Конан вытянул руку, преграждая ей путь. При этом ее грудь ткнулась в мощное предплечье юноши. Девушка вспыхнула от смущения.

– Не сейчас, – сказал он.

– Пожалуйста, – попросила она, стараясь не смотреть ему в глаза. Ее голос задрожал. – Я... я – девушка. Мой отец даст тебе много денег, если ты вернешь меня ему... такой же... – Румянец на ее щеках стал еще гуще.

Конан поперхнулся:

– Не нужна мне твоя девственность, детка. Ответь-ка мне лучше на пару вопросов.

К его удивлению, девушка обиженно заморгала и с горькой усмешкой сказала:

– Я, полагаю, должна быть счастлива, что даже убийцы предпочитают стройных, изящных девушек. Да, я знаю, что я – корова. Отец часто говорил мне, что я создана для того, чтобы... чтобы выносить многих сыновей и выкормить их всех самой, – тихо договорила она, покраснев до ушей.

Дурак же твой папаша, подумал Конан, оглядывая ее. Эта девушка была создана больше чем только для вынашивания сыновей. Хотя, признаться, любой, которому доведется стать отцом ее детей, наверняка сочтет это мероприятие весьма приятным.

– Не верь глупостям, – попытался успокоить ее Конан. – Ты доставишь много радости любому мужчине.

– Правда? – недоверчиво спросила она. Ее полные слез глаза ласково глядели на лицо киммерийца – совсем невинно, убеждал себя он.

– А как... как загоняют почтовую лошадь?

Конан долго не мог понять, с чего она задала ему этот вопрос, а когда сообразил, то не мог скрыть улыбки.

– Долго и основательно... не давая ни минуты передышки. В общем, мерзкое дело.

Она снова покрылась румянцем до самого воротника платья. Конан закашлялся. Девушка краснела так легко и так очаровательно.

– Как тебя зовут, малышка?

– Ясбет. Отец зовет меня Ясбет.

Она посмотрела на улицу, запруженную телегами и повозками, и вдруг спросила:

– Как ты думаешь, корзина... ну, то, что от нее осталось, будет там, если мы вернемся? Вообще-то она мамина, и Фатима жутко разозлится, если я ее потеряю. Даже больше, чем из-за украшений. Хотя она и так с ума сойдет от всего, что случилось.

Конан покачал головой:

– Как корзина, так и драгоценности поменяли с тех пор как минимум трех хозяев. У кого-то их перекупили, кто-то заплатил жизнью. Да, а кто такая Фатима?

– Моя няня, – ответила она, а затем вздрогнула и недовольно посмотрела на него, словно он обманом заставил ее раскрыть секрет.

– Ах, няня! – рассмеялся Конан. – Может, у тебя до сих пор и кормилица есть?

– Это отец так решил. Он считает, что няня должна присматривать за мной, пока я не выйду замуж. Мне это уже порядком надоело. Фатима думает, что мне все еще пять лет, а отец всегда слушает ее советы. – Ее голос все слабел и почти превратился в шепот. – Я вообще не знаю, чем все это для меня кончится. Фатима просто запрет меня в моей комнате, а то и... – Ее руки инстинктивно дернулись назад, словно пытаясь закрыть ягодицы от удара розгой.

– Ой, стоило бы... – задумчиво сказал Конан.

– Что стоило? Ты о чем? Что я сказала? – вздрогнув и покраснев, затараторила Ясбет.

– Стоило бы повнимательнее следить за тобой. Не удивлюсь, если твой отец наймет еще пару-тройку нянюшек для тебя.

На самом деле, Конан счел бы и порку вовсе не лишней, но решил поберечь достоинство девушки и не говорить об этом.

– Ну а теперь ответь мне, Ясбет. Что это ты надумала? Что за шатания по улицам с раздачей драгоценностей? Какая дурь на тебя нашла?

– Это не дурь! – запротестовала она. – Я хотела сделать что-нибудь сама, лично. Ты даже не представляешь, как я живу. Фатима следит за каждым моим шагом. Мне нельзя ничего решить самой. На этот раз я была вынуждена перелезть через ограду сада без разрешения.

– Но раздавать украшения нищим и шлюхам?

