Я О галлах плачешь ты — я плачу о германцах И переложенных на наш язык британцах. Энциклопе́дистов судьбина их жалчей. Когда уже к нам вшел чудовище «Атрей» И «Родамист», из всех презреннейший убийца, То сколь их превзошел тот злой чернилопийца, «Фиеску» и «Любовь с коварством» кто убил, Дорогу избранным собою заградил… Дорогу избранным, что, быв уничиженны, Не напечатали труды свои почтенны, Где выражение, объемлемость и вкус Весь выдержали свой священнейший искус, И прелагатель их, быв истый прелагатель, К несчастью, не был лишь лиц глупых истязатель, Чтоб поле удержать достойно за собой… Достоинство себя не выставит трубой. Что скажешь ты еще о бедненьком Мильтоне, В мешке что тащится разносчика на лоне? Он О «Генриаде» ты что скажешь, например? Я Да что всё на уме лишь у тебя Вольтер? О Клопштоке скажи или о Мендельзоне… Он Мне то же говорить о них, что о Язоне: Руно свое в Париж все плыли доставать. Я Как, гениев прямых не в Лондоне печать И не в Германии?.. Он Нет! Хоть зарежь — нет тамо! Я Но без пристрастия когда судить лишь прямо… Он О ком, скажи ты мне, о ком заговоришь? Я Там Фильдинг, Джонсон, Стерн — ужели их не чтишь? Он Вот имена людей, погибших в переводе. Но исторический словарь коль на свободе С тобою разверну — соперников им тьма У галлов… Я Что весь свет собой свели с ума, Отнявши механизм у наций всех врожденный. Он Ну что и немец твой, толико вознесенный? Что Эккартсгаузен — сей гнусный еретик, Что математики теорию постиг? Что Кант твой, что пожар тушить нам запрещает, Пока морщинный лоб час-два не расправляет, Что Шиллинг, коего столь трудно разбирать? И Виланд, «Аристипп» чей всех заставит спать? Коце́бу, ставит кой меж смехом нас и горем? Что и британец твой, гордящийся столь морем, Что Стерн его? — С ума сошедший вояжер. Юм — скрадывал порок, описывая двор. Шекспир известен всем — сей каженик могильный, Юнг в уверении, что знаем столь всесильный, Мильтона — уж … довольно восхвалил, А впрочем, счислить всё — моих не хватит сил. Я Буффона оправдать премудро мирозданье? Иль Махиа́веля морали начертанье? Во лжи не уличишь Левека никакой? Исправный геогра́ф из всех Монте́скью твой? Нравоучителен Кувре… Он Я Доказывать тебе не стало мочи. Желательно, чтоб спесь кто галлов низложил, В литературе их — еще б уничтожил. 20 сентября 1813 ПРИЛОЖЕНИЕ
А. Ф. ВОЕЙКОВ 302. ДОМ СУМАСШЕДШИХ Другие редакции и варианты РЕДАКЦИЯ 1 (1814–1817) 1 Други милые! Терпенье! Расскажу вам чудный сон. Не игра воображенья, Не случайный призрак он. Нет — но мщенью предыдущий И грядущий с неба глас, К покаянию зовущий И пророческий для нас. 2 Ввечеру, простившись с вами, Я в углу сидел один, И Кутузова стихами Я растапливал камин, Подбавлял из Глинки сору, И твоих, о Мерзляков! Из «Амура» по сю пору Недоконченных стихов. 3 Дым от смеси этой едкой Нос мне сажей закоптил И в награду крепко, крепко И приятно усыпил. Снилось мне, что в Петрограде, Чрез Обухов мост пешком Перешед, спешу к ограде И вступаю в желтый дом. 4 От любови сумасшедших В список бегло я взглянул И твоих проказ прошедших Длинный ряд воспомянул, О Кокошкин! Долг романам И тобою заплачен; Но сказав «прости» обманам, Ты давно уж стал умен. 5 Ах! И я… Но сновиденье Прежде, други, расскажу: Во второе отделенье Я тихонечко вхожу. Тут — один желает трона, А другой — владеть луной, Тут — портрет Наполеона Намалеван как живой. 6 |
