Сделав над собой усилие, он отогнал тревожные мысли. Нельзя поддаваться страху, сейчас он должен думать только о могуществе!

– ...араллайн Са’м’ди комиель морт’расс...

Пламя свечей сделалось выше, но тьма в комнате лишь сгущалась, как будто эти свечи не давали свет, а, напротив, вбирали его в себя. Языки огня вытягивались к потолку. Нараспев произносимые заклинания уже заставили огонь подняться выше головы изваяния. Медленно, точно под напором чудовищного ветра, огненные языки стали склоняться внутрь, пока не встретились над головой глиняной фигуры. Едва лишь это произошло, из места их соприкосновения вырвался яркий луч света, подобный молнии, и вонзился в голову изваяния, обволакивая Гариана с ног до головы равномерным свечением. Это сияние сделалось ослепительно-белым и словно вобрало в себя все тепло комнаты. Сделалось так холодно, что дыхание Албануса превратилось в пар, когда он громким, почти нечеловеческим голосом довершил заклинание:

– Черной властью Троих заклинаю тебя, кровью, потом и семенем, попранными и оскверненными, заклинаю тебя, пробудись и повинуйся, ибо я, Албанус, заклинаю тебя...

Едва лишь стихли последние отголоски этих леденящих душу слов, как пламя исчезло, а с ним вместе исчезли и свечи. Теперь статуя стояла как прежде, – но вся высохла и растрескалась. Потирая замерзшие руки, Албанус сунул их подмышки. Хоть бы на сей раз все прошло как следует... Он покосился на Стефано. Замерзший, перепуганный скульптор дрожал, как осиновый лист, не осмеливаясь оторваться от стены, покрытой серебристым инеем. Несчастный едва не обезумел от увиденного. Ну что ж, довольно промедлений. Некромант издал глубокий вздох.

– Пробудись же, Гариан, ибо такова моя воля!

От одной руки изваяния отвалился кусочек глины и вдребезги разлетелся на каменном постаменте. Албанус сдвинул брови.

– Гариан, я приказываю тебе пробудиться!

Внезапно статуя содрогнулась. Глина, крошась и насыщая воздух пылью, осыпалась на постамент. Теперь на возвышении осталось лишь содержимое глиняной оболочки, – это был живой, дышащий двойник Гариана, его точная копия без малейшего изъяна. Магическое создание отряхнуло пыль с плеча и вопросительно уставилось на Албануса.

– Кто ты такой? – вопросил он.

– Я Албанус, – отозвался маг. – А знаешь ли ты, кто ты?

– Конечно. Я Гариан, король Немедии.

Губы Албануса расползлись в злобной усмешке.

– На колени, Гариан! – негромко приказал некромант.

Ничтоже сумняшеся двойник короля опустился на колени, и Албанус не смог удержаться от смеха. Он принялся отдавать приказы, наслаждаясь унижением «короля».

– Ляг ничком! Кланяйся! Встань! Беги на месте! Быстрее! Еще быстрее! – Двойник короля бежал и бежал... От смеха у Албануса по щекам покатились слезы, но он тут же посерьезнел, взглянув на Стефано. Скульптор с трудом заставил себя выпрямиться. На лице его застыли неуверенность и страх.

– Остановись, Гариан! – приказал Албанус, глядя Стефано в глаза.

Двойник тут же замер на месте. Он даже ничуть не запыхался. Стефано шумно сглотнул.

– Я вижу, моя... моя работа закончена. Пожалуй, я пойду... – и скульптор повернул к дверям. От окрика Албануса он вздрогнул, как от удара плетью, и застыл на месте.

– А как же золото, Стефано, неужто ты забыл про свое золото? – И Албанус из-под туники достал короткий толстый цилиндр, обернутый кожей. Он взвесил его на ладони.

– Пятьдесят золотых!

В душе Стефано боролись алчность и страх. Он нерешительно облизал губы.

– Мы договаривались о тысяче...

– Я не одет, – внезапно послышался голос королевского двойника.

– Конечно, – ответил Албанус им обоим.

Он поднял с пола грязную тряпку, которой пользовался Стефано при изготовлении статуи, и тщательно стер ею часть пентаграммы. Он прекрасно знал, какая огромная опасность грозит человеку, который рискнет ступить в замкнутую пентаграмму, где творилось колдовство. Теперь, поднявшись на постамент, Албанус подал тряпку двойнику, чтобы тот обернул ею бедра.

