Так они и ехали, поворачивая, крутясь, возвращаясь, так что вскоре только инстинкт подсказывал Конану, что они все же двигаются на запад. Солнце стояло уже прямо над головой, отбрасывая причудливые тени на стены ущелья.

Конан вдруг резко потянул на себя поводья.

– Что там еще? – хрипло спросил Бомбатта.

– У тебя что, носа нет? – поинтересовался Киммериец.

– Горелое дерево, – сказал Акиро.

– Точно, – согласился Конан. – И побольше, чем костер.

– Что будем делать? – спросил Малак.

Конан лишь рассмеялся, а потом ответил:

– Угадай! Все просто: поедем вперед и посмотрим, что там горит.

Еще три поворота узкого коридора – и они оказались по ту сторону хребта, на открытом пространстве. Правда, к неудовольствию Конана, они попали прямо в середину большой деревни, пристроившейся у самого склона. Жалкие лачуги связывали пыльные тропинки, которые никак нельзя было назвать улицами. За крайними домами поднималось с десяток столбов дыма. Несколько детей возились в пыли вместе с тощими собаками. Их старшие товарищи, такие же грязные, как и малышня, если не хуже, с удивлением и тревогой уставились на незнакомцев.

– Накинь капюшон, Дженна, – тихо сказал Конан.

– Но мне будет жарко! – запротестовала она. Тогда Бомбатта молча сам накинул ей на голову белый треугольник и натянул его ей поглубже на глаза.

Конан кивнул. Чужеземцы могли нарваться на неприятности, даже просто проезжая через деревню; еще более вероятны были эти неприятности, если местные жители обнаружат в их компании красивую молодую девушку.

– Ни в коем случае не останавливаться. Ни под каким предлогом, пока не выберемся из деревни, – сказал Конан и, положив меч поперек седла, поехал вперед. Остальные последовали за ним в том же порядке, что и раньше.

– Послушай, Малак, – обратился Акиро к маленькому вору, – если тебе даже что-нибудь понравится в этой дыре, постарайся ничего не воровать.

– Я? – Руки Малака потянулись было к корзине с финиками, но вовремя убрались обратно. – О, прекрасная грудь божественной Фидессы, я что, по-твоему, совсем дурной?

Подозрительные взгляды провожали их. Одни оценивали лошадей и снаряжение, другие пытались проникнуть под плащ Дженны. Но людей было маловато для такой деревни. Лишь проехав почти до конца деревни и увидев перед собой те самый дымные пепелища, Конан понял, что большинство жителей деревни собрались здесь, привлеченные жестоким зрелищем.

Шесть солдат в кожаных нагрудниках и шлемах с красным крестом стояли широким кругом, опираясь на копья, вокруг женщины, сжимавшей в руках деревянный шест, длиннее ее самой, а толщиной в два пальца. Кожа цвета полированного черного дерева выдавала, что ее родина лежит далеко-далеко на юге. Полоска ткани на небольшой груди и вторая, едва ли чуть пошире, – вокруг бедер, – вот и вся одежда, прикрывавшая сильное тело. Толстая веревка, завязанная на одной из щиколоток, удерживала ее в шаге от вбитого в землю кола.

– Эти люди – не солдаты Заморы, – сказала Дженна. – Разве мы уже вышли за границу Заморы? По-моему, нет.

Конан подумал, что сейчас – не лучшее время для лекции по поводу ситуации в приграничных землях. Солдаты носили доспехи одного из городов-государств Коринфии. Горы на границе Коринфии и Заморы обе стороны объявляли своими. Местным жителям приходилось сполна платить налоги тем, чьи солдаты добирались до их деревень. В остальное время они плевать хотели на свою принадлежность тому или иному государству.

Чернокожая женщина сделала шаг, чтобы ощутить веревку и нащупать узел. При этом она не спускала глаз с окруживших ее солдат. Стоило ее пальцам коснуться узла, как один из них сделал выпад вперед, пытаясь уколоть ее копьем. Женщина отскочила, насколько ей позволяла веревка. Шест в ее руках закрутился, как живой. Солдат отскочил в другую сторону с довольным смехом. В это время другой попытался со спины достать ее острием копья. Ей удалось увернуться и от этого укола. Но третий все же зацепил ее наконечником.

– Что она сделала такого, чтобы заслужить эти издевательства? – спросила Дженна.

