Очередная истерика снова вытянула из меня силы, и без того бывшие на исходе. Я, шумно дыша, отчего моя грудь и плечи буквально ходили ходуном, уткнулась лбом в многострадальную грудь брюнета.

— Вея… — Тихо позвал меня Хант, и я слушала, слушала его убаюкивающий голос. Мои глаза закрылись, позволяя ему проникать в мое сознание, успокаивая. — Быть счастливой — не преступление. Быть несчастной — вот что ужасно. И не только по отношению к себе, но и к твоим близким. И тем более… Тем более, к твоим подругам. Ты любишь их, верно?

Слезы снова заструились по моим щекам, откуда они только берутся? Он не спросил, любила ли я их. Он сказал, что я их люблю. Как много это значит для меня. Я кивнула, но, не рассчитывая, что парень поймет мой жест, проговорила прямо в его футболку:

— Да. Люблю. Люблю.

— И они тебя любили, я уверен в этом. Тебя невозможно не полюбить, Вивея Прей. — Здесь он замолчал, как будто сам с удивлением обдумывал свои слова. Но пауза была недолгой: — И неужели ты, зная своих подруг лучше, чем кто бы то ни был в этом мире, считаешь, что они не желают тебе счастья? Разве ты бы не хотела того же, для каждой из них?

— Но они не смогут…

— Зато сможешь ты. Ты сможешь осуществить все их мечты, в память о них. И то, что ты будешь смеяться и улыбаться, встречая новый день без боли в сердце, вовсе не значит, что ты забудешь их. Узы, связывающие вас, никогда не исчезнут. Ведь они глубоко в твоем сердце, Вивея.

Как будто сговорившись с парнем, мое сердце сжалось и в груди стало горячо. Мои руки крепче вцепились в мокрую ткань его футболки, а горлу пришлось проглотить очередной комок:

— Я не знаю, смогу ли…

Губы парня нашли мой висок, чтобы поцеловать. Странно, а я думала, что он меня оттолкнет. Но нет, его руки обнимают меня только сильнее, а губы целуют нежнее.

— Сможешь. Ты должна. Должна жить за Эмили, Эшли и… Камелию… — Имена подруг из его уст звучали так непривычно, что я вздрогнула. — Потому что пока ты жива, память о них живет вместе с тобой. И ты должна прожить жизнь так, как они бы этого хотели. А еще, твои родители, пожалей их. И твои друзья…

— У меня больше нет друзей. — Вяло возразила я.

— Ты думаешь так даже теперь, после того, что сегодня произошло? Я видел, как горели твои глаза, когда ты общалась с тем блондином, и той маленькой девчонкой… Никто не просит тебя кидаться в омут с головой, но если к тебе делают шаг, почему бы не сделать один единственный шаг навстречу? — Арчи запнулся на миг, прежде чем продолжить: — И еще у тебя есть я. И я буду рядом, чтобы помочь тебе. Ты не осталась одна, Вивея. Ты не одна.

Последние слова парень прошептал мне на ухо, обжигая своим дыханием. И я поняла, что верю. Хочу верить. Хочу жить. Хочу. Хочу!

— Молодые люди, что-то случилось?

Голос извне прозвучал настолько неожиданно, что мы с Арчи вздрогнули и отпрянули друг от друга. Точнее, отпрянуть попыталась я, руки парня не выпустили меня из плотного кольца слишком далеко.

В проходе стоял пастор в характерном для него одеянии и с беспокойством смотрел на нас.

— Что-то произошло? Возможно, вы хотите поговорить? Я могу вам помочь? — Взгляд священнослужителя скользнул к моему зареванному лицу, а затем отчего-то к животу.

Я вспомнила недавний выпуск местных теленовостей, в котором дикторша на фоне выходящих из здания школы учеников, говорила о всплеске ранней беременности несовершеннолетних в Санта-Луи. Кажется, этому пастырю приходилось принимать немало подобных девушек. Отчего-то мысль, что он подумал о моей беременности, заставила меня покраснеть. Я покачала головой, а Хант, становясь лицом к мужчине и приобнимая меня за плечи, ответил:

— Простите, мы укрылись от дождя.

