Тысячи. То неопределённые количество, которым обозначают потери, когда не знают точную цифру. Под этим понимались солдаты, отдавшие свою жизнь на войне. Часть армии, которой не повезло стать разменной монетой. Пролить кровь за короля, в котором они, возможно, уже разочаровались.

За этими тысячами стояли любящие мужи, сыновья, братья. Те, кто мог утратить веру, но всё равно шли навстречу смерти. Это были тысячи его, Славлена, людей. Его поданные. Которых он обрёк на гибель.

Славлен вцепился в волосы на голове и рванул, закричав во всю глотку. Вой умирающих в лазарете вторил ему.

— Надо увести его.

— Уже ничего не поделаешь.

— Он наш король, Мив. Люди не должны его видеть таким.

— Оглянись вокруг, Алистер. Всем плевать.

Сирин закрыл глаза, изо всех сил стараясь унять раздутую, мерзкую боль в груди. Советники терпеливо дожидались, когда ему станет лучше. Он едва не разразился истеричным хохотом. Лучше? Ему?

Как вообще что-то может стать лучше после всего этого? Он потерял половину своей армии. Инквизиция растоптала их, уничтожила. Сожгла все надежды не просто на независимость Раздолья. Она покалечила страну, лишив её стольких жизней. Лек Август сделал всё, чтобы люди теперь жили в страхе перед ним. Покончив с чародеями, он примется за Раздолье, и никто не сумеет остановить его.

— Герцог предал нас, — выдавил Славлен, сглотнув обратно желчь.

— Никто не мог это предвидеть, — ответил Куврата, наблюдая, как из палатки выносят очередное тело. — Лек оказался умнее, чем мы думали.

— Дилрой обещал помочь, по твоим словам, — заявил король.

Куврата размазал под ногами грязь носком начищенного сапога. До этой секунды он берёг обувь, однако сейчас был готов хоть изваляться в размокшей от крови земле. Ему надо было двигаться, чтобы думать. Одно неверное слово — голова с плеч. Особенно, когда Сирин в таком состоянии. На грани нервного, мать его, срыва.

— Он вышел из игры, потому что никто не ждал, что на сторону Августа перейдёт Тмаркет, Реслания и Валлонкаст. Вассалы Ардейнарда, — осторожно проговорил соглядатай. — Это… Это не укладывается в голове. Но вполне ожидаемо, что герцог подумал только о собственной стране. Как бы и до неё не добралась Церковь.

Славлен вновь закрыл глаза. На скулах заиграли желваки

— Это позорное бегство. Не смей его оправдывать.

— Я не оправдываю, я… — Алистер осёкся и опустил взгляд вниз.

Молчать. Если не хочется лечь под топор палача, нужно просто молчать. Куврата покосился на Мив. Та была также бледна, как и король, но её не тошнило при кошмарах лазарета. Насмотрелась на подобное, когда работала на Олириама Тилара во времена Медной войны.

— Как ему это удалось? — спросила вдруг эльфийка, заметив его изучающий взор.

— Что удалось?

— Лек смог обрести столько союзников за такой короткий срок, — уточнила она.

Куврата взглянул на короля. Тот молчал, уставившись невидящими глазами вперёд. Прошла целая ночь после битвы, а ратное поле всё ещё оставалось усеяно трупами, пока в палатках лазарета продолжалась борьба за жизнь солдат.

— Он мог пообещать всё, что угодно. Землю в княжествах. Ресурсы. Покровительство. Братство Зари постоянно расширяется, его члены дорого стоят, а многие хотят завести себе таких же преданных делу воинов, — отвечал Алистер эльфийке. — Религия, которую Лек исповедовал совсем недавно, потеряла первоначальный смысл. Она стала инструментом для подчинения. Думаешь, это всё из-за Матери Света, которой почему-то всегда не нравилась магия? Инквизиция создана для власти. Для мести. Кто-то из чародеев сильно насолил Леку Августу в прошлом, раз он обратился к вере и безумным идеям культа Матери. Он помешался на этом. Вбил себе в голову, что маги и те, кто относится к ним благосклонно — грязны душой и не должны жить. Его не волнует благополучие Лутарии, он видит только чародеев, нелюдей и нас. Тех, кто посмел воспротивиться его воле. Он не успокоится, пока не перебьёт нас всех. Он начал с магов, чтобы сразу устранить важнейшую для себя проблему. Мы и эльфы для него так, букашки, которых Инквизиция раздавит после того, как переловит всех чародеев и нарастит себе влияние и могущество.

