Блажен, кто в мире сем, воюя с суетами,
Скучая пышными ничтожества мечтами,
Для отдыха души охотно каждый день
Спешит под смертную, безмолвну, мрачну тень,
К усопшей братии, под ветвия унылы!
Кто любит посещать пустынные могилы,
Между гробами жить, и взвешивать свой прах,
И верой исторгать из сердца смертный страх,
И в смерти почерпать бессмертия дово́ды!
Уже скончался день, и вечер канул в воды,
И перлы по лугам рассыпались в росе;
Нисходит свыше Ночь во всей своей красе,
Вмещающа в себе величество с приятством,
Явилась в небесах со всем ее богатством,
Со всеми строями бесчисленных миров;
Волнисты облака, истканны из паров
Художеством драгим всесильныя десницы,
Порфира у нее, достойная царицы,
Воскрилием своим касается земле;
В подобии венца сверкают на челе,
Как камни честные, слиянные рядами,
Славнейшие из звезд, из славных меж звезда́ми,
И блеском трепетным, как искры, светят в дол.
Воссела с тишиной на черный свой престол
И скипетр от свинца простерла над вселенной.
Живитель сладостный природы утомленной,
На легких крылиях летит врачебный Сон,
Пленяет смертных всех под кроткий свой закон
И подвергает мир своей отрадной власти;
Уснули суеты, и воздремали страсти,
Забылись горести, от слез едва престав,
И крепость немощным вливается в состав.
Безмолвствуют земля, и воздух, и пучина,
Как будто общая приближилась кончина;
Природа кажется движенья лишена,
И всё творение покоит тишина.
Затмились призраки, блестевшие при свете,
И смертного душа, сама с собой в совете,
Избавясь, разрешась от видимого зла,
Пред строгой совестью ценит свои дела,
В доброты собственны вперяет мысль прилежну
И к вечности летит чрез временность мятежну,
Чрез море бурное в незыблемый покой,
Ликует разумом средь родины драгой,
И, сими пользуясь небесными часами,
Вкушает на земле общенье с небесами.
И я ли потерплю вращаться на одре,
Когда мой бодрый дух возносится горе,
К лучам премудрости, светить ему готовым?
О Сон! не возбраняй моим восторгам новым;
Собрав вокруг себя все радостны мечты,
Спустись под низкий кров стенящей Нищеты,
Плач в сердце усыпи, сомкни слезящи вежды,
Отчаянной являй отрадные надежды,
И силы обнови к томительным трудам;
А я ни внешних чувств нечувствию не вдам,
Объемля сердцем мир, объятый тишиною,
Возвыситься потщусь над бренностью земною,
Учиться разуму, отвергнув буйство прочь.
Подруга Мудрости, способствуй мне, о Ночь!
И направляй мои стремления отважны;
Ты Юнгу на гробах вдыхала мысли важны,
Когда, паря умом, сей Мудрости певец
Бессмертию души бессмертный плел венец:
В учении его горит небесный пламень
И силою своей растаивает камень,
Безбожных хладные, жестокие сердца,
И нудит их познать, хвалить, любить Творца.
Учением его согретый, вдохновенный,
Я вслед ему стремлюсь, не в меру дерзновенный,
И ежели, о Ночь! преткнуся на пути,
Ты мрачный свой покров на стыд мой опусти.
Се нива божия, насеянна телами!
Висит над нею тма — и черными крилами
Над спящим множеством наводит страшну тень
И ждет, когда придет ужасный, вечный день,
Который, осияв пещеры мертвых темны,
Затмит сияющи величия наземны.
Здесь взор недремлющий лишь видит ночь одну,
Здесь слух внимающий лишь слышит тишину;
Чуть мраморы сквозь мглу мелькают часты, бледны,
Престолы Смерти злой и знаменья победны,
И все, безмолвствуя, вещают мне мой рок.
По дремлющим древам летает ветерок,
И шорохом листов и веяньем шумливым
Задумчивость зовет к мечтаниям страшливым;
Здесь время с вечностью сошлися на земли
И мир вещественный с духовным сопрягли;
И здесь из недр земных сквозь каменные своды
Я слышу с трепетом священный глас природы:
«Живущий, ты умрешь! Будь в мыслях бодр и строг
И гордости своей сломи высокий рог».
О тления удел! Рушения жилище!
Уму надменному приличное гульби́ще!
