Остаётся вопрос: когда вышли в путь безвестные мореходы? Крупнейший исследователь монетного дела на Руси профессор И. Спасский тщательно изучил уникальное собрание монет — сохранившуюся в мёрзлой почве Арктики денежную казну. И пришёл к выводу, что её начали собирать не позже первой четверти XVII века, при первом царе из дома Романовых, Михаиле Фёдоровиче.
Решающее значение для определения возраста коллекции (1901 монета из залива Симса, 1435 — с острова Фаддея, а всего 3336 монет), как ни странно, имеют фальшивые легковесные монеты с именем Василия Шуйского, которые чеканились шведскими захватчиками в Новгороде во время оккупации новгородской земли. Шведские фальшивомонетчики выпускали такую монету с 1611 до 1617 года.
В составе коллекции нет ещё денег Михаила Фёдоровича, чеканившихся в Новгороде с 1617 года. Нет в ней и копеек Христиана IV, чеканенных по типу и весу русских копеек в 1619 году согласно договору с русским правительством для торговли с русскими пограничными областями. Псковские монеты Михаила Фёдоровича, которые могли быть выпущены лишь в те годы, когда завершилось Смутное время и улеглась тревога в западных областях государства, тоже отсутствуют.
Соответственно уникальную коллекцию монет, представляющую русский монетный чекан за несколько десятков лет, кончили собирать около 1617 года. Тогда же, следовательно, вышли в далёкий поход участники этого мореходного предприятия. Всего вероятнее, из Мангазеи. За такое решение «голосует» и упомянутая сумочка для огнива, весь её типично ненецкий орнамент.
В письменных документах нет прямых указаний на состав и судьбу этой торгово-промышленной экспедиции самого начала XVII века. Но она хорошо вписывается в известия о том, что русские издавна ходили морем вдоль северных окраин Сибири, с запада на восток. Ещё в 1525 году один из образованнейших людей своего времени, новгородец по происхождению, прибывший послом в Рим к папе Клименту VII, сообщил, что «Двина, увлекая бесчисленные реки, несётся в стремительном течении к Северу и что море там имеет такое огромное протяжение, что, по весьма вероятному предположению, держась правого берега, оттуда можно добраться на кораблях до страны Китай». Занятые поисками прямых путей в Китай и Индию англичане и голландцы не раз слышали в тех же XVI и XVII столетиях от русских мореходов и охотников, с которыми встречались в арктических морях, что к востоку от Ямала и Новой Земли лежит хорошо известная русским морская дорога вплоть до устья Оби и даже далее.
К 1609 году относится известие И. Массы[146] о походе экспедиции морехода Луки, отплывшей ещё в конце Смутного времени. Она нашла «много различных и редких островов, рек, птиц, диких зверей — всё это далеко за Енисеем».
Согласно письменным источникам уже в 1610 году в районе устья Енисея и Пясины появились кочи двинянина Куркина с товарищами. Тогда же, в 1610—1616 годах, мангазейские казаки открыли путь на реки Пясину и Хатангу. Одними из тех, кто прокладывал эту дорогу, и были, очевидно, мореплаватели, которые, может быть, впервые обогнули Таймыр и самую северную оконечность материка Азии, мыс Челюскина. Обогнули и тем самым более чем на два века опередили знаменитого путешественника А. Норденшельда, того, что, дойдя до мыса Челюскина, воскликнул: «Мы достигли великой цели, к которой стремились в продолжение столетий! Впервые судно стояло на якоре у самой северной оконечности Старого Света!»
В архивах не сохранилось или пока не найдено письменных документов о большинстве таких отважных путешествий с запада на восток. Однако кто знает, может быть, со временем мы узнаем из письменных источников не только об именах отважных путешественников, но и об их трагической судьбе, об их подвиге.
В 40-х годах наша экспедиция верхом на оленях путешествовала по Жиганской тайге — стране моховищ и «травяных речек», искала новые материалы для ранней истории Якутии.
Охотник и оленевод колхозник Николай Курилов из Олерского (прежде Хангайского) наслега в низовьях Лены рассказал, что некий человек, охотившийся зимой на песцов, обнаружил на берегу моря следы человека. Ступив на след, охотник увидел, что тот равняется нескольким харысам (четвертям). Следы шли в море.
Охотник встал рано утром и поехал по следам. После двух суток езды он увидел ночью перед собой гору, возвышавшуюся сквозь морозный туман как остров. Перед горой следов стало много. Навстречу ему вышла женщина высотой в несколько сажен. Она взяла охотника за руку и повела в дом. В доме находился также и мужчина.
