Водимый столь сильными побуждениями, Ермак отправил к царю атамана Ивана Кольцова с 50 человеками Козаков. Отписка их к царю, которую летописцы и их последователи называют челобитною, содержит одно токмо известие о покорении Сибири и приведении жителей к шерти[133] и о наложении на них ясака, то есть дани, в мягкой рухляди состоящей. Сия отписка сопровождаема была 60 сороками соболей, 20 чёрными лисицами и 50 бобрами. Кольцов принят был с отменною от царя ласкою, все прежние козацкие досады забыты, все козаки одарены щедро; и тот самый, который незадолго пред сим за столь же храбрые дела почитался разбойником, ныне почтён был отлично за то только, что насильственные его поступки были удачны и сходны с пользами общественными. Столь величие и низкость близятся во мнении человека.
Между тем Ермак помышлял о истреблении совершенном татарских сил и о покорении новых народов. Напавши на оплошных, он разбил войска царевича Меметкуля при Вагае и его взял в плен. С другой стороны, также и вогуличей, живших по Тавде, покорил и наложил обыкновенную дань мягкою рухлядью.
С атаманом Кольцовым приехал из Москвы воевода князь Волховской в Сибирь с 500 человеками для умножения козацкого войска; но нигде не упоминается, чтоб Ермак лишён был власти, да и воевода недолго пожил после своего приезда в Сибирь. Умножение народа в сём городе истощило весь козацкой запас, которого вновь получить было невозможно, ибо все почти покорившиеся татары паки возмутились до приезда ещё воеводы с войском, будучи в том подкрепляемы одним татарским мурзою именем Карача.
Недостаток съестных припасов столь был у русских в Сибири велик, что многие из них померли, а оставшиеся ели тела умерших своих товарищей. В таких обстоятельствах, возмутивши против россиян побеждённых татар и остяков, мурза Карача осадил Сибирь[134], надеясь принудить голодом россиян к сдаче. Но Ермак его отбил и стан его взял. Сия победа, обратив паки в подданство русских побеждённые ими народы, возобновили паки к нам изобилие, и Ермак помышлять стал о утверждении власти своея в завоёванной им земле.
Хан Кучум, с своей стороны, помышлял о отмщении россиянам за причинённые ему бедствия; а как не надеялся их победить явно, то прибегнул к хитрости и подослал одного татарина к Ермаку с ложным известием, что хан Кучум остановил бухарской торговой караван, едущий в Сибирь к козакам для торга. Ермак, поверив сему ложному известию, отправился оному каравану навстречу сперва вверх по Иртышу, а потом по Вагаю. Но шед долгое время, никого не встречая, и видя, что известие о караване было ложное, обратился назад и, не опасаясь ни от кого неприятельского нападения, пристал к берегу и вознамерился на оном ночевать. Непрестанные в пути труды, утомив Козаков, заставили забыть осторожность и повергли их в крепкой сон. В сём случае первую, может быть, Ермак показал оплошность, не поставив около своего ночлега отводных караулов, и сия оплошность стоила ему жизни, ибо хан Кучум недреманно ему преследовал и, улучив сей удобной оплошностию Козаков случай, напал на спящих и всех почти побил. Ермак, не оторопев в опасности, но пробившись сквозь татар до берега, сскочил в лодку, которая, по несчастию его, находилась тогда в небольшом от берега расстоянии. Ермак упал в воду. Тёмная ночь и тяжёлые его доспехи препятствовали ему достигнуть до лодки. И сей смелый и твёрдый в предприятиях своих муж скончал скачком жизнь свою, которую смерть щадила доселе на сражениях с неприятелем.
Едва известие о смерти Ермака Тимофеевича дошло в Сибирь, как письменный голова Иван Глухов, не надеясь быть безопасным между неприязненных народов, вознамерился возвратиться в Россию с оставшимся войском. Не боясь скорого преследования в пути от хана Кучум а, он обыкновенную дорогу вверх по Тавде почёл опасною в рассуждении медленности плавания против течения воды. И сев в суда с остальными 150 козаками, поплыл вниз по Иртышу и Оби и через Югорскио горы приплыл на Печору.
