Прошедшие четыре дня были наполнены событиями.

Тогда, приехав домой, я встретил у подъезда дядю Колю, а тот, в свою очередь, засёк порез на рукаве моей куртки. Пришлось покаяться. Дядя поинтересовался конечным итогом «битвы народов». Выслушав более подробный рассказ, он одобрительно хмыкнул и, направив меня жестом в сторону лифта, достал из кармана телефон.

Поднявшись в квартиру, дядя обрадовал нас, и в первую очередь Олю, что её дела в Питере закончены и ответственность за имущество мужа с неё снята.

Мама накрыла нам в гостиной чай и… как будто про между прочим сообщила мне, что они с отцом и Оля решили отправиться вместе со мной. Дёрнувшись от неожиданности, я опрокинул свою чашку и вынужден был пулей рвануть в ванную, чтобы спасти своё самое сокровенное. Убедившись, что важнейшая часть моего организма не пострадала, и переодевшись, я вернулся в гостиную.

Прочитав написанный большими буквами у меня на лице вопрос, отец покачал головой и сказал: «Серёжа, мы с мамой и Оля отправляемся туда же, куда и ты, не только потому, что не хотим расстаться с тобой навсегда…»

Отец на секунду замолчал, подбирая слова:

— Понимаешь, ты не должен винить себя в этом. Конечно, мы не хотим тебя потерять, но это не единственная причина. Оля боится за Костю и хочет оставить позади тот ад, в котором она живёт весь последний месяц, ведь кредиторы Эдика ищут её, считая, что она прячет его деньги, а среди них есть достаточно опасные люди. У меня… у меня последние полгода начались серьёзные проблемы, на моё место нацелился один кадр с мохнатой лапой в тылу, и мне приходится не только работать, но и постоянно отбивать наезды, и достаточно мало-мальского прокола, на который в другое время и особого внимания бы не обратили, как я останусь безработным.

Я с изумлением смотрел на отца. Нет, что касается Олиных проблем, тут я был в курсе, но вот что серьёзные проблемы у отца… Это было новостью. Неприятной. Я посмотрел на маму.

Она улыбнулась: «Серенький, во-первых, я мать, я не хочу расставаться с тобой, и надеюсь ещё понянчить ваших с Сашей внуков. А во-вторых, я ведь биолог! Там ведь целый мир, по которому не ступала нога естествоиспытателя! Это ведь не то что здесь, где мы зачастую перемусоливаем по… надцатому кругу одно и то же, а большую часть диссертаций нужно повесить в сортире, ибо на большее они не пригодны!» По маминому лицу было видно, что живности Нового Мира не избежать самого пристального изучения, и я подумал, что, скорее всего, именно мама и была закоперщиком этой идеи.

Я повернулся к отцу, тот понимающе усмехнулся: «Сынок, я думаю, что тёртый инженер там пригодится, ну на крайняк пойду помощником к Саше, надеюсь, уж папу своего мужа она возьмёт по знакомству». Он и дядя Коля дружно захихикали. Я вперился взглядом в дядю, он сначала ответил мне тем же, но секунд через пять улыбнулся и сказал: «Всё в порядке, Саша со своей спутницей благополучно добрались до Демидовска, Саша уже работает и ждёт тебя. Но ещё на весточки не рассчитывай, я не хочу привлекать к тебе излишнее внимание орденских».

Когда я на следующий день прикатил после занятий к Кравцовым на сервис, то там уже стояли два трёхосных грузовика с весьма примечательной внешностью. Ярко-жёлтый КУНГ[57] с тремя окнами, снабжёнными откидными белыми заслонками, синяя кабина с дверями, открывающимися против хода, необычно куцый капот и далеко выступающий вперёд бампер, вкупе с колёсными редукторами, серьёзно увеличивавшими дорожный просвет и делавшими машину достаточно поджарой, несмотря на большой кузов, придавали их внешности бульдожий вид.

Вышедший из бокса Владимир Олегович пожал мне руку и, повернувшись к машинам, стал с удовольствием их разглядывать.

