В этот момент Кандору Х не повезло ворваться на балкон и оказаться под прицельным огнём тысяч глаз, а Джанго между тем и не думал затыкаться.

— Его Величество не даст соврать, Его Высочество с детства тяготится этими предрассудками, и наконец наш мудрый король призвал дочь на помощь себе, чтобы развенчать этот культ одержимости принца, — и все это под прожигающим взглядом все того же Его Величества. — И принцесса узнала, что Великий Султан отправил в Веридор шпионку, обманом втершуюся в доверие лорду Гвейну, графу Ле Грант и лидеру Чёрной Тридцатки. Его жена, Тейша, оказалась не кем иным, как суккубом, демоницей страсти и похоти. Она опоила Гневного принца, поэтому он, не сознавая, что делает, покусился на честь сестры. Ее Высочество Кандида Кровавая целую ночь простояла на коленях на голом каменном полу фамильного склепа, скорбя по безвременно ушедшему брату и моля Высшие Силы, дабы они отнеслись к нему справедливо. И чудо свершилось! Несправедливо отнятая жизнь была возвращена в тело принца. Так скажите, не является ли такая милость прямым доказательством того, что Небеса благоволят Эзраэлю Гневному? А могут ли Они ниспослать свою милость проклятому сыну Хаоса?

— Не може быть! Живёхонек демонюка! — завопил кто-то из толпы, да так, что даже монаршие особы на балконе расслышали.

— Джанго! — воспользовавшись вынужденной словесной передышкой брата и сдернув его ладонь с артефакта усиления голоса, встроенного в перила, зашипел на него Кандор. — Ты чё за чушь порешь?! Какие, в Хаос, Небеса?!

— Которые послали мне столь мудрое решение проблемы. Очнись, Кандор! У тебя в сыновьях Одержимый ходит, а ты гадаешь, как священного похода избежать! Если уж про твоего сыночка говорят, что он — сын Дьявола, то ты, прости, кто? — и, не давая опомниться королю, снова активировал артефакт касанием руки и продолжил вещать. — Поверьте же глазам своим! Вчера вы все провожали Эзраэля Гневного в последний путь, сейчас же узрите его, воскрешенного молитвами его светлой сестры!

Театральный взмах рукой — и из арки позади короля и кронгерцога выступают Эзраэль и Конда, взявшись за руки и с лёгкой улыбкой смотрящие друг на друга, словно воркующие голуби. Казалось, она не видели ни обращенных на них, расширенных от удивления взглядов, ни продолжающего разглагольствовать дядю и его околесицу, ни застывшего отца, еле-еле сдерживающего выражение «вы только ничего не подумайте, я не с ним, вообще в первый раз этого сумасшедшего вижу». Они видели только друг друга, и сквозь глас бесновавшегося города:

— Да здравствует Эзраэль Гневный! Слава Кандиде Кровавой! — девушка слышала только немое признание Рая:

— Я люблю тебя… — и чувствовала, как губы саднят, стоит вспомнить эти же слова, произнесённые другим голосом.

Дорогие читатели! Спасибо всем, у кого хватает терпения дождаться продолжения романа, которое порой задерживается)) Ваши лайки и комментарии вдохновляют автора и делают его счастливым))))))

Мы подошли к финальной части книги))) Все маски сброшены, на носу последнее испытание и признание Богами Истинного Наследника. Кто будет бороться за престол на последнем этапе отбора? Кому улыбнётся удача: безмагическому опыту, внезапно возросшей в разы силе или женской хитрости? И самый главный вопрос: кто в итоге займёт место на троне? В пятой части все медали показывают обратную сторону: дружба превращается в лютую вражду, честность — в подлость под маской слабости, а любовь — в жгучую ненависть. Но все получат только то, что заслужили…

Палуба мерно покачивалась на спокойных волнах, ластящихся к бортам и изредка, словно шутя, плескавших на палубу солеными брызгами, в рассветных лучах сияющих ослепительнее бриллиантов. Однако присевший на ступеньках, понимающихся к шканцам, Джанго не замечал ни красоты пейзажа, раскинувшегося на позолоченном утренней зарей горизонте, ни периодического душа из морских капель в несколько карат. Ветер Смерти устремил невидящий взгляд в даль и вспоминал те далекие веселые деньки, когда он, шальной красавец-молодчик, добыл себе славу сорви-головы, самого отчаянного храбреца и бывалого морского волка.

