В голосе Арианы звучали оправдывающиеся нотки. Судя по тому, как напряженно она стиснула губы, девушка и сама понимала это, но отказывалась признать, будто ей есть в чем виниться перед киммерийцем.

Конан с досадой тряхнул головой. Ему вспомнилась старая поговорка: «Женщины и кошки никому не принадлежат. Они лишь заходят в гости на время». Сейчас, кажется, он предпочел бы кошку.

Затем внезапно до него дошло, куда собираются Ариана с Ордо.

– Но почему в Аквилонию? – удивился киммериец.

Одноглазый вручил ему сложенный листок пергамента.

– Прошел слух, что она направляется в те края. Кстати, здесь есть кое-что и для тебя.

Развернув лист, Конан прочитал:

Чуть ниже подписи красными чернилами был изображен ястреб.

– Но ты все равно намерен погнаться за ней, – промолвил Конан, возвращая листок одноглазому.

– Еще бы! – подтвердил Ордо. Он бережно спрятал письмо в поясной кошель. – А с какой стати тебе теперь ехать в Офир? Подожди еще пару дней, – и Гариан сделает тебя вельможей...

– Вспомни, что говорил слепой гадатель в «Зарезанном Быке», – проронил киммериец.

– Этот старый глупец? Я же тебе предлагал: лучше обратись к моим астрологам!

– Но ведь он оказался прав, – негромко возразил Конан. – Женщина с сапфирами и золотом – Сулария, женщина с изумрудами и рубинами – Карела. Обе они желали мне смерти именно по тем причинам, что он и назвал. И в остальном он также не ошибся. А помнишь, что он сказал напоследок?

– Что? – спросил Ордо.

– Спаси трон, спаси короля, убей короля или погибнешь. Что бы ни случилось, что бы ни сбылось, не ошибись, когда придет время бежать... Он также сказал, что нужно опасаться благодарности королей. Я готов прислушаться к его совету, пусть и с некоторым запозданием.

Одноглазый хмыкнул, взглядом окидывая мраморные колонны и алебастровые стены роскошного зала.

– Не могу понять, чего опасаться в такой благодарности.

– Короли привыкли к единоличной власти, – сказал ему Конан. – А когда они вынуждены чувствовать себя благодарными, это их унижает. Готов держать пари... Самый лучший способ избавиться от унижения – это избавиться от человека, на которого сия благодарность направлена. Понимаешь?

– Ты заговорил прямо как какой-то ученый мудрец, – проворчал Ордо.

Запрокинув голову, Конан расхохотался.

– Да спасут меня боги от такой участи.

В этот миг Махаон окликнул киммерийца, подходя сзади:

– Все наши парни уже в седле, и у каждого мешки битком набиты награбленной добычей. Хотя до сих пор мне никогда не доводилось слышать, чтобы человек отдавал на разграбление собственный дворец...

Конан встретился взглядом с Ордо.

– Бери все, что хочешь, дружище, но не советую тебе задерживаться здесь надолго.

Варвар протянул руку, и одноглазый крепко сжал ее – этот обычай они переняли на Востоке.

– Удачи тебе, Конан из Киммерии, – сурово промолвил Ордо. – Протруби за меня в Адский рог, если окажешься там раньше меня.

– Удачи и тебе, Ордо-замориец! Протруби за меня и ты, если попадешь туда первым.

С этими словами киммериец двинулся прочь, ни разу больше не взглянув на Ариану. В конце концов, она сама сделала свой выбор.

За стенами дворца его ожидали два десятка уцелевших наемников Вольного Отряда. Все они были вооружены до зубов и уже сидели в седле. Конан также вскочил на коня.

Как странно все закончилось, невольно подумал северянин. Он лишился дарованного ему богатства... Лишился двух женщин, каждую из которых был бы рад сейчас видеть рядом с собой, – но они сами не захотели остаться с ним. Непривычное ощущение... Но он тут же поспешил напомнить себе, что в Офире хватает и других красоток, а если слухи верны, и там и впрямь назревают беспорядки, то Вольному Отряду непременно найдется работа.

