Я не угрожал, я констатировал. Желание завязать язык этого парня морским узлом все еще было во мне. И даже не потому, что он раскрывает рот, когда не требует, а потому, что я четко понимал, куда он хочет залезть этим самым языком. Мысль о том, что он подбивает клинья к моей девушке не давала покоя, и все внутри меня начинало кипеть. И то, что я все еще демонстрировал чудеса выдержки и заглушал желание вмазать ему ораторским искусством — заслуга жизни на острове. Слишком долго мне приходилось играть паиньку, уже навык образовался.

Поэтому я, сделав глубокий вдох и радуясь тому, что все еще умею держать себя в руках, сделал несколько шагов ближе к лестнице. Я чувствовал, буквально, где-то внутри себя, что Вея скоро появится. Это было что-то физическое, эмоциональное и необъяснимое. Я знал, что скоро ее увижу.

Но меня снова дернули за руку, не дав продвинуться вперед. Я обернулся, ожидаемо упершись взглядом в рыжего. Не выдержав, я закатил глаза:

— Серьезно?! Коул, сколько раз тебе говорить, я не танцую, выбери себе симпатичную девушку, ну… — Уныло проговорил я.

— Ты не подойдешь к ней.

— Да? Иначе что? Расскажешь ее отцу, что я пришел без приглашения? Устроишь драку, в которой, кстати, проиграешь? Думаю, твой босс будет этим не доволен. Я готов этим рискнуть, а ты? — Я подвигал бровями, замечая по выражению лица парня, что попал в цель. Он явно не хотел быть в центре скандала на таком событии.

Но его растерянность прошла, уступая дорогу упертости барана:

— Ты не понял меня, Хант? Тебя не приглашали, значит тебе здесь не рады. Ви не захочет тебя видеть. И я не позволю тебе все испортить. Опять.

Ви не захочет тебя видеть.

Эта мысль, произнесенная вслух рыжим упырем, и так не давала мне покоя. Но я привычно натянул на лицо довольную ухмылку:

— А ты что, местный секьюрити? Проверяешь билетики, контролируешь очередь и все такое? Тогда скажу тебе две вещи. Первая! — Я театрально выкинул указательный палец вверх, прямо перед лицом рыжего, но чувствовал, что голос дает сбой, мне было все труднее сдерживаться. Приходилось сцеплять зубы и едва ли не рычать, плохой знак: — Не всем нужно приглашение, чтобы прийти, иногда достаточно желания и мозгов. Ну, или считай, что я прикатил сюда на своих стальных яйцах, раз не испугался грозного тебя в качестве охраны. И второе, главное, так что слушай внимательно. — Я наклонился к парню очень близко, желая вдавить своим голосом каждое слово в его мозг, раз уж я не могу сделать это на языке жестов: — Никогда больше не смей говорить, чего хочет или не хочет Вивея. Это будем решать только я и она. Тебя в нашей жизни нет, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше будет для всех.

Рыжий побагровел так сильно, что слился и с волосами и с отвратно-красным галстуком, затянутым на бледной шее.

— Эй, тебе плохо? — Сочувственно поинтересовался я. — Если ты не прекратишь краснеть, то либо тебе стоит срочно ослабить галстук, либо мне следует быть добрым парнем и крикнуть: «Здесь есть врач?! Парню плохо!». Но я бы не рассчитывал на мою доброту…

Сказать хоть слово Коулу помешало изменение в зале. Обстановка изменилась так быстро, будто кто-то нажал выключатель: сначала повисла мгновенная тишина, затем раздался шепот, звучавший как общий фон. Это было похоже на то, как ветер играет с колосьями в поле. Потом я услышал музыку. И лишь после этих звуков, слившихся в одну странную мелодию, я увидел то, что привлекало все взгляды гостей.

На верхней ступени широкой лестницы замерла девушка.

Вивея Прей.

И вместе с ней остановилось все: разговоры, движение, время и мое чертово сердце.

Лишь слова песни продолжали литься, окружая нас:

Если я умру молодой,

Уложите меня на постель из роз,

Дайте мне утонуть в рассветной реке,

Развейте меня

Вместе со словами любовной песни.*

Люди были очарованы. Парализованы. Испуганы. Обездвижены. Заворожены. Пленены.

Чем же был вызван такой эффект? Магией красоты девушки? Ее неземной внешностью? Притягательностью? Безусловно. Но главное, что увидели присутствующие: девушка была в трауре.

Господи, сделай меня радугой,

Я буду сиять своей матери,

Она будет знать,

Что я в безопасности с тобой,

Когда будет стоять

Под всеми моими цветами, о, и

Жизнь не всегда такая, какой ты считаешь она должна быть, нет

Она не мрачна,

Она просто хоронит своих детей.

Единственное светлое пятно на Вее — это тонкая полоска жемчуга, обтягивающая ее шею. В остальном она была соткана из мрака.

Изящное черное платье, открывающие стройные ноги, черные перчатки и прическа, которая полностью… Не может быть.

Мне захотелось рассмеяться. Она не делала операцию. Наоборот. Вивея уложила волосы на бок и убрала с помощью небольшой черной шляпки с короткой вуалью. Она бросала тень на левую сторону ее лица и полностью открывала на показ правую, показывая каждому свои шрамы. Она выпячивала их как никогда прежде. Она была восхитительна.

Острый нож недолгой жизни, что ж,

У меня было достаточно времени.

Подбородок девушки был высоко поднят, спина — как струна. Вызывающий взгляд гипнотических, почти пугающих глаз обвел публику. И вот она двинулась вперед. Один ее шаг вниз заставил несколько людей вокруг меня сделать шаг назад. Это была мистика, не иначе.

Я не познала любви мужчины,

Но было приятно, когда он держал мою руку,

Есть парень в городе, что клянется любить меня вечно,

Кто бы мог подумать, что вечность можно разделить

Острым ножом недолгой жизни, что ж,

У меня было достаточно времени.

Вивея плавно и грациозно спускалась по лестнице, и каждый взгляд следил за ее шагом. В этот момент я впервые увидел ее, как истинную аристократку. Не просто молодую девушку, какой она была рядом со мной, а наследницу богатого рода.

— У меня мурашки по рукам бегут… — Тихо произнесла девушка слева от меня, обращаясь к спутнику и выставляя голые руки вперед. Я даже не обернулся в ее сторону, но верил ей без тени сомнения.

Черный цвет сидел на Вее так, что у всех присутствующих, я уверен, невольно закралась мысль, что этот оттенок мрака принадлежит только ей. Он назван в ее честь. И никто здесь не имеет права носить его, кроме нее. Это сгусток тьмы, обволакивающий ее юное тело, контрастирующий с бледной кожей уникального оттенка, выделяющий яркие выразительные глаза, смотревшие прямо перед собой. Она не замечала никого вокруг и одновременно будто смотрела на каждого, притягивая к себе все взгляды. Она выглядела как воплощение скромности и греха.

Так наденьте свои лучшие одежды, а я надену жемчуг,

То, чего я никогда не делала

Мыслям моим грош цена, но нет, я продам их дорого,

Они достойны большего после того, как я умру,

Может, тогда вы услышите слова, что я напевала,