Владение князя Сейдяка, хотя повое, имело, однако же, две не малые опоры. Один ханской сын Козачей орды[135] пришёл к нему с изрядным войском; другая состояла в том, что сильный мурза Карачи, отложившийся от Кучума, но россиянам враг непримиримый, был вспомоществователь Сейдяку. При таких обстоятельствах царские воеводы не рассудили за благо нападать на татар, но истребовали от царя нового войска. И пришёл царской указ, сопровождаемый пятьюстами Козаков, с повелением построить город в близости ханския столицы, что письменный голова Чулков исполнил весною 1587 года без малейшего от татар препятствия, построив укрепление при устье реки Тобола, в Иртыш впадающей, и сие было началом первый российский столицы всея Сибири — Тобольска. На сказку несколько похоже то повествование, что Чулков, зазвав к себе в гости Сейдяка, царевича Козачей орды и мурзу Карачу, сделал их своими пленниками. Но как бы они в руки россиян ни попались, то истинно, что после того остальные татары, их подданные, удалились от Тобольска и Сибири и более оных не беспокоили. Пленники же отосланы были в Москву.
Утвердившись таким образом в средине земли, россияне помышлять стали о распространении своего владычестна, следуя принятому ими правилу заводить в новоприобретённых землях укреплённые места для защиты и хранения всяких припасов. Они прежде всего старались сообщение с Россиею сделать наивящше способнейшим и безопаснейшим; в сём намерении построен был город Лозвин, которой потом запустел и уничтожен, когда лучший путь вместо Тавды открыт был с вершин Туры.
Для усмирения и удержания в подданстве вогуличей построен Пелым, для владычествования над Обию построены Березов и Сургут, для охранения подвластных татар, вверху Иртыша живущих, от набегов хана Кучума, который не преставал обеспокоивать России подданных весей, и для распространения владычества её над жителями Барабы в 1594 году построен город Тара.
Соседственность сего города со многими народами побудила оной населить паче других сибирских городов, и снабжён всем нужным для продолжения побед и завоеваний. Действие соответствовало намерению. Хан Кучум был побеждён совершенно[136], дети его взяты в плен и отведены в Москву, и он сам едва мог спастись бегством. Барабинцы были покорены, и сколь предпринятой против них поход труден ни был, однако ничто не могло противустать мужеству россиян, корыстолюбием подкрепляемому. С другой стороны ургутские козаки владычество российское распространили вверх по Оби, что поводом было к построению Нарыма в 1596 году.
Ничто алчности прибытка в россиянах противиться не могло. Презирая все трудности и препятствия, превозмогая самую естественность, жители Березова, покорив всех окрестных народов, известилися, что суть другие великие реки, в Ледовитое море впадающие, при коих обитают разные народы. Сего уже было довольно, и вследствие разведанного берёзовскими жителями отправлены были князь Шаховской и Хрипунов и письменные головы с 100 козаками из Тобольска для строения на сих реках города. Сии, спустись от Березова в Обьскую губу, а оттуда на лыжах на реку Таз, построили в 1600 году город Мангазею.
Обыкновенная дорога из России в Сибирь чрез Чердынь и Лотву на реку Тавду найдена многотрудною; и для того, её оставя, стали ходить по Туре; и для того город Лозва уничтожен, а построены Верхотурье, для ямщиков же Туринск. Сию новую дорогу[137] от Соли Камской на верховье реки Туры отыскал и прочистил некто житель Соли Камской Артемий Бабинов, коего потомки и доныне живут в окрестностях города Верхотурья, за что он от царя Годунова и Михайлы Феодоровича пожалован землёю при реках Енве и Чикмане в вотчину и освобождён был со двором своим и деревнею от всех податей. О сём граммата царская хранится у них и доныне и любопытна для всякого любителя отечественной истории.
Укрепясь на реке Оби, из Нарыма россияне владычество своё простёрли даже до вершины Кети и почти до устья Тома, и вся сия область состояла в ведомстве Сургута, опричь одного татарского рода, еушта называемого, которые над другими татарскими близь живущими поколениями власть себе присвоили. Начальник сего рода именем Тоян, видя силы российские, до него досязающие, и желая избегнуть жребия побеждённых, поехал в Москву к царю и добровольно покорился его державе, предложив, чтобы в улусе его построен был город. Сие его предложение исполнено, и отряжённый для сего строения козачей голова Писемской был основателем города Томска в 1604 году, откуда власть россиян скоро простёрлась по всему течению Тома и Чулыма, и покорены были, хотя с сопротивлением, кузнецкие татарские роды, и для удержания их в подданстве в 1617 году построен город Кузнецк. Что же касается до Тонна и еуштинцов, то они по желанию их ясаком не обложены, а повёрстаны[138] в козацкую службу. Тояновы потомки управляли оным родом до нашего времени. [...]
А. П. Окладников
ОДИССЕЯ ЗЕМЛЕПРОХОДЦА ПЕНДЫ[139]
В конкретную историческую ситуацию героического века русских пионеров Сибири входит один сравнительно небольшой, но характерный эпизод. Это рассказ о забытом историками, но замечательном путешественнике начала XVII столетия Пенде.
Одним из важнейших этапов продвижения русских в глубь Сибири было открытие ими великой сибирской реки Лены, за которым последовало освоение обширного Ленского края, второй Мангазеи и новой «златокипящей государевой вотчины», как писал в своё время А. Палицын — мангазейский воевода и один из образованнейших государственных деятелей первой половины XVII столетия.
Образное выражение Палицына вовсе не было простым риторическим оборотом книжной речи того времени. Оно в полной мере соответствовало реальному значению вновь открытых земель для русского государства. От Байкальских гор и до Студёного океана через горы, леса и тундры, заселённые неведомыми племенами и народностями, широкой лентой протянулась одна из величайших рек Азиатского материка. Почти на всём её протяжении, на расстоянии четырёх с лишним тысяч километров, густые леса изобиловали ценным пушным зверем, суровые пространства по берегам и островам Студёного моря хранили в своих ледяных толщах неисчислимое количество дорогого «рыбьего зуба» (клыки моржей), мамонтовых бивней.
К востоку от Лены простирались новые, ещё более обширные и не менее заманчивые пространства — одна за другой открывались неизвестные раньше долины Яны, Индигирки, Колымы и наконец Охотское побережье, за которым лежал далёкий край кочевых оленеводов тундры и оседлых «зубастых» обитателей крайнего Северо-Востока Азии.
Честь открытия реки Лены и первых путешествий в её долине обыкновенно приписывается в нашей общеисторической и научно-популярной литературе казачьему десятнику В. Бугру и сотнику П. Бекетову, основателю первого острога на месте будущего Якутска.
Деятельность В. Бугра и тем более П. Бекетова, бесспорно, имеет большое значение. Она заслуживает всяческого внимания. Но не меньшего внимания достоин и другой русский деятель, землепроходец XVII столетия, несправедливо забытый и обойдённый в нашей литературе, и притом не только в научно-популярной или учебной, но и в специальной исторической. Землепроходец этот — Пенда.
О нём первый и чуть ли не единственный раз в нашей специальной исторической литературе упоминает в связи с историей открытия Ленского края И. Фишер[140] в своей «Сибирской истории».
В полной мере оценил значение похода Панды, в сущности, один только Л. Берг в своём очерке «История географического ознакомления с Якутским краем», опубликованном в сборнике «Якутия» в 1927 году. «Это путешествие, — пишет Берг, — составляет поистине необычайный географический подвиг». Но, «к сожалению, — указывает он далее, — никаких других подробностей о нём не сохранилось».