Пастырь бросил еще один взгляд на меня, а затем улыбнулся и прошел вперед. Я заметила четки на его правой руке:

— Не извиняйся, для чего еще должна стоять церковь, если она не может быть убежищем? Хотя бы от дождя. — Он остановился перед нами, и я поняла, что мужчина весьма молод. Почему-то у меня все священнослужители ассоциировались с бородатыми мужчинами. Но этот не имел ни седых волос, ни сетки морщин. Зато взгляд его темно-зеленых глаз был очень добрым, как и улыбка, располагающая к себе. — Поэтому двери моей церкви всегда открыты, помните об этом.

Я лишь кивнула. Пастырь подарил нам еще одну ободряющую улыбку и прошел мимо, к подсвечникам. Он стал собирать догоревшие свечи, аккуратно вынимая огарки из песка.

Позже, когда мы с Арчи уже были у дверей, я неожиданно остановилась:

— Арчи, не дашь мне минутку?

Хант посмотрел на меня и, не знаю что увидел, но без вопросов кивнул:

— Конечно. Я подожду здесь. Не торопись. — В доказательство своих слов парень прислонился спиной к двери и достал фотоаппарат, снова что-то смотря на экране.

Я развернулась и быстро прошла по проходу к пастору:

— Простите…

— Да?

— Скажите… — Я не знала, как правильно задать вопрос, с чего начать? И что мне сказать, если в голову упорно лезла фраза из глупых фильмов: «святой отец, я согрешила»? А спросить, как Бог мог допустить то, что случилось со мной, казалось мне и вовсе глупым. — Скажите, если Бог есть, он прощает нас? Нет, он может простить все? Даже если поступок плохой, действительно плохой?

И снова взгляд глаз цвета хвои проницательно посмотрел в мое лицо:

— Бог прощает только тех своих детей, кто искренне хочет быть прощен. Если они приходят с покаянием и просят о прощении.

Я нахмурилась, а пастырь неожиданно улыбнулся, совсем, как юноша. Он протянул руку с четками и дотронулся пальцами до моего лба. Я решила было, что он хочет освятить меня крестом или что-то подобное, но мужчина просто разгладил морщины напряжения на моем лбу:

— Все в этом мире совершают ошибки. И если бы Бог не прощал нас, Ад был бы переполнен, а в Раю не осталось бы ангелов. — Слова, совсем не похожие на строчку из Евангелие, заставили меня улыбнуться. — Главное, чтобы ты сама простила себя.

25 июня 2018

— Доброе утро, Рози. — Я с громких вздохом рухнула корпусом на кухонный стул. Ага, прям так. Спасибо, что не всем тельцем забралась и салфеточкой не прикрылась.

Лишь добравшись до своего дома, я осознала, насколько сильно устала. Уже сутки я была на ногах. А из-за накала эмоций вокруг меня создалось ощущение, что я не спала месяц. Не то что не спала, а работала рабом на галере.

— Я бы не была в этом так уверена. — С улыбкой произнесла Розита, ставя передо мной чашку кофе.

Я хотела спросить, с чего бы она так считала и к чему эта таинственная улыбка, но ответ пришел сам собой. Точнее, принесся на кухню, как небольшое цунами.

— Вивея Аделия Прей, где тебя носило?

— Полное имя? У меня огромные неприятности! — Вслух выразила я опасения, кинув обеспокоенный взгляд на Рози. Та лишь пожала плечами и продолжила собирать что-то к завтраку.

— Не сомневайся в этом, юная леди! Я звонила тебе! И что у тебя за вид, что с одеждой? И волосы?!

— Я оставила телефон у Бена в кофейне, сегодня заберу. — Тактично проигнорировала я остальные замечания.

— Сегодня? Нет, сегодня ты наказана! Будешь…

— Под домашним арестом? Сидеть дома? В четырех стенах? О, все как я люблю.

Напомнить маме о моем затворничестве — это был удар ниже пояса. Но поймите, она метала глазами молнии (И имела на это право!), а я хотела жить (Впервые за долгое время!) и умереть от руки матери за завтраком было бы слишком глупым завершением всей этой истории.

Мама глубоко вдохнула и протяжно выдохнула, при этом сделав странное движение руками, как будто стряхивала с себя что-то, или сушила лак.

— Послушай. — Начала она спокойнее. — Ты хоть можешь представить, как сильно мы волновались? Я же не знаю, где ты была. Ты ничего не сказала, мы бы вызвали полицию, если бы не… В общем, мы решили не делать поспешных выводов.

Я потерла глаза, в отчаянной попытке заставить их разлипнуться. Спать хотелось невероятно, но чувство вины все же проснулось во мне быстрее, чем организм.