Один из толпы зрителей зло бросил ей в ответ:

– Она – бандит. – Человек изогнул шею, пытаясь заглянуть под капюшон. Конан сжал рукоять меча покрепче. – Мы схватили и другого. Его мы замучили не торопясь. А потом пришли солдаты. Теперь нам самим до нее не добраться.

– Да, они уж займутся ею в свое удовольствие, – сказал другой человек, тоже попытавшийся рассмотреть лицо девушки и фигуру. – Только зря они рискуют. Не стоило ей этот шест отдавать. Она им убила двух человек, а потом чуть не смылась.

– Бомбатта, – сказала Дженна, – ты должен остановить их. Что бы она ни сделала, эти люди не имеют права так обходиться с нею. Они пришли из Коринфии, а эта земля принадлежит Заморе.

– Бандиты и воры заслуживают смерти, – хриплым голосом ответил Черный воин. – А сейчас – время ехать дальше.

Девушка подъехала к Конану и, заглянув ему в лицо, спросила:

– А ты тоже ничего не сделаешь?

Конан глубоко вздохнул. Обстановка накалялась с каждой минутой. Все больше глаз, повернувшись к ним, придирчиво оценивали стоимость их вещей и оружия, прикидывали и то, сколько можно получить на рынке за девчонку, окажись она симпатичной. В другой ситуации все это было бы неприятно, но не так опасно. А сейчас жители деревни, разгоряченные кровавым зрелищем, озлобленные нападением разбойников, лишь искали повода, чтобы сорвать злость. И повернуться к ним спиной, ничего больше не сделав, означало дать им этот повод.

– Приготовились, – тихо скомандовал Конан.

– Да хранит нас Бел, – забормотал молитву Малак, пока Конан пробирался сквозь толпу.

Возбужденные зрители неохотно расступались перед конем. Приветственно кивнув солдатам, он въехал в их круг. Они переглянулись, не понимая, чего хочет этот незнакомец. Конан поднял меч.

– Не порти удовольствие, не убивай ее! Дай повеселиться, – раздались отдельные возгласы. Чернокожая женщина стояла с шестом в руках, недоверчиво глядя на Киммерийца.

Конан улыбнулся ей, надеясь, что будет понят. Меч взлетел и опустился, перерубив веревку у самой ноги. Их глаза встретились. На лице девушки не дрогнул ни один мускул. Ни капли страха, восхищенно подумал Конан.

– Что он сделал? – закричал один из солдат. – Он что, убил ее? Мне отсюда не видно.

Небрежно и неторопливо Конан выехал из круга, провожаемый подозрительными взглядами. Прежде чем он присоединился к своим спутникам, черная женщина воспользовалась подаренным ей шансом. Ее шест засвистел в воздухе, вращаясь с неимоверной скоростью. Она бросилась в атаку.

– Поехали, живее, – прокричал Конан.

Конец шеста разорвал горло одного из солдат прежде, чем они успели сообразить, что их пленница освободилась от привязи. Затем деревянное орудие, отскочив от шлема, неожиданно ударило второго солдата под колени, сбив с ног. Еще один выпад копьем был отбит, а шест вонзился в лицо второй жертвы.

Толпа с криками расступилась перед мечом Конана, описывающим круги в воздухе, и перед его всхрапывающим конем. Бомбатта перехватил поводья Дженны, хотя она и сопротивлялась, что-то крича Конану, который не слышал ее из-за общего шума, и показывая рукой в сторону сражающейся женщины.

Трое солдат в считанные мгновения пали жертвами страшного в этих маленьких черных руках оружия. Трое оставшихся остановились в нерешительности. Разящий шест взлетел над головой чернокожей девушки, и она издала пронзительный воинственный крик. Троица, переглянувшись, пришла к общему решению: покинуть поле боя как можно скорее. Еще один, победный, крик вырвался из ее груди, и девушка бросилась вдогонку своим обидчикам.

Конан зло перехватил поводья лошади Дженны. Она хотела что-то сказать, но Киммериец пустил животных таким бешеным галопом, что ей оставалось только покрепче ухватиться за луку седла, чтобы не свалиться на землю.

Жители деревни грозили им вслед кулаками, то тут, то там в воздух поднималось копье или ржавый меч, но никто не сделал ни малейшего усилия, чтобы догнать удаляющихся всадников.