— Молодца, что напомнила! Завтра обязательно купим. Ну, я в душ, — я взяла костыли и отправилась принимать водные процедуры.

Выйдя из душа, я обнаружила Настю по-прежнему в трусиках, стоящей с испуганно-любопытным видом перед зеркалом на двери.

Усевшись на свою кровать, я подперла ладонью подбородок и спросила:

— Ну и что там у нас такого интересного?

— Саш, по-моему, у меня начал расти живот! — таинственно-испуганным шепотом сообщила мне она.

Я подозвала ее жестом руки, повернула в профиль и присмотрелась. Действительно, чуть ниже пупка Настин живот приподнимался примерно на два сантиметра. Я нежно провела по нему рукой, ощущая появившуюся выпуклость, и сказала:

— Поздравляю, мамочка, вы начинаете разрастаться! — и пощекотала ее.

Настя со смехом отскочила и села на свою кровать.

— Кстати, у тебя сейчас начался второй триместр, и ты будешь разрастаться очень активно.

— Ой…

— Вот тебе и ой! Процесс пошел! А теперь баиньки…

Меня разбудили странные звуки. Сначала из-под полога сна мне показалось, что это какой-нибудь местный зверь, но окончательно проснувшись, я поняла, что жутковатые всхлипы и завывания доносятся с Настиной кровати…

Я включила ночник и в три прыжка очутилась возле кровати, на которой лежал вздрагивающий и подвывающий комок. Я протянула к ней руку.

— Нас…

Настя внезапно и сильно лягнулась, угодив мне по культе и в живот, так что я полетела на пол.

Только благодаря трем годам в школьной секции спортивной акробатики и специальным тренировкам «на падение», которым меня научил один из врачей «протезки», я обошлась без серьезных травм, хотя наверняка заполучила несколько синяков, включая весьма приличный от ее пятки на культе.

Вскочив, я допрыгала до выключателя и, включив верхний свет, вернулась к ее кровати.

— Наська, это я, твоя мамочка!

В Настиных глазах плескался такой жуткий, нерассуждающий ужас, что у меня все захолонуло внутри, и я поблагодарила бога, что нахожусь между ней и шкафом, в котором оружие… Я рявкнула:

— Ти-и-ихо! — и, снижая громкость, сказала: — Все в порядке! Ты со мной. Мы на Новой Земле. Нечего драться.

В Настиных глазах стало появляться понимание, она вскочила, прижавшись ко мне, повалила к себе на кровать и, уткнувшись мне лицом в грудь, разрыдалась. Слава богу, это был нормальный плач, а не звериный вой!

Я гладила ее по голове, бездумно бормотала что-то ей на ухо, и думала, что больше не хочу убивать ее отчима, а хочу сделать его бессмертным и превратить в наглядное пособие для ежедневного семинара «Пытки и казни народов мира. От древнейших времен до наших дней».

Мои справедливые и кровожадные мечты прервал решительный стук в дверь. Настя пискнула и стремительно завернулась в мокрую от пота простыню, а я накинула на себя халат и, взяв «канадки», пошла к двери.

За дверью стоял мужчина в камуфляжных штанах, со следами от подушки на щеке.

— Мисс, у вас все в порядке? Я слышал крики и шум.

— Да, у нас все в порядке. Извините, что побеспокоили.

— Мисс, вы уверены? — с нажимом повторил он. Я поняла, что нужно отмазаться от него так, чтобы он не поднял шума, ибо последнее, что сейчас нужно Насте — это идиотские расспросы посторонних людей.

— Извините, мою приемную дочь догнали призраки, — тут я вовремя вспомнила местный мем, — из-за ленточки. Уже все в порядке. Мы справились.

— Понятно, но вам стоит показать вашу дочь психоаналитику и записать ее в группу поддержки. Спокойной ночи.

— Всего хорошего, спасибо за беспокойство.

Я закрыла за американцем дверь и прислонилась спиной к стене.

Черт бы его побрал, хотя… В общем-то, он прав. Насте срочно нужна психологическая помощь. Только в данный момент ее психоаналитик и группа поддержки в единственном числе — это я, собственной персоной. Прошу любить и жаловать!

