И после, государь, того Посника Иванова осталось нас, холопей твоих, 16 человек, Кирило Нифантьев с товарыщи, збирать твой государев ясак. [...]
И того ж, государь, 149-го (1641) году приехал из Ленского острогу енисейской служилой человек Дмитрей Михайлов Ерило с товарыщи на перемену Кирилу Нифантьеву с товарыщи, и тот Дмитрей у него, Кирилл, острожек и аманатов налицо принял. А тое твою государеву ясачную соболиную казну, наш, холопей твоих, збор 149-го году, он, Кирило Нифантьев с товарыщи, вывез с Индегерекой реки в Ленской острог. А меня, холопа твоего Ивашка, он, Дмитрей, и нас, холопей твоих Треньку и Федьку, оставил в Индегерекой зимовье сильно, потому что де вам здешняя индегерская служба в обычей и надобет де с кем государева служба служить, а об вас де я писал в Ленской острог к стольнику и воеводе Петру Петровичи) Головину с товарыщи. А за тою твоею государевою соболиною казной с ним, Кирилом Нифантьевым, с нашим збором, не отпустил.
Да того ж, государь, 149-го году роспрашивали мы, холопи твои, индегерских аманатов князца Уянду и Причина брата Нягилбу: где есть ли немирные землицы, которые государю ясаку не плачивали? И оне в роспросе сказали: есть де вниз по Индегерекой реке, у тундр, край лесов, живут юкагири, а род их имяпуется олебензки, два князца де у них, одному де имя Морле, а другому Бурулга. А промеж собою де оне братья сродные, Морле де живёт, к морю пловучи, в левой протоке, а Бурулга де в правой. И мы, холопи твои, по их, аманатским, роспросным речам ездели с ним, Дмитреем Михайловым, 15-ью человеки вниз по Индегерекой реке, и сошли, государь, их, олюбенских мужиков, не дошед до моря за полднища, и учали их, Морля и Бурулгу, призывать к твоей государской милости, и стали у них прошать твоего государева ясаку на 149 год. [...]
И те, государь, иноземские князцы Морле и Бурулга били челом служилым людей Дмитрою Михайлову с товарыщи о своей вере словесно: пожалуйте де, казаки, наших детей, кои у вас седят в аманатех, в Верхнее Индегерское зимовье к шоромбойским и к енгпнеким мужиком не возите, потому что де у нас с енгинскими мужиками бой живёт[170] по вся годы и наших бы детей ваши шоромбойские и енгинские аманаты по насердью убили, а поставьте де вы зимовье на Индегерекой реке в наших олюбенских кочевьях, ис тундр вышед, край лесов, на Алазейском переходе, на рыбной ловле, и на зверином правежу, и на соболином промыслу. И мы, государь, холопи твои, по их, Морлеву и Бурулгину, челобитью и веленью поставили зимовье с косым острожком, ис тундр вышед, в лесном месте, на Алазейском переходе против Каменново носу на заречной стороне. А оставили, государь, мы, холопи твои, тут в зимовье служилово человека Они симка Иванова с невеликими людьми[171], а приказали ему збирать твой государев ясак с них, олюбинских мужиков, на 150-й год. А сами мы, холопи твои, пошли в Индегерское Верхнее зимовье зимовать. [...]
