– Поверю в это, лишь когда увижу своими глазами, – проворчал Вегенций.

Албанус подал гостям знак замолчать при появлении служанки. Светловолосая и бледнокожая, – ей было не больше шестнадцати лет от роду, разрезы на белоснежной тунике с вышитым у ворота фамильным гербом Албануса не скрывали маленькую крепкую грудь и длинные ноги. Склонив голову, она тотчас опустилась на колени на мраморный пол.

– Ее имя – Омфала, – заявил горбоносый вельможа.

При упоминании своего имени девушка чуть заметно вздрогнула, но не осмелилась поднять голову. Рабыней она стала совсем недавно: отец вынужден был продать ее за долги... но некоторые уроки усваиваются очень быстро.

Вытянув кристалл в левой руке, Албанус сделал какой-то загадочный жест и затянул:

– Ан-наал наа-таан Вас-ти но-энтэй! – над кристаллом внезапно возник столп пламени длиной чуть больше локтя и более осязаемый, нежели положено быть языку огня. В глубине желто-алого сияния виднелись две темные точки, напоминавшие глаза, – они словно бы внимательно озирали комнату и находившихся там людей. Гости смущенно попятились; неподвижными остались лишь коленопреклоненная Омфала и сам Албанус.

– Дух огня, – небрежным тоном пояснил хозяин дома. И тем же голосом приказал: – Убей Омфалу!

Светловолосая девушка открыла рот, чтобы закричать, но прежде чем хотя бы звук сорвался с ее уст, язык пламени устремился вперед, раздуваясь в размерах, – и поглотил ее целиком. Несчастная вскочила на ноги, корчась внутри столпа пламени, который понемногу уплотнялся и, наконец, скрыл ее целиком.

Некоторое время из недр шипящего огня еще доносились женские крики, делавшиеся словно все более далекими... Затем с чмоканьем лопнувшего пузыря пламя исчезло, оставив после себя тошнотворный сладкий запах.

– Много грязи, – задумчиво промолвил Албанус, растирая ногой в домашней туфле маслянистое пятно, оставшееся на мраморном полу в том месте, где была девушка.

Гости взирали на него изумленно, словно хозяин дома у них на глазах превратился в сказочного дракона Сутаркана. Как ни странно, первым дар речи обрел Мелий.

– Что касается этих магических предметов, Албанус... Возможно, тебе следовало бы поделиться с нами? – Он смущенно заморгал, заметив, что более никто не осмеливается подать голос. – В залог того, что все мы наравне... – подавленно закончил он.

Албанус усмехнулся. Очень скоро он покажет им всем, о каком равенстве здесь можно говорить.

– Ну, разумеется, – невозмутимо заявил он вслух, – я и сам подумал об этом. – Широким жестом он указал на стол. – Выбирайте, и я скажу вам, какими свойствами наделен каждый из артефактов. – С этими словами он сунул алый кристалл в кошель на поясе.

Засомневавшись, Мелий потянулся к мечу, но так и не осмелился коснуться его рукой.

– Какими... какими свойствами обладает этот клинок?

– Любого, кто владеет им, он превращает в непревзойденного фехтовальщика. – Это была чистая правда, но узнав о таком свойстве клинка, Албанус потерял к нему всякий интерес. Он не собирался становиться воином. Сделавшись королем, он и без того подчинит всех своей воле. – Возьми этот меч, Мелий, или, если боишься, быть может, Вегенций... – И Албанус, вопросительно подняв бровь, обернулся к широколицему гвардейцу.

– Чтобы мастерски владеть клинком, мне никакой магии не нужно, – презрительно хмыкнул Вегенций. Однако и ничего другого он пока для себя не выбрал.

– А ты, Деметрио? Сефана?

– Я не люблю колдовства, – отозвался стройный юноша, даже не пытаясь выказать интереса к вещам, разложенным на столе.

Сефана была покрепче духом, но также поспешно покачала головой.

– С меня довольно и того, чтобы с помощью этой магии мы сумели сместить Гариана с Трона Дракона. Если же это не выйдет... – на миг она встретилась взглядом с Албанусом, а затем отвернулась.

