Шли годы, трон Веридора занял Кандор Х, и аристократия убедилась, как ошибалась насчет невзрачного младшего принца. Король возмужал и правил твердой рукой, совсем не так, как родитель, не прогибался ни под могущественных соседей, ни под самого Отче. А ещё новый правитель удивил всех скорбью по брату, о котором все забыли на третий день после его казни. Ежегодно в день смерти Джанговира Кандор одевался во все черное и молился за его душу в храме Единого, хотя понимал, что вряд ли это уместно в отношении того, кто поклонялся Мрачному Богу.

Во время одной из многочисленных войн с Саратой на стороне Веридора принимал участие Порсул. Не сумел одолеть врага на суше, Сарата решилась дать морское сражение, и наняла дюжину кораблей корсаров. У Порсула был самый мощный флот в мире, но даже ему было не под силу взять один из пиратских судов. Корабль лавировал и виртуозно уходил из-под обстрела, когда же маги Веридора атаковали его боевыми заклятиями, наткнулись на непробиваемые щиты. Пробить небольшое окно в защите, ударив одновременно светлой и темой магией, и слеветировать на палубу смог только Кандор Х, как всегда выступающий в первых рядах армии, как рядовой солдат. Он остался один против всего экипажа корабля. Король орудовал мечом настолько быстро, насколько только был способен, и все равно пираты теснили его числом. И тут над судном прогремел властный голос: "Какой молодчик! Оставите-ка его мне, парни!" Корсары расступились, пропуская вперед капитана, который был за штурвалом во время фееричного появления короля. Это был стройный загорелый мужчина, на полголовы выше Кандора и в полтора раза шире в плечах. Из-под бархатной темной маски (и что за маскарад на корабле!) мерцали чернющие глаза. Длинные волосы, стянутые в высокий хвост, и легкая грациозная походка, которой позавидовали бы сливки общества, вносили диссонанс во все происходящее, как и правильная речь на чистейшем веридорском. Пират обнажил саблю, и через миг клинки запели. Мужчины дрались ожесточенно, соревнуясь в скорости и мастерстве. Впервые Кандор встретил такого достойного противника и с трудом сдерживал его напор, тот же явно не ожидал такой силы от такого слабого на вид врага. Оба как один решили не использовать магию, захваченные танцем лезвий, чередой выпадов и звоном эфесов друг о друга. Корсары обступили их, но не вмешивались. Спустя десять минут сабля пирата рассекла лицо Кандора через лоб, правый глаз, щеку и скулу, но сам он уже перебросил саблю в левую руку, поскольку ловкость противника уже в конец измотала правую. "Ваше имя, лорд! — крикнул ему король. — Чтоб знать, чья смерть на моей совести". "Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Впрочем, я назовусь, все одно покойник с моим именем ничего не сделает, — отвечал ему пират. — Морские просторы знают меня как Ветра Смерти, а друзья и женщины зовут меня Джанго. А враги — дьяволом во плоти. Очередь за вами, лорд: чье лицо мне выпало заклеймить?" Над палубой прозвучало гордое имя Его Величества короля Веридора Кандора Х Жестокого… И капитан вдруг отступил, опустив саблю, и всмотрелся в того, кого он был готов заколоть несколько секунд назад. "Мда, не лжет, значит, молва: ты и в самом деле стал великим королем, — задумчиво пробормотал пират и, горько усмехнувшись, добавил. — Гораздо лучшим, чем мог бы стать я". Миг — и маска полетела под ноги, и взору Кандора предстала практически точная копия его лица, только темнее и старше. "Брат!" — изумленно выдохнул король и, отбросив меч посреди вражеского судна, бросился к капитану и сжал его в объятиях. Несколько обескураженный таким проявлением чувств, пират тоже отбросил саблю и нерешительно проговорил: "Слухи ходят, ты горевал по мне…" "А как же иначе, брат?" — и такая искренность была в словах и глазах Кандора, что бывшему наследнику впервые в жизни стало стыдно. Ведь он ни разу за всю свою придворную жизнь не взглянул на младшего брата и если и говорил о нем, то с долей превосходства и как о досадном недоразумении, которое откровенно сложно заподозрить в родстве с ним, исключительным и во всем идеальным будущим правителем. Он знал, что не то что не стал бы оплакивать Кандора, он бы не стал даже ради приличия соблюдать траур. А став пиратом, он ни разу не вспомнил о брате, разве что когда доходили вести о наследном принце, а потом и короле Веридора. Ни секунды больше не колеблясь, корсар ответил на братские объятия и сам себе поклялся, что изменит свое отношение к семье, которая у него, оказывается, есть.