И роспрашивали, государь, мы олюбенских аманатов Морля и Бурулгу: где вы ведаете ли неясачных или захребетных юкагирей и иных родов, которые преж сего государева ясаку не плачивали и руских людей не видали. И те, государь, олюбенские аманаты в роспросе сказали, что де есть отсюды недалеко по Индегерской реке, выплыв на море правою протокою, а морем бежать парусом от устья индегерсково до Алазейской реки не большее днище. А по той де, государь, реке живут и кочюют многие алазейские юкагирские люди, а ясаку де оне, юкагири, николе не давали и служилых людей оне не видали, а князцев де у них зовут Невгоча и Мундита. [...] И мы, холоди твои государевы, слышачи от тех олюбеяских аманатов от Морля и Бурулги про ту новую Алазейскую немирную землицу и про неясачных юкагирских людей, взяли мы, холопи твои, олюбенсково аманата Бурулгина сына Чепчюгу с собою в вож[172] и пошли с ним на Алазейскую реку в кочах морем с ним, Дмитреем Михайловым, 15-ью человеки. И дошед, государь, мы, холопи твои, до Алазейской реки, и встретили нас, холопей твоих, в Алазейской реке многие алазейские люди, князец Невгоча и Мундита. А с ними, государь, были с тундры чюхчи мужики с своими роды и с улусными людьми. И мы, холопи твои, сказали им про твоё царское величество и жаловальное твоё слово, чтоб оне, алазейские мужики, были послушны и покорны, и учинилися бы под твоею государевою царёвою и великого князя Михаила Фёдоровича всеа Русии высокою рукою в прямом холопство неотступны навек. И учали у них просить твоего государева ясаку на 151 (1643) год. И те, государь, иноземцы, алазейские юкагири и чюхчи, в твоём государеве ясаке отказали и по обе стороны Алазейские реки обошли и учали нас, холопей твоих, оне, алазеи, с обеих сторон стрелять. [...]
А будучи мы, холопи твои, на тех твоих государевых дальних службах на Янге, и на Индегерской, и на Алазейской реке, и служачи тебе, великому государю, и радеючи и прямячи во всем, и приводя немирные землицы под твою государеву царскую высокую руку... холод и голод терпели, нужу и бедность приимали, и всякую скверну ели и души свои сквернили. А поднималися мы, холопи твои, на те твои государевы дальние службы собою[173]: кони, и оружье, и одёжу, куяки и збрую конную покупали на свои деньги дорогою ценою, потому что, государь, тогда в Ленской острог посылались из Енисейского острогу для ленские службы дети боярские и атаманы, а с ними служилых людей посылали человек по 30-ти и по 40-ку. А промышленых людей мало, а торговых и не было, и купить было оружья, и збруи, и одёж, и платья не у ково. А подъёмы, государь, нам, холопям твоим, стались рублёв по сту и больше. А на коих мы, холопи твои, конях поднимались на твою государеву службу, и те у нас кони иноземцы на боях и на аманатцких имках все побили до одные лошади. И мы, холопи твои, приезжали с тех твоих государевых дальних служеб в кочах морем в Ленской острог. [...]
А твоего государева денежного жалованья мне, холопу твоему Ивашку, шло на Красном Яру по 7-ми рублёв с четвертью на год, а хлебного против иных окладов... А не имывал я, холоп твой, твоего государева денежного и хлебного жалованья[174] со 145-го (1638) году, а на 146 (1639) год я, холоп твой, взял только один рубль, а достальных денег и хлеба на тот год не имывал. И на прошлые, государь, годы со 145-го и до нынешнаго 154-го (1646) году, на 8 лет не имывал же ни хлеба, ни денег. [...] ...Мы, холопи твои, на твоих государевых службах, зажились, дожидаючи перемены и чаючи от тебя, государя, к себе неизречённаго жалованья. И ныне, государь, с тех землиц, кои мы приводили под твою государеву царскую высокую руку, и под нашу имку аманатов идёт твой государев ясак на всяк год без недобору. И от тех твоих государевых служеб, что мы, холопи твои, служили без твоего государева жалованья, и от конного убойства обнищали и задолжали великими долги и стоим на правеже[175]. А долгу на нас рублёв по сту и больше. И впредь нам, холопям твоим, справиться от долгов и неведомо как.
Милосердый государь, царь и великий князь Михайло Фёдорович всеа Русии, пожалуй нас, холопей своих... за нашу к тебе, государю, службу, и за раны, и за аманатцкие имки, и за конное убойство, и за голодное терпение своим царским денежным и хлебным заслуженым жалованьем и послугою, чем тебе, великому государю, бог известит. [...]
«СКАСКА» ВАСИЛИЯ ПОЯРКОВА
О ПОХОДЕ НА АМУР И ОХОТСКОЕ МОРЕ[176]
154 (1646) году, июня в 12 день, пришол с низу Лены-реки в судах в Якутской острог письмяной голова[177] Василей Поярков и в съезжей избе воеводам Василию Никитичи) Пушкину да Кирилу Осиповичи) Супоиеву да дьяку Петру Стенынину в роспросе сказал:
