В свою очередь, верхоянский исправник писал иркутскому епископу Вениамину, что на Ледовитом океане есть «неизвестный географии остров. Он в хорошую и ясную погоду с острова Новой Сибири к северо-востоку представляется точкой. На этом острове есть жители. Их называют бородачами, потому что, говорят, народ совершенно оброс волосами. С ними весьма редко и под опасением смерти имеют сношения дикие чукчи, которые передают о сём под секретом чукчам, платящим ясак. Они, тоже под секретом, русским...
Народное предание говорит, что бородачи на том острове проживают лет четыреста; что какой-то епископ со свитою был занесён на него и выброшен, судно разбилось, и спасения не было, будто бы слышат на том острове звуки колоколов, но как в жилья свои бородачи не допускают, а ведут торговлю только на берегу, то дикие чукчи сами наверно сего не удостоверяют».
Протоиерей П. Громов допускал, что чукотский рассказ о неведомом городе «бородатых» людей, где есть христианские церкви с колоколами, может иметь связь со сказанием о гибели миссионера Флавиана (конец XVIII века) со свитой.
Остаётся добавить, что древние легенды оказались одним из стимулов и к географическим исследованиям в начале XIX века, к поискам загадочной «Земли Санникова»!
Не случайно, ещё в конце этого века один колымский старик, услышав об экспедиции Седова на Северный полюс, сказал:
«Ну, значит, беспременно к людям, что в домах с золотыми крышами, заедут», намекая на таинственных островитян, о которых согласно говорят легенды русского и коренного населения прибрежья Ледовитого океана.
Таким образом, если в рассказах мангазейских казаков о Пенде звучит жажда славы и богатырский размах подвига первооткрывателей для русского государства новых земель, то в цикле о «бородатых» явственно выступает более глубокая идея: о воле и свободе.
Слышна исконно мужицкая тоска по свободной от крепостного ига земле.
Эту землю, страну крестьянского счастья, искали наши мужики. Она снилась им десятки и сотни лет. Они чаяли её найти и во льдах Северного океана. Об этом и рассказывают легенды, где причудливо переплёлся фантастический вымысел с этнографической реальностью.
«СКАСКА» КАЗАКА НЕХОРОШЕГО КОЛОБОВА
О ПОХОДЕ ОТРЯДА ИВАНА МОСКВИТИНА
К ОХОТСКОМУ МОРЮ[147]
154 (1646) году, генваря в 8 день, на Ленском волоку[148] в съезжей избе перед воеводы перед Васильем Никитичем Пушкиным да перед Кирилом Осиповичем Супоневым да перед дьяком перед Петром Стешшшым Ленского Якутцково острогу служилой человек, которой ныне с ыными казаки прислан за государевою соболиною казною до волоку в провожатых, Нехорошко Иванов сын Колобов в роспросе сказал:
В прошлом де во 147-м (1639) году с Алдана-реки из Бутальского острожку посылал на государеву службу томской атаман Дмитрей Копылов[149] томских служилых людей Ивашка Юрьева сына Москвитина да их, казаков, с ним 30 человек на большое море-окиян, по тынгускому языку на Ламу. А шли они Алданом вниз до Маи-реки восмеры сутки. А Маею-рекою вверх шли до волоку 7 недель, а из Маи-реки малою речкою до прямого волоку в стружках шли 6 дён. А волоком шли день ходу и вышли на реку на Улью, на вершину. Да тое Ульем-рекою шли вниз стругом, плыли восмеры сутки. И на той же Улье-реке, зделав лодью, плыли до моря до устья той Ульи-реки, где она пала в море, пятеры сутки. И тут де они на усть реки поставили зимовье с острожком[150]. [...]
А по той де реке по Ульи живут те тунгусы четыре роды: килары, долганы, горбыканы, бояшенцы[151], а тех де родов людей у них много, у одного де Ковыри, которого сын у них был в аманатех, боканов ево человек с 500 и больши, а у иных де родов по тому же и больши улусных людей[152]. А на той де реки на Улье соболя и иного всякого зверя у них много. А бой у них лучной, у стрел копейца и рогатины все костяные, а железных мало; и лес и дрова секут и юрты рубят каменными и костяными топорки. [...]