– Эти деньги – лишь первая выплата, Стефано, – вновь обратился к скульптору Албанус. – Остальное последует чуть позже. – Он вручил кожаный цилиндр двойнику. – Отдай это Стефано. – И, наклонившись, что-то прошептал тому на ухо... Стефано неуверенно переминался с ноги на ногу, глядя, как спускается с постамента двойник короля.

– Слишком долго я вынужден был терпеть твою бессмысленную болтовню... – негромко проронил Албанус.

Беспомощно щурясь, скульптор смотрел то на Албануса, то на приближающуюся статую, а затем со всех ног бросился к дверям. С неописуемой скоростью двойник устремился следом. Стефано не успел сделать и шага, как симулякр уже догнал его. Каменная рука сжала горло скульптора. Наделенные нечеловеческой силой пальцы вжались под нижнюю челюсть, заставляя несчастного открыть рот.

С истошным воплем Стефано постарался оторвать от себя руку двойника, но с тем же успехом он мог бы царапать кожаный щит. Свободной рукой симулякр заставил его опуститься на колени с той же легкостью, как если бы имел дело с малым ребенком. Слишком поздно заметил Стефано цилиндр, опускающийся ему прямо в рот, и осознал значение последних слов Албануса. Он пытался отдались надвигающуюся руку, но это было все равно что пробовать удержать рычаг катапульты. Не зная ни жалости, ни сострадания, ожившая статуя запихивала золото все глубже и глубже в глотку скульптора.

И наконец двойник Гариана выпустил свою жертву. Стефано беспомощно хрипел от удушья, глаза его вылезали из орбит, лицо посинело, и он отчаянно хватался руками за горло. Тело выгнулось так, что пола касались лишь голова и пятки, выбивавшие отчаянную дробь...

Албанус с невозмутимым видом наблюдал за агонией скульптора. Когда тот наконец перестал дергаться, он проронил зловеще:

– Оставшиеся девятьсот пятьдесят золотых лягут с тобой в безымянную могилу. Я всегда держу свое слово.

И плечи его затряслись от беззвучного смеха. Затем, отсмеявшись, он с деловитым видом повернулся к двойнику короля, безучастно стоявшему над телом убитого им человека.

– Теперь что касается тебя... Тебе еще многое предстоит узнать, а время у нас на исходе. Слушай. Нынче же вечером...

С мрачным видом глядя в пустоту, Ариана сидела в общей зале постоялого двора «Знак Фесты». Вокруг было полно народу, но не было ни привычного гомона, ни звуков музыки: заговорщики негромко переговаривались между собой, придвинувшись поближе друг к другу. Наконец, придя к какому-то решению, Ариана поднялась с места и приблизилась к Грекусу.

– Мне нужно поговорить с тобой, – промолвила она негромко.

Воцарилась гробовая тишина, и это лишь усугубило подавленное настроение девушки.

– Поговорим позже, – сердито отозвался коренастый скульптор, даже не глядя на Ариану, а затем продолжил прерванный разговор, тихо, но настойчиво обращаясь к тем людям, что сидели с ним рядом: – А я вам говорю, что не имеет никакого значения, мертв Тарес или жив. Я знаю, где хранится оружие. Хватит и одного дня, чтобы...

Ариана вспыхнула, ощутив прилив злости.

– Грекус!

В зале, где никто не повышал голос громче шепота, этот крик прозвучал, словно пушечный выстрел. Все уставились на девушку.

– А тебе не приходило в голову, что нас могли предать?

– Это все Конан, – начал было Грекус, но Ариана резко перебила его:

– Конан тут ни при чем.

– Но разве не он убил Тареса, – возразила пухлая бледнокожая брюнетка. – Ты же видела это своими глазами. А сейчас он в открытую нанялся на службу к Гариану.

– Это правда, Галлия, – терпеливо начала объяснять Ариана. – Но если бы нас предал Конан, то Золотые Леопарды уже давно схватили бы нас и отвели в темницу. – На это заговорщикам было нечего возразить, все лишь молча взирали на девушку. – Он нас не предавал! – продолжила она. – А что если он говорил правду насчет Тареса? Что если нет никаких вооруженных бойцов, которые только и ждут приказа, чтобы возглавить народное восстание? Может, нас кто-то просто использует в своей игре?