– Я возьму меч, – внезапно заявил Мелий. Взяв в руки клинок, он проверил его равновесие, а затем засмеялся. – В отличие от Вегенция мне все равно, откуда взять мастерство фехтовальщика. Я не такой чистоплюй.

Албанус рассеянно улыбнулся, но затем лицо его вновь сделалось серьезным.

– А теперь слушайте меня, – торжественно обратился он к своим гостям, по очереди окидывая каждого взглядом обсидиановых глаз. – Я показал вам лишь малую толику того могущества, которое завоюет мне престол Немедии, а вам подарит исполнение сокровенных желаний. Но запомните, что я не потерплю от вас ни трусости, ни уклончивости, ни вмешательства в мои дела. Ничто не встанет между мной и Короной Дракона. Ничто! А теперь ступайте прочь!

И они вышли из комнаты, попятившись с таким почтением, словно он уже восседал на Троне Дракона.

Рослый мускулистый юноша шагал по улицам Бельверуса, столицы Немедии, знаменитой своими многочисленными памятниками и мраморными колоннами, с подозрением поглядывая по сторонам и не выпуская потертой, обтянутой кожей рукояти широкого меча. Глубоко посаженные синие глаза и подбитый мехом плащ выдавали в нем уроженца северных краев.

В лучшие времена Бельверус видывал немало северных варваров, зачарованных красотой этого великого города и с легкостью расстававшихся в нем со своими скудными сбережениями, – и очень часто их, так и не привыкших к повадкам обитателей цивилизованных стран, уволакивали прочь городские стражники в черных плащах, дабы своими воплями об обмане и несправедливости дикари не смущали покой честных граждан. Однако этот человек, несмотря на свою молодость, – ибо от роду ему было всего двадцать два года, – шагал с уверенностью человека, которому доводилось бывать в городах не менее величественных, нежели Бельверус, – в Аренджуне и Шадизаре, именуемом Проклятым, в Султанапуре и Аграпуре; и даже в сказочных городах далекого Кхитая.

Сейчас он шел по верхним улицам торгового квартала, располагавшегося менее чем в полулиге от дворца Гариана, владыки Немедии, однако, по мнению юноши, эти места мало чем отличались от Адских Врат – знаменитого воровского квартала. Напротив лавок, что открывались прямо на улицу, стояли столы с разложенным товаром. Повсюду толпились люди, прицениваясь к тканям, привезенным из Офира, аргосским винам, товарам из Кофа, Коринфии и даже далекого Турана. Но на тележках разносчиков, громыхавших по камням мостовой, было мало съестного, а цены были так высоки, что юноша невольно задумался, долго ли он продержится в этом городе, пока не начнет голодать.

Между лавками было полно попрошаек, калек и слепцов, и все они вопили, взывая о подаянии, стараясь перекричать зазывал, расхваливавших товар. И почти на каждом перекрестке стояли местные головорезы, крепкие парни с тяжелым взглядом, в потрепанной одежде, в открытую поглаживающие рукояти мечей, точащие кинжалы или подбрасывающие в руках дубинки и провожая взглядами то дородных торговцев, торопящихся мимо, то хорошеньких купеческих дочерей, торопливо протискивающихся сквозь толпу. Не хватало только шлюх, увешанных дешевыми медными и бронзовыми украшениями, в полупрозрачных платьях с разрезами, выставлявшими напоказ весь их товар... Запах, висевший в воздухе, также напоминал трущобы, – вонь рвоты, мочи и экскрементов.

Внезапно тележку с фруктами, проезжавшую по перекрестку, окружило с полдюжины оборванцев в лохмотьях, но увешанных неожиданно дорогими украшениями. Костлявый торговец застыл в молчаливой неподвижности, опустив глаза и багровея с каждым мгновением, – а они бесцеремонно принялись рыться в его товаре, надкусывая то один плод, то другой, а затем швыряя их себе под ноги. Набив карманы фруктами, они затем развалистой походкой двинулись прочь, окидывая толпу дерзкими взглядами, словно бросая людям вызов. Хорошо одетые прохожие делали вид, будто ничего не замечают.

– Небось, и не подумаете заплатить, – простонал торговец, не поднимая глаз.

Один из негодяев, небритый громила в расшитом золотом засаленном плаще поверх драной хлопковой туники, ухмыльнулся, обнажая черные пеньки гнилых зубов.