– Мы едем в Офир! – воскликнул Конан и во главе отряда поскакал к городским воротам. Он ни разу не оглянулся.

Мощная гранитная скала, называемая Вратами Аль-Киира, темнела в ночи, как громадная жаба. Почти что две дюжины династий офирских владык пытались соорудить здесь долговечные строения, и память об этом хранила венчающая скалу корона из зубцов полуразрушенных стен и рухнувших колонн.

Давно уже было забыто предание, которое дало название древней скале, но люди помнили, что место это было проклято и отдано во власть Злу. Народ смеялся над королями минувших эпох, которые не знали об этом. Однако самый смех звучал неуверенно, потому что было в этой скале нечто, заставляющее избегать даже мыслей о ней.

Над Иантой, великолепным городом с золотыми куполами и алебастровыми башнями, бушевала гроза. Тяжелые черные тучи клубились, казалось, над самой скалой, но ни одного громового раската, ни отзвука штормового ветра, срывающего в городе крыши, ни отблеска молнии, сверкающей, подобно огню из пасти дракона и озарявшей глухую ночь, не проникало в глубины самого сердца Врат Аль-Киира.

Высокородная Синэлла знала, что снаружи разразилась гроза, хотя не могла ни видеть ее, ни слышать. Такой ночи и приличествует буря. Если бы небо могло треснуть и горы расколоться в честь его возвращения в мир!

Ее узкое одеяние из черного шелка, стянутое золотым наборным поясом, было разрезано от подола до самых бедер. Никто из знавших офирскую принцессу не узнал бы ее теперь. Ее темные глаза сверкали, ее прекрасное лицо, казалось, было высечено из мрамора, ее золотистые волосы, туго заплетенные в косы, были схвачены обручем из золотых звеньев. Надо лбом возвышались четыре золотых рога. При виде их посвященный сразу бы понял, что она была верховной жрицей бога, которому отважилась служить. Что ей не нравилось по-настоящему, так это браслеты из простого, ничем не украшенного черного железа на обоих запястьях. Она обязана была носить их, ибо бог Аль-Киир брал к себе на службу только тех, кто готов был стать его рабом.

Черный шелк, расшитый по подолу золотыми бусами, колебался над ее длинными стройными ногами, когда она, босая, шла во главе необычной процессии, уводя ее все дальше в глубь горы, по грубо высеченным в скале переходам, освещенным факелами в черных железных канделябрах, сделанных в форме жутких четырехрогих голов.

Лица двадцати воинов в черных доспехах были полностью скрыты под шлемами странной формы, и только в прорезях сверкали их глаза.

Каждый шлем также был увенчан четырьмя рогами: два по бокам, торчащие в стороны, и два впереди. Это делало воинов похожими скорее на демонов, чем на людей. Чашки их мечей с широкими клинками были также сплетены из четырех рогов. И на груди каждого светилась слабым мерцанием в свете железных корзин с углями, свисающих с потолка, багряно-красная четырехрогая голова.

Еще странной была женщина, которую они сопровождали. На ней был наряд офирской невесты, сшитый из множества полос развевающегося небесно-голубого шелка, расшитый золотыми нитями. Волосы цвета воронова крыла, падавшие локонами на плечи, были усеяны мелкими белыми цветочками, символом чистоты; ноги ее были босы в знак смирения. Женщину шатало, и грубые руки солдат хватали ее, не давая упасть.

– Синэлла! – воскликнула женщина удивленно. В ее голосе прозвучала нотка высокомерия, к которому она, видимо, была привычна (и это несмотря на то, что благодаря выпитому ею средству она была немного не в себе). – Где мы, Синэлла? Как я сюда попала?

Шествие не остановилось ни на миг. Синэлла даже виду не подала, что слышит. В глубине души она чувствовала облегчение от того, что действие напитка закончилось. Его пришлось применить для того, чтобы увести женщину из ее дворца в Ианте, доставить сюда и завести достаточно далеко. Однако предстоящий ритуал требовал, чтобы она была в полном рассудке.