Между тем отправлен был из Москвы новой воевода Иван Мансуров с 100 человеками и несколько пушек в Сибирь. Приплыв по Тоболу до Иртыша, он узнал от татар, что козаки Сибирь оставили и что вся земля паки подвластна князьям татарским. Мансуров, побуждаемый теми же причинами, как и Глухов, не хотел испытывать счастия оружия, оставаясь в сей земле, ниже возвращаться по Тоболу в рассуждении медленности. Он поплыл вниз по Иртышу, но, воспрепятствуемый в плавании зимою, построил при устье оныя реки на берегу Оби городок, где пробыл зиму в немалом от остяков обеспокоивании. С наступившею весною он отправился вниз по Оби и возвратился в Россию тем же путём, как и Глухов. Итак, завоёванная козаками земля обратилась паки в подданство татарских владетелей, и ни одного русского в ней не оставалось.
Сибирь оставленная не была совсем забыта. Едва Глухов привёз в Москву известие о смерти Ермака Тимофеевича и о исходе русских, как царь велел нарядить войско для приобретения потерянного. Дорогая мягкая рухлядь, присланная к царю завоевателем Сибири, та, которую, вероятно, привёз с собою Глухов, новое титло и приобретение великой области малыми средствами были для царя довольные побуждения не забывать Сибири. И для того отправил для возвращения оныя двух воевод — Сукина и Мяснова и письменного голову Чулкова с 300 Козаков.
Сии новые вожди российских воинов пременили образ прежних военных действований и последовали надёжнейшему в незыблемом укоренении в Сибири российского владычества.
Ермак, вступая в Сибирь, не имел нужды стараться о сообщении с Россией. Отторгнутый от своего отечества без возвратный надежды, ища лучшия страны, которая бы его вместо отечества восприяла, избегая мщения Иоаннова, не надеясь на подкрепление ниоткуда, разве своего мужества, он устремлялся токмо на завоевание, стараясь силы свои иметь совокупными, и, вероятно, победы его но дороги ому становились. Если б слепое суеверие не отдаляло его от вступления в родство с побеждёнными, заключая с дочерьми их брачные союзы, Ермак не помыслил бы о извещении царя и о своём завоевании, основал бы в Сибири область, от России независимую, и утвердил бы в ней своё владычество. Новые же начальники, от царя на возвращение Сибири посланные, наставленные примерами Глухова и Мансурова и отправленные с тем намерением, чтобы утвердить в Зауральской стране владычество России и удержать навсегда в подданстве обитающих в оной народов, долженствовали прежде всего помышлять, каким образом можно утвердить сообщения России с Сибирью и проезд во оную оградить от набегов соседственных народов.
Было ли таковое дано воеводе Сукину наставление или он следовал своего разума расположению, но едва вступил с войском своим в татарские пределы, то вознамерился иметь при самом въезде в их область место укреплённое для сохранения всех своих припасов и воздержания остающихся назади вогуличей. Нашед для оного удобным место на возвышенном берегу реки Туры, где прежде был татарский город Цимги, он тут построил укрепление и жилища и назвал оное Тюленем.
В то время как россияне по смерти Ермака Тимофеевича вышли из Сибири, воспоследовала в правлении оной великая перемена. Кучум хан, изгнанный из своея столицы и много раз побеждённый, находился в тесных обстоятельствах. Князь Сейдяк потомства прежних сибирских владетелей, коего родители были побеждены Кучумом, пользуясь его отдалением, возвратился из своего изгнания в Сибирь, был принят и признан государем; народ татарский, укоренённый в порабощении, мыслил, что платить ясак не можно иначе, как хану. Но сия не одна была причина восприятия Сейдяка. Сибирские татары искали защищения против россиян. Хотя Кучум был их завоеватель, но был их единоплеменник, был единого с ними исповедания, был отрасль славного поколения; то хотя для сибирских татар и был чужестранец, но иго его легче казаться могло ига россиян: сип представлялися им ужасными; и если бы не что другое между ими вперяло различие, как исповедание, то отвращение татар к россиянам долито было быть велико.
