Маститый сын Беллоны!

            Могучий севера Перун!

Всемощна счастия разрушивый запоны!

Сквозь стоны, молний треск внуши бряцанье струн,

                       Твою поющих славу,

Разбитый истукан Европы под ярмом,

У ног раздавленну гордыню величаву

            И росский всепалящий гром!

Из ила ржавых блат, из тины неизвестной,

            Возник внезапу исполин:

            Шагнул, льет ужас повсеместный,

            Взмахнул мечом Европы властелин —

За ним лежат в пыли престолы раздробленны,

            Чернеют весы, грады опаленны,

            Несется всюду плач и стон.

            Герои от его бледнеют взора,

Владыки от него ждут славы и позора, —

Судьбины колесом вертит Наполеон.

                           Где край тот неизвестный,

            Куда бы силою чудесной

                           Злодей не доступил?

            Достиг — за ним возможны кары,

            Разбои, грабежи, пожары!

Там старец пал; тут меч младенца обагрил

На персях матери полмертвой, осрамленной!

            Как тигр, алчбою разъяренный,

                         В Россию ворвался;

Со скрежетом зубов чрез холмы, долы рыщет,

Как вепрь очми грозит, как змий прельщеньем свищет;

В обмане не успел — ток крови полился.

Бесстрашный, твердый росс в волшебном изумленьи

            Теснится в отступленьи.

«Колосс полночный пал!» — весть скорбная летит;

            Европа в ужасе дрожит

            И стерту выю протягает.

                        «Погибло всё! — гласит. —

                                      Москва пылает!..»

Спокойтесь, робкие! — еще Кутузов жив,

                        Не верьте — слух тот лжив,

            Что всё пред галлом погибает;

            И северный не пал колосс, —

            Он только уязвлен глубоко.

Дивись, сколь в бедствиях велик, чудесен росс!

                         В нем чувствие высоко,

Как кедр под бурями, твердеет и растет;

Как кедр, пусть сломит вихрь, но к долу не погнет;

            Пусть грянет гром — скала лишь озарится,

                       Не дрогнет, не смутится.

                       Таков, Смоленский, ты!

От ярости громов твой бодрый дух крепчает,

Ум невозможности считает за мечты

И к гибели врага махины созидает.

В змеиный вьется ль клуб, иль страшно рычет львом,

            Глядит — и жмет в деснице гром;

            На шлем твой сыплются удары

                      И искры вкруг летят;

            Как на гранит перуны яры,

Зубчаты молнии с чела его скользят:

            Так ты лица не изменяешь,

                      Ни веждей не смежаешь,

            Но, быстрый устремивши взгляд,

Все меришь вражески и взмахи и движенья,

            Ждешь буйных сил изнеможенья,

            Чтоб изверга послать во ад…

            Приспел твой час — пустил перуны,

            Грохочет эхо по горам.

Враг гулом изумлен, погибли мысли буйны,

Спасенье не мечу вверяет уж — ногам.

            Широки степи тесны стали

                        Для бегства — о злодей!

        Тебя корысть и злость в Россию звали —

            И се мзда лютости твоей…

            Очнулся поздно, кровопийца!

Где грезы льстившие? неслыханный убийца!

            Где горы золота? — давай!

            Где слава? — лавры где? — вещай!..

Бесчисленны полки, послыша росски громы,

Узнали их (они вселенной всей знакомы),

                                     И лютый страх

                                     Завыл в сердцах.

Не смеют уж в лицо увидеть росса в поле,

Постыдно тыл предав его всемощной воле,

                                     Закрыв глаза, бегут;

                                     Доспехи, колесницы,

            Дышащи смертию бойницы —

            Бросают всё, лишь срам несут.

Усеялись поля несчетными телами,

Пирует черный вран, играют псы костями

            Воителей твоих, вождей.

            А ты! творец их бедства и позора,

            Ты к ним не обращаешь взора!

            Бежишь — и слезы брызжут из очей,

Остатки ярости, дань сраму и боязни!

Бежишь — куда, злодей? — Тебя ждут всюду казни,

                                         И нет нигде отрад.

            Впреди проклятие встречает,

            В тылу Смоленский ужасает;

            Убежище — единый ад!

Разверсты челюсти его к тебе зияют,

Батый и Тамерлан, и Не́рон восклицают:

                                       «Приди, дражайший брат!

            О превосшедший нас во злобе!

Довольно — отдохни — уж полвселенной в гробе!

            Се ты достиг желанья своего!

Живущие тебя вовеки не забудут,

Тираны имени ужасна твоего

            Как поношения стыдиться будут».

А ты! Муж доблестный, непобедимый

            Ни клеветою, ни мечом!

Ты оживил полки, тобой водимы,

И возвратил орлу его палящий гром.

            Он при тебе взмахнул крылами,

Налег на облака — давнул — и вихрей свист,

            Как осенью опадший лист,

                                 Погнал, клубя, полями.

Так злобный враг, твоей развеянный десницей

За лютость, грабежи и в селах и градах,

Бежит, приявши мзду достойну со сторицей.

Мужайся, доблий муж! и при закате дней

            Сверши твой подвиг исполинский:

Даруй спокойствие подлунной всей,

И да герой чудесный Италийский

            В тебе воскреснет для полков.

При имени твоем обымет страх врагов,

            И да смятутся их советы;

Да славы твоея не потемнят наветы,

И клевета у ног безмощная шипит,

Как лютая змия, ярящась на гранит.