Мужчина сказал охотнику: «Я сам виноват, что показал свои следы, иначе бы ты не пришёл сюда... Теперь отправляйся назад в свою землю, только никому не рассказывай. А я тебе помогу вернуться. Сейчас же не выходи, пока я не приготовлю нарту. Выйдешь потом сразу». Через некоторое время тот человек зашёл снопа в дом и сказал: «Всё кончено, теперь выходи». Кругом был сплошной туман, ничего не видно. Хотел увидеть их дом охотник, но ничего не увидел. Великан посадил его на нарту, завязал ему глаза и сказал: «Когда доедешь до своей земли, собак отпусти».
Те места, где раньше дважды ночевал, охотник теперь прошёл без ночёвки, в один день. В пути охотник развязал глаза и увидел, что его везут не собаки, а два волка. Его же собаки не могли тех догнать. Дойдя до дома, охотник отпустил волков-собак, и они сразу исчезли. Его собственная собачья нарта была нагружена доверху. Когда он раскрыл груз, то увидел множество лисиц-песцов. Когда охотник был в той заморской юрте, хозяин спросил его: «Почему ты бродишь один по берегу моря». Охотник ответил, что этим мы и живём. Пожалев его, великан дал ему так много пушнины. Дом же великана был обыкновенного, человеческого вида. До старости тот охотник никому об этом случае не говорил, а рассказал только при смерти.
В других вариантах этих легенд говорится, что охотник, попав в селение таинственных людей-великанов по следам гигантского человека, поехал с ним в открытое море. В некоторых случаях рассказывается, что люди эти уносят из человеческих костров горящие головешки. Они отличаются от обычных людей, обитателей материка, не только своим гигантским ростом, но и тем, что имеют длинные густые брови или даже сплошь покрыты шерстью; это — «бородатые» люди.
В описании же жилищ много реальных черт, много такого, что поразительно напоминает жизнь оседлых морских охотников-зверобоев арктических островов.
Дома «бородатых» расположены не по одному, а целыми посёлками. Форма домов круглая, то есть куполовидная, как у полуподземных жилищ эскимосов и сидячих чукчей. Дома делятся на две части, на сени и внутреннее пространство. Так строились эскимосские зимние жилища, куда попадали через сени. Внутри дома располагались спальные пологи. Жилище освещалось не печами, а «светящимся камнем». В этом источнике света нетрудно увидеть жировую лампу, которая обогревает и освещает эскимосские жилища, а также служит для приготовления пищи. Ездят «бородатые» на собаках, похожих на огромных волков.
Таким образом, в легенде о «бородатых» людях обнаруживаются определённые элементы этнографической действительности, которые говорят о древних связях континентальных охотничьих племён с обитателями морских островов.
Со временем, когда на севере Азии появились русские, они не только легко восприняли представления аборигенов о жителях островов Ледовитого океана, но развили их дальше, придали им новую окраску соответственно своим представлениям и мировоззрению.
В их легендах о «земле бородатых» отразилась наивная крестьянская мечта о вольной земле без царя и помещиков.
В Якутске И. Сельскому в середине XIX века рассказывали о существовании «съиздавна каких-то жителей, прежде сосланных, потом бежавших и поселившихся на неизвестных островах Ледовитого моря. В давние годы какой-то промышленник около Колымского устья осматривал на островах звероловные снасти. Там застигла его пурга, и он заблудился. Долго блуждал он по окрестным пустыням, и наконец собаки привезли его в незнакомое селение, состоящее из нескольких домов, которые все были срублены на угол. Заблудившегося приняла женщина, но она с ним ничего не говорила. Поздно вечером пришли с промысла мужики и стали расспрашивать прибывшего к ним: кто он, откуда, по какому случаю и зачем заехал к ним, не слыхал ли он об них чего прежде и, наконец, не подослан ли кем? Промышленника этого они держали под присмотром шесть недель, поместили его в отдельном доме и не дозволяли отлучаться ни на шаг, ни с кем не разговаривать. Заключённый во время пребывания своего там часто слышал звон колокола, и обитатели этого заповедного селения собирались в молельню, из чего он и заключил, что это был раскольнический скит. Наконец жители этого дикого селения согласились отпустить этого промышленника, но взяли с него при этом клятву молчать обо всем виденном и слышанном им. Затем они ему завязали глаза, вывели из селения и проводили очень далеко. При расставании подарили ему большое количество белых песцов, красных лисиц и сиводушек».