От длинной тирады пересохло горло. Соглядатай осмотрелся в поисках воды, но потом вспомнил, что её всю истратили на раненых ещё несколько часов назад.

— Это произойдёт нескоро, — тряхнула светлыми локонами Мив.

— Но всё равно произойдёт. Лек вернётся, чтобы добить нас. Это неизбежно.

— Мы что-нибудь…

— У Ардейнарда остался Солинмарк, Грэйвуд, Суарива, — произнёс король, мигом обрывая беседу советников. — Неужели этого мало, чтобы почувствовать себя защищённым и помочь нам?

— Это фермерские владения. Там нет армии. Настанет такое время, когда Лек отберёт и их. Как я уже говорил, ему удалось превратить веру в нечто такое, с чем в конце концов придётся считаться всему миру.

Славлен проследил пустым взглядом появление нового тела у входа в лазарет. Это был юноша с короткими волосами, чем-то напомнивший ему Миляна, только гораздо моложе. Кровь не успела засохнуть на иссечённом швами животе. Не дотянул совсем немного. Он ведь мог выкарабкаться. Но сдался.

В застывших глазах юноши отражалось закопчённое скорбное небо.

— Никто не пришёл Раздолью на помощь, — проговорил Славлен. — Мы не должны были принимать этот бой. Это было ошибкой.

— Вы сами отказались отступать, — неуверенно напомнил соглядатай.

— Я говорю о том, что нужно было послушать Ияна, — покрасневшие глаза поднялись к Куврате. — Увести войска в конце мая. Вернуться в Зарибор.

— Это дало бы там только отсрочку, — возразила Мив.

— У нас были бы шансы за укреплёнными стенами. А сейчас я вернусь туда с горсткой людей. Что я скажу семьям, ждущим домой погибших воинов? Что Раздолье проиграло? Приняло бой и не смогло выстоять?

— Ещё ничего не кончено.

— Ошибаешься, Мивсаэль. Здесь, — Славлен поднял руку и обвёл ею сожжённое поле, — был целый военный лагерь. Мой лагерь. Моё войско. Миротворцы Ияна. Наёмники. Половина того, чем располагало Раздолье. А Инквизиции ничего не стоило сжечь это всё дотла.

В палатке кто-то умирал и так громко кричал, что один из лекарей требовал срочно принести «особое» успокаивающее снадобье, после которого уже не просыпаются. Куврата делал Мив намёки взглядами, прося её уйти отсюда в более спокойное место и взять с собой короля, но эльфийка делала вид, что не понимает его.

— Нам нужно соорудить дополнительную защиту для Зарибора, — вдруг произнёс Славлен. — Его стены смогут выдержать осаду, но недолго. Это последнее, что у нас есть. К сожалению, я не смогу защитить тех людей, что останутся за пределами столицы.

Сирин повернулся к своим советникам. На обычно румяном его лице не было ни кровинки.

— Где Иян, когда он так нужен… — горько проговорил он. — Я не верю, что он бросил всё. Он не мог.

— Возможно, вы плохо его знали, — предположил Куврата, глядя королю в глаза и не моргая.

Славлен неожиданно ухмыльнулся. И это напоминало конвульсию лицевых мышц.

— Я с детства его знал. Это восстание было нашим общим делом. Когда оно зарождалось, нас было всего двое.

— Даже самые близкие люди могут предать, — вмешалась Мив. — Я давно советовала вам быть к этому готовым.

Славлен покачал головой:

— Рано или поздно я узнаю, что с ним случилось. Иян никогда бы не предал меня.

Алистер отвёл взгляд от короля.

Вонь костров заполняла рот привкусом смерти. Соглядатай уже не делал попыток убедить Мив покинуть лазарет. Сирин не захотел бы пойти с ними. Он желал полностью познать окружающий мир, бьющийся в агонии.

Из палатки вынесли тело. И наконец-то несколько санитаров освободились и стали убирать мертвецов около входа. Король и его советники расступились, чтобы не мешать им. Но когда они взялись за тело какого-то тёмноволосого мальчика, Славлен остановил их.

Подойдя к носилкам, которые санитары не решились опустить на землю, Сирин вгляделся в лицо юноше. Затем он закрыл ему глаза ладонью.