— Ты можешь задавать любые вопросы, пока моё время ещё не истекло. Но я пришёл поговорить как раз о другом: о своей смерти. Я знаю только один самоубийственный способ снять барьер над Синаром и готов стать жертвенной фигурой. Вы ведь до сих пор не нашли способа?
— Нет! Если вы и правда Алхимик, ваши знания ещё пригодятся нам и всему миру!
— Свои знания я оставил в десяти трактатах, в потайной комнате в Штабе — пользуйся ими на своё усмотрение. Всё же, что осталось неписаным, так это маленькая житейская мудрость, которую я желал бы передать лично тебе.
Джани вопросительно поглядела в ответ. Ахим кивнул на Виту, выглядывающую из-под стола:
— Не ври своим близким. И люби их, пока есть время.
Девушку аж передёрнуло, она сама не могла понять почему эти слова словно взрезали её душу, и тут же перевела тему:
— Вы всё это время притворялись человком? Но как?! Даже Хоил не узнал в вас родного отца!
— В отличие от землян, Синарцы имеют разнообразный генофонд, а также и разнообразные способности. Не все они могут быть легко прочитаны и распознаны. Я, например, оказался далёким потомком некого существа, похожего на хамелеона, вот и вышло, что моя мимикрия развилась до таких тонкостей, что я могу изменять не только внешние признаки, но и собственную ауру и частицы. И именно поэтому я — единственный, кто может уничтожить синарский барьер, я могу воссоздать свойство частиц Базиля. Естественно, я умру, если попытаюсь уничтожить барьер над целой страной, но это того стоит. Признаться честно, с тех пор, как не стало Хикари, мне незачем больше жить.
— Зачем вы создали Хикари? Как вам вообще удалось… Она ведь была искусственно созданным человеком, верно?
— Ты действительно хочешь знать? Даже если это нанесёт тебе ещё одну травму?
Джани поджала губы:
— Вопросы прошлого больше не ранят меня, теперь мой взгляд устремлён только в будущее.
Алхимик потянулся к бокалу и сделал ещё один глоток, потёр переносицу и смахнул выступившие в уголках глаз слёзы.
— Меня попросила твоя мать. Чудесная была женщина, вот только судьба её не щадила. В день, когда ты пропала, всё пошло наперекосяк: Ванесса убила твоего отца, выпустила Джона, в надежде, что он убьёт тебя, а сама отправилась добивать Милли и Лину. Твой отец скончался сразу же, а вот его Лик выжил, как бы парадоксально это ни звучало, и ринулся защищать его жену и дочь. Милли оказалась слишком слаба, и он вселился в Лину. Но ты ведь знаешь, что твоя мать была гречанкой, а греческая Семья всегда считалась особенной в плане генетики. В итоге произошло удивительно страшное слияние: Лина поглотила в себя трёхсотлетнего Лика и стала живой бомбой. Любой раздражитель мог запустить в её нестабильном теле и разуме механизм самоуничтожения, и вместе с ней взлетел бы на воздух весь особняк, а, может быть, и город. Но убить Ванессу по каким-то причинам она не смогла, и в итоге сама оказалась в плену у собственной силы: её держали в затворничестве, опаивая медикаментами, не позволяли видеться с дочерью и кормили отборнейшей ложью. Но в один из моментов просветления она сбежала из особняка, ставшего ей тюрьмой и каким-то образом добралась до меня. Я уже говорил, что в те годы никак не мог повлиять на Ванессу: после пропажи Хоила я был занят укреплением барьера над Землёй, ведь Ария в любой момент мог вернуться. Занятый спасением всего человечества, я не уследил за семьёй лучшего друга: Ванесса сказала, что ты и твои родители погибли на войне, а я поверил, не желая разбираться. И вот, когда Лина появилась у меня на пороге, моля о помощи и рассказав всю правду, я просто не мог отказать. Твоя мать просила убить её, так, чтобы никому не навредить, но я, отчасти из исследовательских соображений, отчасти из чувства вины, предложил ей другой вариант: переродиться, направить всю её редкую и удивительную генетику в русло новой жизни, чтобы уже в новом обличье встретиться с собственными дочерьми. Она согласилась и, как ты видела, всё прошло успешно: духовные частицы, что сводили её с ума были очищены и сформировали нового человека, новорожденную девочку, полностью состоящую из частиц! Хикари была венцом моих творений — она на лету училась преобразовывать своё тело, она раскрыла полностью весь потенциал, который был у твоей матери… И, более того, я воспитал её таким же чистым и открытым человеком, каким была твоя мать.
