Вот и в кафе Марлен привычным усилием воли наладил с официантом фальшивое общение, совершенно не относившееся к истинному состоянию дел. Наверное, это особый род шизофрении. А возможно, и типичный. Кто бы еще знал, не к психиатру же идти: зафиксируют и обколют уже на стадии объяснения, мол, папа-эльф зачал меня в девятнадцатом веке…

Истинное же состояние дел заключалось в следующем: связь Востроухова с упырем была посильнее цепи, какой западные сценаристы сковывают двух арестантов, чтобы те побегали половину кинофильма плечом к плечу. Это была настолько крепкая связь, что даже попытаться разорвать ее представлялось немыслимым. Пугающее ощущение. Вдруг это сиамское единомыслие — навсегда?..

Кроме того, кафе периодически норовило превратиться в эльфийскую комнату для приема путешественников, что вставляло еще круче телепатической связи. Уютный полумрак вдруг рассеивался, соседние столики и люди за ними оплывали, словно свечи, только быстро. Стены белели, а потолочная роспись медленно сползалась в хорошо знакомый Марлену рунический круг, настраивающий путешественника на верный лад.

Во время таких видений Востроухов старался сразу уставиться на кровососа, который — плоть от плоти местной реальности — никуда перемещаться не собирался.

Правда, Марлен так и не определился, видения все-таки это были, или работал транспортный наркотик…

Он вдруг очнулся от размышлений — в гипнотизирующей чреде плавно протекавших мимо него машин, столбов, людей и огней впереди показался лиловый гибедедешник. Его жезл радостно замахал Востроухову, словно хвост енота. «Всё еще штырит», — констатировал полукровка, плавно нажимая тормоз.

Наверное, он переборщил с плавностью: пришлось сдавать назад.

Опустил стекло. Гибедедешник радостно пробормотал скороговорку, в которой присутствовала часть звуков, из которых состоят его звание-имя-фамилия.

— Добрый вечер. — Марлен дружелюбно улыбнулся.

Гибедедешник улыбнулся еще шире и показал радар. На табло значились сто тридцать пять километров в час.

— Многовато, гражданин. А вы даже не на МКАДе, — с деланным сочувствием прокомментировал енотохвостый блюститель порядка.

— А это точно мои замеры?

— Ваши, ваши. В машине — запись. Документики давайте и пойдем кино смотреть. С вашим участием. «Спиди-гонщик», гы-гы.

Вот тебе и подчеркнуто неспешно доехал. Чертова дурь!

Марлен посмотрел в маленькие глаза гибедедешника.

«Сколько зарядить? Наверное, десятку. Пассажир из интеллигенции», — прозвучала мысль гайца в голове Востроухова.

— Нет, десятку я тебе не дам, — возмутился Марлен и только потом понял, что оспорил невысказанную пока цену.

Гибедедешник раскрыл рот и захлопал глазками.

Ну, раз уж чтение мыслей пока никуда не делось, есть вероятность, что и нажим должен получиться.

— Что-то с прибором, не мог же я лететь с такой бешеной скоростью. — Это был не вопрос, а утверждение, и гаец неуверенно закивал, а Марлен продолжил: — Я известный артист и режиссер. Вот чего бы ты действительно хотел, так это взять у меня автограф, пока я не уехал.

Гибедедешник расцвел: только что ему было тревожно, ведь хотелось что-то взять, кажется, деньги, но выяснилось — автограф! Точно, это же артист какой-то или режиссер, очень знакомое лицо…

— Это ведь вы, да? — робко спросил гибедедешник.

— Конечно.

— А дайте автограф, пожалуйста…

Он порылся в карманах, роняя то жезл, то радар, и протянул Востроухову фотографию. На фото был сам гаец, только в гражданском, а также мясистая дамочка, видимо, жена блюстителя, и юный фанат фастфуда, очевидно, сын их совместных ошибок трудных.

Марлен достал ручку и перевернул фото.

— Как вас зовут?

— Леша. — Гибедедешник расплылся в улыбке.

«Борцу за безопасность движения Алексею от Марлена Хуциева. Serve and protect, дорогой Леша!» — размашисто начертал Востроухов и отдал фотографию борцу.

Тот взял под козырек.

— Доброй вам дороги!

— Спасибо, и вам удачи, — ответил Востроухов и аккуратно стартовал.