— Красавицы! — повернулся ко мне, — умеют же чехи делать машины. Я в молодости пару лет проездил на такой. Тихоходная правда, но пролезет по любой дороге, даже нашей, — он что-то вспомнив, весело засмеялся. Потом добавил, — правда, тем, кто на них ездил, надо было бы руки повыдёргивать и к жопе привинтить! Это ж надо было так постараться и машины до такого состояния довести!

— Что, настолько убитые? — спросил я.

— Заездили капитально, уроды! Но! — Владимир Олегович хлопнул меня по плечу. — Ничего такого, что не лечилось бы хорошим капремонтом. Да и движок на них — половина татровской двенадцадки, а ту я знаю, как свои пять пальцев.

— А дорого обошлись?

«Почти тесть» довольно рассмеялся: «За обе — десять штук зелени, и то, видать, большая часть пошла в карман этому гаврику. Одно хорошо, он хоть и хитрым болтом деланный, но у Маринкиной подружки живёт под каблуком. И без права на расширение жилплощади! И кстати, тут с нами будет работать тесть той чернявочки, которую мы вчера отбили. Только это, Серёж, ты смотри при нём про её мужа не брякни» — Олегович тяжко вздохнул: «Погиб парень, два года назад».

Я отправился переодеваться. Пока я натягивал комбез, одну из «Праг» загнали в бокс и мы начали её раздевать.

Я поставил свою «целку» на стоянку сервиса и пошёл искать отца. Тот варил в «жестянке» кабину второй «Праги». Дождавшись, когда он закончит шов, я позвал его в курилку пошептаться. Прихватив по дороге красившего раму Лёшку, мы устроились на лавочках вокруг ведра с окурками.

— Пап, Лёша, я тут надыбал один агрегат. Говорю сразу, машина со всех сторон проблемная…

— Краденая? — перебил меня отец.

— Нет, агрегат не криминальный, она бездокументная и два года стоит нерастаможенная. Хозяин привёз её с морей, перегнал с Мурмана. Ну, по приезде, как и положено, это дело капитально вспрыснули. Хозяин решил перекурить перед сном в постели. Ну и перекурил… Хата сгорела, сам в уголь, документы, ессно, тоже сгорели и даже копий, чтобы знать, куда именно запрос посылать, не сохранилось. Вдова держит её в гараже и боится её кому-нибудь предлагать из-за таможенных проблем.

— А что за аппарат? — Лёшка задал самый важный вопрос.

— «Тойота бандейранте»[58], длинный, девяносто шестого года, в девичестве «Тойота Ланд Круйзер 40».

Лёшка присвистнул: «Суровый агрегат. Бать, надо брать. Поставим его на склад, там же на месте и подшаманим».

Отец достал телефон и, набрав Сергея, изложил тому ситуацию. Ответ был однозначным: «Берите, машина самое то».

Мы с Лёшкой уселись на его скутер и поехали к матери за деньгами. Через два часа, аккуратно проведённая по закоулкам промзоны грязная бело-голубая «Тойота» стояла у нас на складе.

Я закрыла ворота гаража и пошла за дом вслед за Настей. За прошедший месяц мы привыкли, возвращаясь, входить через веранду, чтобы не тащить в дом воду. Вот и сейчас Наська, включив свет и внимательно осмотрев веранду на предмет змей, стала снимать и развешивать на веревке пончо с дождевой юбкой. Повесив мокрое сушиться, мы зашли в дом. Я присела на банкетку и начала стягивать с протеза берцу, а Наська, мигом скинув свою обувь, босиком подскочила к зеркалу и занялась своим любимым в течение последнего месяца занятием — поворачиваясь то так, то эдак, она принялась разглядывать свой, уже весьма заметный, живот.

Я, наблюдая эту сцену практически каждый день, с одной стороны тихо угорала про себя от смеха, ибо Наська в такие моменты выглядела ужасно забавно, а с другой — изо всех сил благодарила Христа, Аллаха, Будду, Вицлипуцли, Одина и всех остальных богов, за то, что у Насти сформировалось именно такое отношение к своей будущей дочке. Ведь я, даже по опыту своих знакомых, знала, что женщина далеко не всегда способна нормально отнестись к ребенку, зачатому насилием.

Я прошла в гостиную и присела на диван. Настя, порывшись в дисках, воткнула в бум-бокс Поля Мориа и улеглась рядом, положив голову мне на ногу.