– Эти... эти женщины... Я не собиралась давать им ничего. Просто я решила помочь бедным, а кто может быть беднее, чем нищие... Ничего, теперь отец поймет, что я больше не ребенок. Я вовсе не жалею, что отдала эти побрякушки. Они не так уж дороги мне. Зато помогать бедным – благородно!

– Да тебе и шестерых нянек мало! Детка, неужели тебе не пришло в голову, что с тобой может что-то случиться? Если ты хочешь помочь бедным, поспрашивай у своих слуг. Они наверняка знают нуждающихся людей. И лучше было бы продать украшения, а беднякам отдать деньги.

Ясбет фыркнула:

– Даже если все мои слуги не были бы заодно с Фатимой, все равно – где бы я нашла честного покупателя на эти камни? Меня обманули бы или послали за отцом, чтобы вести переговоры с ним. А уж он-то точно прислал бы Фатиму, чтобы та забрала меня домой. Только такого унижения мне и не хватало.

– Думаешь, перекупщики драгоценностей узнали бы тебя? – недоверчиво переспросил киммериец. – Они знают твоего отца? Интересно, кто же он? Король Йилдиз?

Она вздрогнула и умоляюще посмотрела на него:

– Ты ведь не поведешь меня к отцу, правда?

– А почему бы и нет. Негоже тебе шататься по городу без сопровождающего, малышка.

– Но ведь тогда он узнает о том, что случилось сегодня, – она всхлипнула, – а потом и Фатима...

Облизнув губы, она наклонилась к Конану и прошептала:

– Послушай меня, пожалуйста, я...

Неожиданно она поднырнула под его руку и выскочила на улицу.

– Вернись, дура! – заорал Конан и бросился за ней.

Ясбет проскользнула чуть ли не под колесами большой повозки и скрылась из виду на другой стороне улицы. Телеги двигались вплотную друг к другу, и Конан некоторое время не мог пробраться между ними. Когда же ему наконец удалось попасть на другую сторону, Ясбет нигде не было видно. Гончар-подмастерье раскладывал на пороге лавки изделия своего учителя. Торговец коврами предлагал свой товар. Моряки и портовые девки входили и выходили из трактира. Но девушки и след простыл.

– Вот ведь дурная девчонка, – пробормотал Конан.

В этот момент порыв ветра пошевелил заскрипевшую старую вывеску над трактиром «Синий бык». Ну что ж, что ни делается – все к лучшему. Аграпур, похоже, становился удачным городом для Конана. Подтянув пояс с ножнами и поправив плащ на плечах, киммериец шагнул на каменные плиты входа в трактир.

Изнутри «Синий бык» был скупо освещен коптящими факелами, вставленными в грубые железные держатели на стенах. Дюжина посетителей сидели, попивая вино за столами, которые, как и каменный пол, были необычно чистыми для такого рода заведения.

Три моряка упражнялись в метании ножей, всаживая их в специально подвешенную на стене доску с нарисованным углем изображением сердца. Каменная стена вокруг доски была иссечена десятками тысяч промахов.

Пара шлюх дефилировала между клиентами, зазывно покачивая бедрами и почти обнажив свои прелести. Девушки-подавальщицы в костюмах, едва ли более солидных, чем у проституток, сновали туда-сюда с кубками и чашами. Запах прогорклого вина и прокисшего пива ничем не уступал по мерзости уличной вони.

Увидев за стойкой хозяина – высокого лысого мужчину, вытиравшего большой тряпкой столешницу, – Конан понял причину чистоты, царившей в этом заведении. Он знал этого человека. Его звали Фериан. Этот Фериан был одержим манией чистоты, что вообще-то не свойственно людям его профессии. Говорили, что он был вынужден бежать из Бельверуса в Немедии после того, как убил человека, заблевавшего только что вымытый пол трактира.

Но как источник информации он был непревзойден. Если, конечно, он не изменил своим правилам, то из него можно будет вытянуть все новости Аграпура, а не только то, о чем болтают все подряд на улицах.

Фериан улыбнулся, когда Конан положил локти на стойку, хотя при этом в его глазах застыла настороженность. При этом сам он не перестал тереть тряпкой крышку стойки.

– Разрази меня гром, киммериец! – тихо сказал Фериан. – Вот уж вправду, все дороги сходятся в Аграпуре. По крайней мере, здесь так говорят, а увидев тебя тут, я готов с этим согласиться. Еще через год вся честная компания из Шадизара переберется сюда.