Джани сидела ошарашенная, не зная, что и сказать. Её стакан давно опустел, а глаза наполнились слезами.
— Почему… почему вы не рассказали раньше?
Алхимик опустил голову в сомкнутые ладони и тихо простонал:
— Потому что не мог. Или думал, что не могу. А теперь уже слишком поздно, от моей жизни остались только ошибки. И, если ты не против, я хотел бы умереть, исправив хоть одну из них.
[1] До скорого (яп.)
Глава 26
Джон воспринял известие об Алхимике слишком спокойно, будто бы если не знал, то точно догадывался. Джани пару дней ещё пребывала в состоянии шока, но долгие беседы по вечерам убедили её в том, что Ахим и Дедушка Витя — действительно один и тот же человек. Вдобавок ко всему, с появлением Синарца расшифровка книги Бирты пошла намного быстрее, и через полторы недели отряд избранных бойцов, в число которых входил и Дэн, возобновил особые тренировки. Помимо них начались и отработки стратегий, заготовленные Нелл, а информация Ахима касаемо устройства Синара оказалась просто бесценной при моделировании штурма дворца.
Постройка Нового Феникса завершилась в рекордные сроки: Джон привлёк и грамотно использовал мощность всех заводов, отданных в его подчинение. И только Джани в утро запуска корабля заметила, как нервно подрагивают его механические пальцы.
— Всё в порядке? — просила она, аккуратно беря руку Джона в свою.
— Надеюсь, эта штука взлетит, — ухмыльнулся учёный. И тут же расхохотался. — Конечно взлетит! Я же гений, разве может быть иначе?
— Ты что, волнуешься за жизни пассажиров, эгоист? Или, может быть, за судьбу целого человечества? — попыталась подколоть она.
Но лицо мужчины неожиданно сделалось серьёзным. Он помолчал, а затем спросил:
— Ты когда-нибудь задумывалась о том, что такое «гипотеза эгоиста»?
— Нет.
— Так и думал! Допустим, определение эгоизму мы уже дали — это неукротимое желание индивида изменить весь мир под себя, подогнать под свои стандарты, подчинить своим целям и всё в таком духе. А гипотеза — это теория, предположение. То, о чем можно только догадываться, но пока ещё не удалось подтвердить.
— Да, это так.
— А теперь подумай, о чем таком всегда догадывается, но боится искать тому доказательства человек, который хочет благоустроить весь мир под себя?
— Ответ содержится в вопросе?
— Как знать, как знать…
Джани уже знала ответ. Знала правду, от которой всю жизнь бежала, стараясь не замечать.
— Он догадывается, что мир никогда не подчинится воле одного человека, потому что все люди, вся их общность — и есть мир? Как бы ни развивались отдельные индивиды, какими бы выдающимися на фоне остальных представителей живых форм они не казались. Будь то Синдао, Покровители или ещё более высшие силы… никто не имеет право посягать на общее бессознательное. А те, кто делают это, зовутся тиранами — как Ария, «Волки» или Мировая Лаборатория.
— А это значит, что эгоизм…
— Не нуж…
Джон резко сблизился, затыкая ее поцелуем.
— А вот тут попрошу. Эгоизм — такая же форма выражения коллективного бессознательного, как альтруизм или мизантропия. Можно даже сказать, это основное топливо и для того, и для другого. Ни один деятель, оставивший след в истории, не творил совсем уж бескорыстно — будь то моральное удовлетворение, или оправдание собственного существования, или ещё более завуалированные формулировки вроде «долга перед духами предков». А значит эгоизм и альтруизм — две стороны одной медали.
Джани вгляделась в серо-фиолетовые глаза партнёра. Первый поцелуй всё ещё витал у неё на губах, и так хотелось верить, что он не окажется последним.