Среди Петрополя Афины
Восстали в наши времена;
Раскинуться, как райски крины,
Наук готовы семена.
Полночных стран жестоки хлады
В душах не потушают жар:
Где солнце есть, там без преграды
Растет высокий мудрых дар.
Но где же солнце теплотою,
Где, на каких брегах Скамандр
Пред нашей хвалится Невою,
Коль наше солнце Александр?
На росском днесь Парнасе зрится
Отверстый музам новый храм,
Пред ними в тишине курится
Наук изящных фимиам.
Там жертву чисту совершает
Мужей отличнейших собор,
Светильник разума сияет,
Яснеет там душевный взор.
Словесность русская любезна
Средь их беседы председит,
Чиста, приятна и полезна,
Минуты сладкие дарит.
Лиются токи Иппокрены,
Там бьют ключи Кастальских вод.
В сем храме юноши и жены
Бессмертия вкушают плод.
Не так, как гордые масоны,
Что нас нескромными зовут,
Беседы наши за препоны
В таинственных работах чтут,
Пол женский слабым почитают
Не только телом, но умом;
А здесь пииты дозволяют
Нам так же действовать пером;
На тихие ума забавы
Они нам право здесь дают
И нас с собой к жилищу славы
Стезей цветущею ведут.
Красы язы́ка исчисляя,
Даруют мыслям новый свет,
Ошибки слога исправляя,
Живят воображенья цвет.
О вы! наукой знамениты,
Вожди к парнасским высотам,
Почтенны росские пииты,
Дав пищу новую сердцам,
Путь наш к Парнасу освещайте
Небесным знания огнем
И силу духа подкрепляйте,
Да в трудном поприще своем,
Из чувств своих венцы сплетая,
Души признательность явим
И, вам в усердьи подражая,
Дань слову русскому дадим.
<1811>
«Что томно так свирель играет,
Уныло голос издает?
О чем, поведай, унывает,
И наших песней не поет?» —
Народ Курайча
[207] вопрошает.
Но сей, что отвечать, не знает,
В безмолвной тишине стоит.
Чудится сам премене явной,
Что нрав его и ум забавный,
Не зная, что сказать — молчит!
Молчит — и всюду примечает
Нестройность видиму во всем.
Глядит — но сам не понимает
И в собственном быту своем.
Верхо́вой конь в полях не рыщет,
И пес хозяина не ищет,
Теряет кобылиц самец,
Туйгун
[208] гусей не догоняет,
Лисицу пес не добывает,
В закутах режет волк овец.
Но вот! — и хищный зверь горами
Стремится к полночи бежать;
И враны черные стадами
Туда ж пустились отлетать.
Буран
[209] им в том не воспящает
И пуще с тылу погоняет
Побитой рати на тела.
Совы́ средь ясна дня летели,
В колчанах стрелы зашумели,
На луке взвыла тетива.
С кольчуги ржавчина валилась,
Как луч надглавник заблистал,
Булатна сабля изострилась,
Конец копья приправлен стал,
Кони копытом землю били
И пену из роту клубили,
А пар от них как дым валит
[210].
Молва, во всех носясь аулах
[211],
В невнятных отдавалась гулах:
«Война на полночи горит!»
Как ловчий сокол снарядился
На хищных вранов напущать,
Так каждый батырь устремился,
За белого Падьшу
[212] стоять.
Он бранного коня седлает,
Приборы ратны надевает
Врага всеобща поражать.
Детей младых благословляет,
Царю небесному вручает,
Земного едет защищать.
Старейшины пришли седые
И батырям сказали так:
«Оставя игры полевые,
Ступайте, женихи, на брак.
Копьем и саблею пир дайте,
Оковы тяжкими венчайте
На нас нашедшу злую рать;
К ним бранну почесть соблюдите,
На копья острые садите,
Умейте саблей туй скончать…»
Рекли — и батыри пустились
На ратно поле пировать,
Как волны за волной катились
Гостей на полночи искать.
Курайчи бранну песнь взыграли,
Отцы и матери взывали,
Да бог избавит их от бед.
Девицы юные, прекрасны,
Одни казалися несчастны,
Что им идти не смели вслед.
Ушли — и долго не слыхали
Вестей о батырях своих.
Молве народной не дерзали
Поверить слепо участь их.
Со старцы бога умоляли
Их силы подкрепить и дух.
Все к небу воздымая длани
И к богу крепкому во брани,
Умильно вопиют. — И вдруг!
Жезлом князь Михаил ударил,
И новый фараон бежит;
Своих по трупам путь направил,
Израиль в тыл его разит.
Тимпаны с лики загремели
И песнь победную воспели
Бессмертному царю веков.
Священны девы вдохновенны,
Царем-пророком наученны,
В Сионе возродились вновь.
О! древней отрасль Марианны,
Тимпанниц дев священный хор!
Достиг твой ныне лик тимпанный
Седых верьхов Рифейских гор.
Долины снежны огласились,
В теченьи реки становились,
Не смели ветры бушевать.
Древа куржак
[215] с себя стрясали,
Из логов звери выбегали
Победну песнь твою внимать.
И се! — из дальних зрю толпами
Аулов едущий народ,
Семью зовущийся родами
В осьмой присвоенный им род.
Спешат узнать и вопрошают,
Священну песнь не понимают,
Не смеют лиры в руки взять.
Курайча веща призывают,
Тимпан со гусльми поверяют,
Велят священный гимн взыграть.
Но как взыграть сей гимн! — не знаю:
Не звучен глас, гугнив язык.
Я к вам, тимпанницы, взываю,
Вдохните ваш мне громкий лик!
Скажите: кто вас, дев священных,
Из пепла фениксов рожденных,
Умел вовре́мя возродить?
«Певец прославленной царицы,
Что вас под именем Фелицы
Заставил добродетель чтить».
«Да будет он благословенный
Отныне ввек, и в род и род!
Он древний наш Мурза почтенный! —
Воскликнул в радости народ.—
Да с нами духом водворится,
И тем вовек не разлучится
Сердец, приверженных к нему.
О нем беседы не престанут,
Благими делы воспомянут,
Курайчи воспоют ему».
А вы! с восторженной душою
Пришли ко мне глаголы внять!
Их в сердца чистоте со мною
Возможно только понимать.
Народ! внемлите весть благую,
Урус
[216] погану рать и злую
Попрал, стоптал, под ноги смял.
Джигиты
[217] наши подоспели,
Как снежны бури налетели,
И враг на Запад побежал.
Соотчичи мои любезны!
Сей враг есть древний тот Дадьжал
[218],
Которого Алла во бездны
Низвергнуть ангела послал.
Уже сей злобный разоритель,
Святыни чтимой осквернитель,
Упал преторжен, поражен.
Пути погибли нечестивы,
И замыслы исчезли льстивы,
Взнесенный рог его сотрен.
Твою десницу бог направил,
Архистратиг российских сил!
Ты с именем его ударил,
И в ад летит сатанаил.
Его следы — все полны крови;
К тебе сердца — полны любови,
И род земный тебя благословит.
Тебе плетут — венцы Лавровы;
Ему готовит ад — оковы,
Земля — проклятие творит.
Полночный Пиндар, вознесися
Превыше западных певцов!
Как орля юность обновися,
Хвала осьми наших родов!
Ты славно пел дела Фелицы,
Давидски днесь отроковицы
Трубят о славе наших дней.
Прости степной моей свирели, —
Того соотчичи хотели,
Чтоб я тебе пропел на ней.
<1813>