Много воды утекло с тех пор. Впервые встав за штурвал, Джанго не имел ни имени, ни величия, ни гроша в кармане, ни семьи, ни друзей, ни любви в сердце, ни блеклого лучика в душе. Ни хоть какого-то будущего. Годы чернокнижника, отказавшегося от чувств и встреч со своей единственной, были сочтены. Он до сих пор помнил, как, вырвавшись из мрачных застенков инквизиции и увильнув от костра прямо под носом у Отче, привел Содэ в храм Единого, чтобы их судьбы соединили узаи, разорвать которые по силам только смерти. До сих пор ее отказ огненной плетью хлестал его даже из воспоминаний. Любимая твердила ему, что не может предать отца и что сможет устроить все так, что он благословит их брак, надо только немного потерпеть, подождать благоприятных обстоятельств и с ювелирной осторожностью раскинуть зыбучие сети интриги… А он — горячая голова! — выдернул свою ладонь из ее судорожно сжатых рук и бросил ей в лицо, что раз уж ради отца она готова отречься от него, пускай с отцом и остается! И нечего было его спасать, подумаешь, всплакнула бы пару раз над огарочком, который вместо его трупа остался бы, да и забылась под отцовским крылышком, а потом и с подобранным им женишком утешилась. От короткой затрещины, которую он схлопотал после той длинной злобной тирады, казалось, до сих пор полыхала щека. Так они и расстались, оба с разбитыми сердцами, а он еще и с ограниченным жизненным сроком. Семь лет — ровно столько оставалось ему до полного безумия. Поэтому то Джанго и бросался в самые рискованные авантюры, предпочитая безвременно сгинуть в очередной переделке, а не медленно, но верно чахнуть в безопасности. К несчастью, убить чернокнижника не так то просто, и бывший наследный принц Веридора уповал только на палача и наточенный топор, с шумом рассекая воздух опускающийся на плаху. Сам он, конечно, был далек от того, чтобы сдаваться в руки властей ради приведения смертного приговора в исполнение. Он искал смерти в грозных бурях и звенящих сталью абордажах. Так и сгинул бы он безвестно и бесславно, в очередной раз затеяв игру с судьбой и поставив на кон жизнь. Но госпожа удача, порой годами не наведывающаяся ко многим, не желала оставлять Джанго и выкинула его на палубу корабля, кишащего нечистью и порождениями Хаоса, где он и повстречался с ней…

Почему воспоминания нахлынули именно сейчас? Может, потому что в такое же свежее чудесное утро они впервые поцеловались на глазах у всей команды, в том числе и у её отца, капитана-минотавра мессира Девиура? Четверть века прошла с их последней встречи, никак не меньше, а ему и сейчас нет-нет, да и покажется, что вот-вот к нему со спины неслышно подкрадется и, опустив тонкие длинные белоснежные кисти на его широкие плечи и коснувшись длинными волнистыми локонами цвета воронова крыла, со всей силы прижмется к нему та, кого здешние воды знали как Туманную Бестию. А для него она была Линн. Молоденькая ведьмочка с примесью демонической крови, пораженная в самое сердце его бесшабашностью и любовью балансировать над самой пропастью, и безнадежно влюбившаяся в него. Джанго знал, он мог бы любить её, сильно и до смерти, не мысля ни о какой другой женщине. Он был бы счастлив вычернкуть из жизни прошедшие двадцать пять лет с дворцовыми подхалимами, придворным лоском, фальшивыми друзьями и любимыми, чернокнижничеством, чувствами к Светлейшей и их разрывам, и всю жизнь скитаться по морским просторам, покоря дальние берега, исследуя нехоженые земли, гоняя торговые и военные суда, охотясь за наживой и предаваясь страсти под песню могучих свободолюбивых волн. И все это вместе с Линн. Он он не был обычным человеком и не мог переплести свою судьбу с какой-либо другой женщиной, кроме своей единственной. В его силах было подарить Линн лет пять "почти любви". Он чувствовал, как щемит его сердце рядом с ней, он был в состоянии спать с ней и хоть каждую ночь не раз и не два доводить её до исступления своими ласками, благо, опыта у старшего принца было не занимать. Однако сам бы ничего при этом не чувствовал. Как бы ни старалась Линн, какие бы привороты и чудодейственные настойки не пробовала, малейшая искра страсти тлела в нем, не успев даже вспыхнуть. Она могла бы забрать его пять-шесть лет себе и одна вкушать все удовольствие, но Линн решила иначе: "Страсть — упоительное вино, только когда его распивают на двоих". Она сделала то, что ранее считалось невозможным — сломала оковы Джанго и убила в нем чернокнижника.