок и уставший вид. Она легко отделалась. Благодаря ему.

Но не хотелось больше ранить её язвительными замечаниями за очередное спасение.

Что с ним творилось? Он даже меч её отыскал на корабле, пока она приводила волколака в чувство. Полукровка не обратила на это никакого внимания.

Убийственный ураган и тяжёлый ливень оставили их в покое, ещё когда Конор плыл с девчонкой к берегу. На море был полный штиль, и эта резкая смена настораживала. Кто-то играл с ними в непростительно жестокие игры.

Окружающий мир тонул в тишине. Не было даже лёгкого ветерка. Вероятно, они действительно сдохли, и остров стал их чистилищем.

Время остудило её гнев.

Конор подошёл к полукровке, глядя на неё сверху вниз. Такая невысокая. Такая уязвимая.

Он думал, что она отпрянет, но она осталась на месте, когда он протянул к ней ладонь. Пробежавшись костяшками по её щеке, он остановился, не в силах убрать руку. Это прикосновение было новым для него. Совершенно другим. Для неё тоже.

Вспышка.

Она никому не позволяла касаться её так, как касался он. Никому. Это делало её слабой в его глазах.

Полукровка смотрела на него с полными слёз глазами, а ему хотелось убить себя. Ему не нравились эти слёзы. Отвратительные. Жалкие. Позорные. Из-за него.

Что-то болезненное, тугое, горячее разрывало его нутро.

Что-то.

— Ты ненавидишь меня? — прошептал он, отняв ладонь от её лица.

— Да, — тихо ответила полукровка.

— Повтори.

— Я ненавижу тебя, Конор.

— Я пытался тебя ненавидеть, — выдохнул он.

Шаг. Она преодолела последнее расстояние, что разделяло их. Он напрягся, ожидая от неё всего: удара, крика, толчка в грудь, приказывающего ему убираться подальше.

Так она должна была поступить. Оттолкнуть и признать, что то, что происходит между ними, не имеет права на жизнь. Это калечит их.

Лучше — если она ответит ему затрещиной. Крепким сильным ударом, который она всегда берегла для него. И снова уйдёт, оставляя его в ледяной пустоте.

Но она…

Ладонь легла ему на затылок, запуская пальцы в волосы. Конор застыл, не осмеливаясь вдохнуть, и глядел на сиреневые рассветные переливы моря впереди. Полукровка прислонилась щекой к его шее, шершавой от соли и песка. Он закрыл глаза, вслушиваясь в ритм её близкого сердца. Вторая рука оставалась опущенной и слегка касалась указательным пальцем его испещренной шрамами ладони.

Нежность. Такая побитая, истекающая кровью, от которой он едва не начал гореть заживо в воображаемом пламени.

Обе его руки поднялись к её спине и остановились на тощих лопатках. Чуть сжались, подталкивая её ещё ближе.

Он вспомнил, что лёгким нужен воздух. Его дыхание дотронулось до волос чуть выше маленького лба. К нему потянулись запахи жасмина, меди и остуженной лунным светом жимолости, такие тёплые. Ни о чём не думая больше, он наклонил голову и погрузился в них, зарываясь лицом в ещё влажные солёные волосы.

Этого никто не должен видеть. И знать тоже.

«Ты по-прежнему не нужна мне, ты слышишь?»

Осталось произнести это вслух.

Возле чахлой старой пальмы, босиком на жёстком островном песке, в этом мире и повторяясь во всех параллельных, Конор держал в руках полукровку и боялся, что ему когда-нибудь придётся отпустить её.