С тех пор старший принц часто наведывался в Веридор, однако пиратство не бросил. Много раз Кандор предлагал ему официально вернуться в семью (к демонам Отче!) и даже снова стать наследником, ведь у него детей еще не было. Однако капитан корсаров отвечал, что его высочества наследного принца Джанговира Веридорского больше нет, его сожгли на костре много лет назад. Есть Джанго, Ветер Смерти и гроза морей. Он давно мог бы вернуться, но тогда, после "своей" казни внезапно понял, что он никому не нужен: родителям нужен был наследник и они быстро нашли ему замену; "друзьям" нужны были связи. На вопросы о том, что всё-таки произошло между ним и Отче, и о том, как ему удалось избежать костра, Джанго молчал, только смотрел мечтательно куда-то в даль и говорил, что есть вещи куда более важные, чем королевская власть и казна. Тогда-то Кандор заподозрил в причастности женщину, укравшею сердце брата, но больше нему ничего не удалось выяснить. Жестокий король отличался проницательностью и насквозь видел своих подданных, знал о них все. Только брат до сих пор оставался для него загадкой.

Единственное, на что согласился Джанго, — это быть глазами и ушами Веридора на торговых путях. Собственно, только потому что он был незаменим в плане разведки, лорд Див и терпел его, но не упускал случая промыть Кандору мозги по поводу того, что старший братец — безответственный алчный тип с замашками разбойника-головореза, которому никакой закон не писан, и что он может в тайне вынашивать планы по захвату власти. Но Кандор доверял брату и лорду Диву в равной мере и забавлялся во время их мелких перепалок.

Однако сейчас назревал серьезный конфликт…

— Может вы себя уже выше короля мните? — кипятился лорд Див, и такая ярость сверкала в его глазах, что ни один здравомыслящий человек не стал бы припираться с ним.

Но, как завещал первый великий король Рагнар, здавомыслие и осторожность не для королей перед лицом смерти или дерзкого подданного.

— Да нет, лорд Див, похоже, это вы считаете себя в праве указывать королю, что делать, — в голосе Джанго звенел лед, — А я всего лишь обратил внимание брата на вашу предвзятость.

— Предвзятость?! Произошло преступление и был казнен невинный! И Кандор по доброте душевной щадит преступницу и не желает видеть её мотивов! Она же просто-напросто пробивает себе место не только в постели короля, но и на троне рядом с ним, а желает для своего бастарда венец наследника!

— Осторожней, Див, — напрягшись, осадил министра Его Величество. — Ты говоришь о моей любимой женщине и нашем сыне.

— Твоя любимая женщина наградила тебя смертельным необратимым проклятием, пытаясь убить твоего сына. И это удалось бы ей, Кандор! А если завтра у нас во дворце начнут одна за одной отправляться в царство мёртвых претендентки на роль твоей жены, среди которых родственницы правителей, как мы будем улаживать конфликты? Со всем миром воевать?! Чего ради, Кандор?! Ради бывшей элитной проститутки, которой захотелось стать законной супругой, и не какого-то недалёкого дурачка-дворянчика, а самого короля! Скажи мне, сынок, готов ли ты пожертвовать старшим сыном, единственная вина которого в том, что ему было суждено родиться демоном?!

— Вы так яро отстаиваете невиновность принца Эзраэля, лорд Див, — оборвал министра Джанго. — А между тем его покушение тоже имело место. Или вы отрицаете, что демон хотел свергнуть отца? И что бы стало с Кандором, удайся его замысел? Любящий сынок, возможно, и не казнил бы его, но сгноил бы в темнице наверняка.