«Записки» Избранта дают также наглядное представление об успехах хозяйственного освоения русскими людьми сибирской территории, достигнутых к концу XVII века.
В. ШУЛЬГИН
А. Н. Радищев
СОКРАЩЁННОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ О ПРИОБРЕТЕНИИ СИБИРИ[114]
Сибирь известна была россиянам задолго прежде предпринятого в оную похода Ермаком Тимофеевичем. В то время, как потомки Чингисовы, царствуя в Датша-Кипчаке (что российские летописи называют Золотою Ордою), владычество своё простёрли на разделённую Россию на уделы, Новгород, отделённый от Западный России лесами, горами и болотами, избег татарского ига[115]. Не отторгался вовсе от России, он имел своих князей, бояр, особое гражданское правление. Если вероятно, что торговое его сообщение с Гамбургом и Любеком и вступление его в Ганзейский союз[116] распространило в нём лучшие понятия о гражданской вольности или же возбудило в жителях Нового города желание приобретения оной, если степенной посадник[117] был сделан в подражание бюргермейстерам ганзейских городов, то вечевый колокол, палладиум вольности новгородской, и собрание народа, об общих нуждах судящего, кажется быть нечто в России древнее и роду славянскому сосущественно с того, может быть, даже времени: одно — как славяне начали жить в городах, другое — когда христианский закон перенесён в Россию и при церквах колокола возвещены.
Укрепляясь в вольности, расширяя свою торговлю, Новгород распространил своё владычество на все северные страны России, куда власть татарская не досязала. Пятина Обонежская заключала в себе земли, в окрестности Северный Двины лежащие, и смежна была Великой Пермии[118] или земле Зырянской.
Чердынь, если не была столицею оной земли, была по крайней мере главный оныя торговый город. Хотя он не принадлежал царям ордынским, но они торговлю, в оном производимую, не стесняли. Не токмо произведения царства Датши-Кипчака отвозилися туда на обмен, но персияне и индейцы, приходя в устье Волги, восплывали на малых судах до Чердыня. Новогородцы, близкие соседи Чердыни, привозили, вероятно, товары, получаемые ими из городов ганзейских. На обмен тем и другим Чердынь давала мягкую рухлядь[119], не токмо добываемую в области Зырянской, но и получаемую из Сибири, в чём, по положению сего города в смежности Уральского хребта, сомнения быть не может.
Когда же, с проповеданием в Зырянской земле христианского закона, власть великих князей Московских и Владимирских начала в оную проникать и утверждаться, то вероятно, что новгородцы сообщения свои с Чердынью усугубили, по той естественной причине, что одинаковое исповедание водворяет собратство даже между чужестранцами.
По расслаблении царства Ордынского, вероятно, торговля города Чердыни великой претерпела ущерб; и когда российские селения в Великой Пермии стали размножаться, то и торг, производимый россиянами в сей земле, долженствовал приять другой вид. Сибирь тогда более стала им известна, но токмо северная оныя часть.
Простое соседство народов нередко вражду между ими возрождает, но она бывает неизбежною, если один из соседей оказывает мысль властвования и присвоения. Тогда-то возрождаются ненависти народные, которые и по совершенном покорении слабейшего не исчезают: ибо иго чужестранца тягчит паче домашнего; в таком положении находилися россияне в отношении других народов, в соседстве которых они жительствовали. Пермь покорена не без сопротивления; но глас убеждающего исповедания, глас убеждения, употреблённый св. Стефаном[120] на приведение пермских жителей в закон христианский, обратился в глас велительный: ибо убеждение действует часто сильнее, нежели самая сила.
Вогуличи[121], жительствовавшие по обеим сторонам Югорского хребта, что мы Уральскими, а древние Рифейскими горами называют, вогуличи менее других терпеливо смотреть могли на укрепившихся в Пермии россиян; по той естественной причине, что, будучи ближайшие к пределам Пермии, жребий порабощения им предлежал первее. Собирайся во множестве, они обеспокоивали почасту селящихся в Пермии россиян и нередко разоряли новые их селитьбы. В начале пришествия россиян в Великую Пермиго российские великие князья малое могли давать подкрепление устремляющимся на властвование своим подданным: ибо, заметить то мимоходом, что присоединение Сибири к российскому владению был плод усилия частных людей, корыстолюбием вождаемых. Сие не на одного Ермака с его товарищами относиться долженствует, но на всех участвовавших в произведённых после его завоеваниях Сибири, даже до самыя Америки. Но здесь имеем случай отдать справедливость народному характеру. Твёрдость в предприятиях, неутомимость в исполнении суть качества, отличающие народ российский. И если бы место было здесь на рассуждение, то бы показать можно было, что предприимчивость и ненарушимость в последовании предпринятого есть и была первою причиною к успехам россиян: ибо при самой тяготе ига чужестранного сии качества в них не воздремали. О народ, к величию и славе рождённый, если они обращены в тебе будут на снискание всего того, что соделать может блаженство общественное!
Великий князь Иван Васильевич, первый положивший основание к последственному величию России, восхотел воздержать беспокойство вогуличей, а более того побуждаемый, может быть, желанием присвоения новых областей, приведением под державу свою живущих по берегам Ледовитого моря народов, известных под именем самояди или самоедов, отправил в 1499 году в Югорскую землю довольное войско[122] под предводительством двух воевод, или начальников. Успех оных был сходствующ с образом тогдашнего образа воевания. Степенные книги говорят: многие городки взяты, много людей побито, а князья их на Москву приведены. Сей поход, вероятно, был поводом к предпринятому после того через два года другому походу (или же сей был продолжением токмо первого), под предводительством тех же воевод. Войско, с ними отправленное, состояло из живших в соседстве Югории ратных людей, по той естественной причине, что, будучи более о состоянии сея земли известны, побуждения их к воеванию её могли быть том вящшие[123], чем лучше знали они, что войною сею приобрести могли. В сей раз российские войска доходили до Оби реки, около тех мест, где ныне стоит Березов. Но как не видно, чтобы тогда намерены были удержать сию землю под своею державою, то россияне возвратилися совсем из Сибири с добычею и пленниками.
Каковы были сношения России с Сибирью с того времени, неизвестно до 1557 года; но из древней одной грамматы, писанной в сём году, а паче из Степенной книги[124] под сим же годом, видно, что некоторые сибирские земли были уже подвластны России: ибо от царя Ивана Васильевича посланы туда были разные люди для получения дани, состоящей в соболях. А хотя сибирский князь Едигер тогда же побеждён бухарским ханом Кучумом[125], который завладел всеми землями, по течению Иртыша и впадающих в него рек лежащими, и Сибирь пребывала ещё России неподвластною.
Таковые сношения с Сибирью подали россиянам о сей земле высокие мысли, а особливо с того времени, как знатный житель Соли Вычегодской Аника Строганов завёл весьма прибыльную с Сибирью торговлю.