Теперь он следил за спидометром, удерживая стрелку в районе пятидесяти километров в час. Как же медленно уплывал вдаль счастливый гибедедешник!..

Нет-нет, думал Марлен, в таком особом состоянии никак нельзя к Свете. Лезть в ее голову — кощунство! Это нечестно. Разве что, дать ей каплю моего «отварчика».. Тоже гнилой вариант. Надо дождаться, пока отпустит. И на будущее снизить концентрацию.

Он остановил BMW в одном из парковочных карманов, достал мобильный, набрал домашний номер.

— Ага, lupus in fabula! — обрадовалась Светлана.

Востроухова передернуло: латинская поговорка будто нарочно намекала на представительский пароль-отзыв.

— Ну да, ну да, легок на помине, — проговорил он. — Как прошел день?

— Лучше бы спросил, в чем я. — Света подпустила в голос хрипотцы.

— В чем ты?

— В ванне. И мне, Востроухов, скучно. Мне скучно, бес.

Марлен растер висок свободной рукой.

— Поверь, мне еще скучнее. Но я просто обязан задержаться еще на пару-тройку часиков.

— У тебя есть другая? Я выцарапаю ей глаза. Когтями ног!

— И ради вендетты ты пожертвуешь педикюром? — Он притворился удивленным, казня себя за то, что и со Светланой прибегает к этому своему второму «я», которое остается в лавке, когда первому хреново.

— Не такой уж он и педик, Юра-то. Взревнуй же! — витийствовала она, и Востроухов слышал плеск воды, рассекаемой воинственной дланью.

— Я тебя люблю, — сказал настоящий Марлен и повесил трубку.

Включил радио, откинул спинку кресла, закрыл глаза и стал слушать.

Говорило одно безграмотное ничтожество с другим. Оба старались убедить друг друга в том, что более прекрасных и умных людей, чем собеседник, не существует. За каждым пассажем Марлену отчетливо слышалась уверенность ничтожества в своей истинной крутости. Когда эти двое возвели друг другу языками по памятнику нерукотворному церетелевых масштабов, Востроухов не выдержал и переключился на другую станцию. В салон автомобиля плавно и упруго втек лаундж.

«Все мы, как эти два клоуна, — подумалось Марлену. — Только они гротескны в силу своей неизощренности, простоватости этакой. Потому и клоуны. У каждого за душой ни шиша, только статус, урванный у таких же дурилок картонных. Вот прошел я войну, но доблести в этом не вижу. Не с тем я к ней подступился, с чем было бы не стыдно… Дурак по молодости был. А теперь, выходит, стал дурак постарше. Служу менеджером игрового салона для эльфов. Пожалуйте в мой мир стратегии разворачивать. Один развернул — тысячи людей без денег остались. Еле успел домой сбежать. Другой убивать стал… А я их, подлюка, покрываю. Знаю об этом и десятилетиями продолжаю служить и защищать».

Остановив приступ самобичевания, Востроухов стал думать о Светлане — персональном луче света в его темном царстве.

Незаметно он задремал, и ему приснилась то ли периодическая таблица наркотических веществ, то ли третий закон психодинамики. Очнулся Марлен внезапно, будто в мозгу сработал тайный включатель.

Глянул на часы, как раз два часа прошло. Вроде бы, и цветность в норме.

Завел мотор, покатил к дому. Да, восприятие откалибровалось — скорость воспринималась адекватно, мысли не путались, жизнь наладилась.

Втиснув машину между соседскими, Марлен зашел в подъезд. На площадке первого этажа было темно — снова перегорела лампочка… Или ей помогли.

Востроухов почуял чье-то присутствие. И тут же ему в спину уперлось что-то твердое.

— Не двигайся, полукровка. — Голос был густым, как обступавшая Марлена тьма. — Где Владимир?

Кроме говорившего здесь было еще не меньше двух человек. Точнее, упырей.

Услышав их специфический запах, Востроухов пожалел, что действие дури прошло, а новая доза, как назло, в кармане пиджака…

Его тут же обыскали и лишили заветного пузырька.

Значит, вампиры. Телепаты.

— Ваш князь у меня в офисе. Отсыпается, — спокойно сказал Марлен. — А еще мы договорились, что вы снимете слежку за мной и моей девушкой.