Да они ж де ис того ж острожку ходили морем на Охоту-реку трои сутки, а от Охоты до Ураку одне сутки. [...]
А те де реки собольные, зверя всякого много и рыбные. А рыба большая, в Сибири такой нет, по их языку кумжа, голец, кета, горбуня, столько де её множество, только невод запустить и с рыбою никак не выволочь. А река быстрая и ту рыбу в той реки быстредью убивает и вымётывает на берег, и по берегу лежит много, что дров, и ту лежачую рыбу ест зверь — выдры и лисицы красные, а чёрных лисиц нет. А жили они на тех реках и с проходом два года. И те де аманаты говорили им, чтоб на той Охоте-реки, поставя острожек крепкой, и соболей де и лисиц будет много. [...]
И тот де князец, которого взяли тут на бою, учёл им росказывать, что от них направо, в летнюю сторону[153] на море по островам живут тынгусы ж, гиляки сидячие[154], а у них медведи кормленые[155]. И тех де гиляков до их приходу побили человек с 500 на усть Уды-роки, пришод в стругах, борадатые люди доуры[156], а платье до на них азямы[157], а побили де их Оманом: были у них в стругах в однодеревных в гребцах бабы, а они сами человек по сту и по осмьюдесят лежали меж тех баб, и как пригребли х тем гиляком и, вышед ис судов, и тех гиляков так и побили. А бой де у них топорки, а сами были все в куяках збруйных[158], А руских де людей те бородатые люди называют себе братьями. А живут де те бородатые люди х той к правой стороне в лето по Амуре-реки дворами, хлеб у них и лошеди, и скот, и свиньи, и куры есть, и вино курят, и ткут, и прядут со всего обычая с руского. А промеж их и тех тунгусов живут тунгусы ж, свой род, анатарки сидячие, не дошед до усть Муры. А те де анатырки — люди богатые, соболей и иного зверя, и оленей у них много, а торгуют с теми бородатыми доурыми на хлеб, на крупу. И про серебро де сказывал, что у тех де бородатых людей, у даур, есть; и те де бутто доуры руских людей желают видеть, для того что называютца им братьями. А они де на том побоищи, где гиляков те бородатые люди побили, были и суды их, в чом они приходили, струги однодеревые, жгли, да тут же они нашли дно ценинного[159] сосуда. А тех они онатырков не доходили, а гиляков, которые живут по островам, тех проходили. А сказывали те тунгусы, что от них морем до тех бородатых людей недалече, а не пошли де они к ним морем за безлюдством и за голодом, что там, сказали, рыбы в тех реках нет, а то де амурское уетье они видели через кошку[160]. [...]
И они де... оттуде того лета пошли назад морем и вышли на Аладаму-реку, и на Аладаме де реке... зимовали, да вышли в великой пост на Улью-реку, и на той весне весновали и, зделав суды, выплали на Май-реку, а в Якутцкой острог к воеводам к Петру Головину с товарищи пришли того же лета.
Которого лета они в Якутцкой острог пришли, и те соболи, одиннатцать сороков, отдали воеводам Петру Головину с товарищи. А ценен был де головной сорок 400 рублёв. И те де соболи Пётр Головин выслал к государю к Москве с енисейским казаком с Елескою Бузою с товарищи. А того де Ивашка Москвитина с товарищи из Якутцкого острогу воеводы отпустили сво з Дмитреем Копыловым в Томской, а ево де, Нехорошка, сама четверта оставили в Якутцком остроге. А после де их на тех реках служилых людей никово не осталось и преж их нихто русских людей служилых и промышленых не бывало ж. И как они пришли в Якутцкой острог, и из Якутцкого острогу служилых людей на их место не послано же[161].