Не весь ли шар земный подобится тебе?
Народы без числа вмещает он в себе,
Вмещает вновь и вновь, и дмится непрестанно;
И всё его лице, обширно и пространно,
Корою облеклось из трупов и костей;
Моря его текут по черепам людей,
И грады зиждутся от камений надгробных;
Мы жнем насущный хлеб от персти нам подобных,
И сею перстию земля пресыщена:
Гробами нашими вселенная полна,
И места нет на ней, не бывшего могилой.
Трепещет целый мир пред страшной Смерти силой,
Пред ужасом ее под солнцем торжества.
И солнце в небесах, сей образ божества,
Всесильным предано ее державной воле,
И солнце некогда сорвет она оттоле.
И вы, о светлые, небесные Огни!
Сверкающи сребром в полунощной тени,
От хищности ее и все вы не изъяты;
Но лютая, имев добычи толь богаты,
До времени судьбы оставя горний свод,
Ревнует поражать словесных слабый род,
Над нами истощать свой тул неистощимый.
Падут — и властелин, вселенною служимый,
И самый низкий раб — все брение одно.
Средь хлябей вод морских теряются равно
Безвестные ручьи и громки в мире реки;
Так в смерти равными творятся человеки.
Очами разума во гробы я проник:
Кто нищ, и кто богат; кто мал, и кто велик?
Где гордое чело, где образ величавый,
На коих злат венец покоился со славой,
На коих с трепетом страны и племена
Читали жребий свой на многи времена?
Где прелесть красоты, собор очарований,
К которой каждый миг, на крылиях желаний,
На крылиях любви, с восторгом без конца,
Парили юные, пылающи сердца?
Где сильная рука, которая громами
Сражала смертных в персть, и тысящми и тмами,
И землю облила потоками кровей?
Всё тления корысть! Всё смрад и снедь червей!
О, горестный конец! Вид срамный, достослезный,
И жизни временной, и славы нам любезной!
Для смертных смертию ров пагубы изрыт;
До ада углублен, как самый ад несыт,
Глотает каждый миг бесчисленные жертвы.
Мы зрим, но — буйные — не мним быть сами мертвы,
Как бы со смертию поставили завет;
Но смерть вступает в нас, лишь мы вступаем в свет,
И делит с жизнию все наши дни и годы;
И нужны ли для нас сей истине дово́ды?
Где время прежнее, где каждый прошлый час?
Увы! едва мелькнув, промчались мимо нас
В пространство вечности, для мыслей необъятно,
В бездонной пропасти погрязли невозвратно!
Все прочие летят — еще единый миг,
И я до смертных врат, до вечности достиг,
И мир исчезнет мне со всею красотою,
И солнце будет мрак, и звезды темнотою.
Как гибнет след орла, парящего к звездам,
Громады корабля, текуща по водам,
Змеи, по камени виющейся волнами,
Так жизнь претекшая теряется за нами
И разве в памяти витает в виде сна.
Меж мертвых и живых коль слабая стена!
Коль слабый щит живым от смертного навета!
Быть может, миг один — быть может, многи лета,
Быть может, целый век — и всё то миг один.
Отринуть смерть свою не льстися, Исполин!
Вспять море устреми, сдержи стремленье бури,
И солнцу воспяти катиться по лазури,
Но смерть остановить на день, на час, на миг
Отчайся, суетный! коль рок тебя постиг.
Со свистом окрест нас летают смерти стрелы,
Валятся все и всё — и мы ли будем целы?
Доколе, Смертные! забвение, как тма,
Сокроет страшный час от вашего ума?
Доколе малостям стеснять ваш ум обширный?
Премудрость здесь живет — отсель, как пастырь мирный,
Который, песнию дух скорбный веселя,
Из хижины своей взирает на поля,
Из недра тишины взираю я на битву
И вижу жаркую тщеславия ловитву,
Как суетных людей волнуются толпы́
И рушат истины оплоты и столпы.
Одни другим корысть, гонящи и гонимы,
Как лисы хитростны, как львы неукротимы,
Доколе всех их Смерть, могущий сей ловец,
В железну сеть свою загонит наконец.
Предел сей положен Судьбою вечной, правой:
В богатстве ли плывем, парим ли к небу славой,
Почием ли склонясь под светлый счастья щит,
Вся слава кончится сим словом: «Здесь лежит!»
И всё величие: «Земля отходит в землю!»
<1812>
