— Я вас понял, понял, но девушка по имени Бирта, которую вы ищете, ещё не добиралась сюда и не связывалась с нами. Ни сегодня, ни вчера кораблей в штаб не отправляли, да и как это возможно, когда я единственный хожу по этому маршруту вот уже на протяжении тридцати с лишним лет!
— Тогда мы бы хотели узнать, когда отойдёт следующий корабль.
— Ливень уже прошёл, так что мы можем выйти в море, как только прибудет ваша знакомая. Останетесь ждать у нас?
— С радостью.
— Отлично! Мик, сопроводишь своих друзей до регистратуры?
— Спасибо, мы сами найдёмся, — пресекла Джани всякие попытки увязаться за ними. — Я не раз бывала здесь, пусть и в детстве.
На самом деле, она не помнила, чтобы хоть раз останавливалась в припортовой гостинице: когда отец возил её в штаб, они приезжали ровно к отплытию судна. Во время крупных собраний Глав Семей корабли ходили по расписанию, а в остальное время — как попадётся, ориентируясь на сведения из близлежащих гостиниц, но почему-то, когда бы отец ни появлялся на причале, судно уже ждало его. Гостиничный номер оказался не слишком уютным и походил на минималистичную пароходную каюту: железные двухъярусные кровати, такой же стол и интерактивное табло вместо иллюминатора составляли его нехитрое убранство. Разгрузив багаж, ребята разбрелись каждый в свою сторону и провели целый день в праздном ничегонеделании. Лишь после обеда Илья принёс новость, что таинственная Бирта наконец прибыла, и на завтра уже готовится корабль.
В утро перед отъездом Джани проснулась слишком рано от ощущения, что кто-то трясётся в её постели. Испугавшись, что наглец Мик всё-таки пробрался в их комнату, она вскочила — сна ни в одном глазу, но причиной для волнения оказался Хоил, пытающийся унять дрожь в своих руках.
— Что-то случилось?
— Я готов рассказать, — сиплым голосом ответил синарец, наверное, он плакал, хотя в слабом свете от экрана не было заметно слёз.
— Ребятам или только мне?
— Тебе. Сама им перескажешь, я не знаю как, да и поверят ли мне…
— Я поверю, — она легонько толкнула друга, усаживаясь поближе.
— Начну с начала… Как я и говорил, мы с Арией родились в один день, но узнал я об этом намного позже: мой Учитель, он же приёмный отец — Алхимик, делал всё возможное, чтобы я вырос обычным ребёнком. Он даже приютил ещё с десяток пострадавших от бедности детишек, чтобы у меня были братья и сёстры, и обучал нас кузнечному делу. Но воспоминания Арии со временем начали пробуждаться — я знал совсем другое «своё» детство: мать, основательницу Рода Синдао, жившую на Земле много тысячелетий назад, междоусобицы тогдашних людишек и славные походы, в которых Ария — или я — одерживал блистательные победы. Как думаешь, осознание того, что я перенял память монстра, не жгло меня изнутри?
Джани легко погладила синарца по плечу.
— Там, в хостеле в горах я встретил нашу мать, — прошептал Хоил. — Или свою мать, его мать… я говорю о Бирте. Сразу её узнал — ума не приложу, почему она жива и что случилось с её глазами, но в том, что она произвела на свет Арию и основала Синдао, нет сомнений. Помню, как маниакально она рожала детей, чтобы укрепить Род, и какие надежды возлагала на старшего сына: он отличался с рождения, не только светлыми волосами, но и волевым характером, крепким здоровьем, ловким телом, умом… а в Роду в то время как раз шла междоусобная война. Ария вырос и посвятил себя войне — я помню множество побед, давшихся ему нелегким трудом, но, хуже того, я помню все его эмоции: азарт и жажду крови, желание победить любой ценой. От многое сделал для укрепления господства Бирты, но, всё же, однажды оказался пленён: родной дядя схватил его и приказал сжечь его на костре. И, ты только представь, я помню тот миг в мельчайших деталях! Будто бы жгли меня, а я смеялся и говорил, что ещё вернусь, будто это я был настолько самоуверен и знал, что выживу даже после смерти, будто это мне с рождения была ведома тайна вечной жизни…
Хоил снова затрясся, и с дрожью в голосе продолжил:
— А, может, Ария и знал какую-то тайну. Посмертные воспоминания уже не такие чёткие, наверное, они остались у него. Помню лишь обрывками: он попал в мир, называемый Покоями, где не существует смертей, болезней, нищеты и неравноправия, где каждому дано всё, чего он хочет, а жизнь бесконечна. Где земляне, наймейцы и множество других людей разных рас с разных планет, галактик и временных отрезков живут в мире, а за соблюдением законов Покоя следят Двенадцать Покровителей, обладателей божественных Перьев, способных раздвигать границы реальности и нарушать все законы материальной физики. Попав туда, Ария упорно постигал Высшую Мудрость и вскоре стал одним из богоподобных воинов. А затем ему и этого стало мало. Он вышел за границы бессмертного мира и узрел на периферии тех, кого вы называете Сущами: тех, кто не сохранил свой прижизненный облик полностью, но все же смог покинуть земной мир. Они были выброшены из чудесного рая, обделены всем, чем обладали Покровители и обитатели Покоев и влачили жалкое существование, подпитываясь ненавистью. Не знаю почему, но Ария почувствовал к этим отщепенцам жалость, и стал их вожаком.