Я принялась лихорадочно ворошить «мозговые файлы», пытаясь выудить из памяти хоть что-нибудь полезное в данном случае. Постепенно из рассказанного Валеркой, обрывков прочитанных статей и услышанного в разных передачах сложилось некое подобие плана. Мысленно помолившись, я села рядом, крепко взяла ее руками за плечи и повернула лицо к себе.

— Настя, когда ты признала себя моей дочкой, я говорила тебе, что это не только «ля-ля и муси-пуси», но иногда тебе придется делать и очень неприятные вещи, — говоря это, я давила ее голосом и взглядом, одновременно сжимая ей руками плечи до тех пор, пока она не пискнула от боли.

— Садись за стол!

Настя пересела на стул, а я выдвинула ящик ее прикроватной тумбочки и увидела, что не ошиблась. Там лежала пачка ксерокопий каких-то накладных из-за ленточки, слава Богу, сделанных на одной стороне листа.

— Пиши!

— Что, Саша? — пискнула Настя.

Я снова взяла ее за плечо:

— Пиши. Все. Что. Этот. Урод. Делал. С тобой. Пиши подробно без пропусков и умолчаний, называй вещи своими именами, и не жалей себя. Времени тебе — два часа, — я положила перед ней, купленные при оформлении «Ай-Ди» часы.

Я пересела на свою кровать, достала из своей тумбочки гостиничную Библию[43] и стала делать вид, что я читаю ее.

Через несколько минут Настя жалобно сказала:

— Саша, я точно не помню, что в какой день он делал со мной…

Я сделала руками фигуру, напоминающую профиль снеговика:

— Пиши общим файлом, без ненужных повторов, но точно и подробно.

Настя засопела и стала писать.

Она писала, а я перелистывала страницы книги, даже не пытаясь вдуматься в текст. Единственное, что я извлекла из этого общения с Библией, так это то, что не соврал какой-то из прочитанных детективов — на форзацах гостиничных Библий мужики оставляют телефоны… ну скажем так — дам нетяжелого поведения. Десятка полтора таких телефонов было и в этой книге, причем некоторые сопровождались дополнительными характеристиками от одобрительной «Лили — минет исключительный» до уничижительной «Трейси — деревяшка».

К моему удивлению, Настя уложилась в срок и за несколько минут до истечения двух часов со слезами в глазах протянула мне несколько измаранных листов.

Читая их я почувствовала, что у меня встают дыбом волосы и возникает стойкое желание, чтобы семинар для этого урода был круглосуточным и до скончания веков!

— Так, Настюша, одевайся — мы немножко прогуляемся к морю, только обувай берцы — мелочь забор и пушки не удержат.

— А заче… — встретившись со мной взглядом, Настя замолкла и стала одеваться.

Я нацепила «пег-лег», надела штаны и берцу, сунула Наське ее писанину, и мы вышли в холл. Я купила одноразовую зажигалку у заспанной дежурной, дремавшей на стуле за стойкой, и мы вышли из гостиницы.

Найдя на берегу моря подходящее место, я сказала Насте:

— Теперь комкай их по одному и складывай в кучку.

Настя послушно сложила кучку из бумажных комков.

— А теперь — поджигай! — я сунула ей в руку зажигалку.

Настя присела и подожгла бумагу, а когда она выпрямилась, я крепко обняла ее сзади и сказала:

— Повторяй за мной: «У меня родится любимая дочка, я выращу ее хорошим человеком, у меня будет любимый человек, и я буду дарить ему ласки своего тела, а ты гори огнем! Сдохни!»

Настя повторяла за мной то, что я говорила, а когда бумага догорела, и остался только искрящийся пепел, она шагнула вперед, вырываясь из моих объятий, и стала ожесточенно топтать его ногами. После того, как последние искры погасли, она повернулась ко мне и, прижавшись к груди, заплакала. Слава Богу, на этот раз было ясно, что это слезы облегчения.

Мы стояли так несколько минут. Наська наконец успокоилась и вытерла глаза, когда мы услышали чьи-то приближающиеся шаги. Оглянувшись, я увидела двух патрульных с древними, как бы еще не времен Вьетнама, М16.