— Значит он…
— Устроил бунт, ведя за собой полчища голодных, маниакально зацикленных, не отягощённых широтой мысли чудовищ. В ходе восстания он убил даже своего наставника, одного из Покровителей — так у него появилось два меча, два божественных Пера, а дальше… что-то пошло не по плану. Арии пришлось покинуть Покои и он бежал назад в материальный мир на одну из планет солнечной системы, где и основал Синар. Сперва его колония скрывалась под щитами и паразитировала на цивилизации наймейцев, захватывая, в том числе, их тела из плоти и крови, затем начала строить город под барьером и экспериментировать с генетикой. Даже Покровители так и не смогли пробить его защиту, и Синар остался процветать.
— Значит, в страну Арии нельзя попасть? Как же тогда вы с учителем выбрались на Землю?
— Тоже грустная история, — усмехнулся Хоил. Он уже достаточно успокоился, руки не тряслись и возвращалась привычная нотка иронии. — Я же говорил, что Алхимик спас меня ещё ребёнком и из-за этого лишился как должности министра, так и права на жизнь. Бежав из дворца, он выкрал одно из двух Перьев, сменил внешность и поселился в кузнице на отшибе страны — занялся хозяйством, растил детей… Мы могли бы жить большой семьёй, да только, оказалось, те сироты семьёй нас никогда не считали. Они то ли изначально были подосланы дворцом, то ли впоследствии завербованы — не знаю, да и, в сущности, нет уже разницы. Однажды они предложили и мне вступить в их ряды, чтобы убить «предателя Алхимика» и разделить щедрую награду, выслужиться перед господином Арией и чуть ли не переехать жить во дворец вместо того, чтобы «ютиться по лавкам в убогой хибаре», как они выразились! Представь себе, те, кого я считал братьями и сёстрами, продались моему врагу! Конечно, я разозлился, во мне что-то сломалось, лопнуло, перегорело и остыло. Завязалась драка — они никогда не были мне ровней, и я убил их, вырезал, всех до единого, своими собственными клинками.
Хоил замолчал, ожидая, что Джани прогонит его прочь, но та лишь сильнее стиснула его руку.
— Продолжай.
— На крики прибежал Учитель. До сих пор помню, как он спросил: «Неужели ты, монстр, никогда не ценил человеческую жизнь?». А я, как дурак, ответил, что жизни этих подонков ничего не стоят по сравнению с гениальным кузнецом. Понимаешь, что я имел в виду, и как он это интерпретировал?
Джани молча кивнула.
— Я потянулся за его Пером, попытался выхватить, и всё орал, что оно мне нужно, чтобы завершить свои мечи и всем отомстить. Должно быть, для него всё выглядело так, словно я слетел с катушек, поддавшись монстру внутри. В ходе битвы я всё же прикоснулся к его Перу, и случилось то, чего ни он, ни я не поняли — красные камни в рукоятях моих мечей засветились, и я оказался разорван на тело и дух, запертые внутри мечей — обессиленный, способный лишь наблюдать. А через какое-то время пришли стражники и обвинили Учителя в зверском детоубийстве. Ему оставалось только бежать на корабле, который он сам и мастерил, пока растил нас. Видишь ли, Учитель был болен транспортом. И, всё же, перелёт мы совершили чудом, лишь благодаря Перу. Уже на Земле он выслушал меня, не сказать, что поверил, но предложил искупить содеянное: я согласился и стал ловушкой для Арии, который рано или поздно пришёл бы за нами.
