Ты хочешь, требуешь, мой друг,
Чтоб я тебя привел поэтов наших в круг
Или творений их в картинну галерею.
Изволь — ослушаться не смею.
Итак, войдем. Смотри на этот басен ряд —
Везде их главное достоинство наряд:
Как прост, как чист, с каким невидимым искусством
На первых с головы до ног!
Не кажется ль, что сам трудился вкуса бог
При туалете их: что всё в нем дышит чувством,
Рассудком, скромностью, невинностью, умом?..
Не представляешь ли себе, мой друг, весталок?
А имя автора? — Прочти, и взглянь потом
На басни ж; сих наряд — наряд провинциалок:
С прекрасной шалью, дорогой,
С богатым кружевом, цвет платья иль покрой
Отменно странен, неприятен!
Как будто бы для них закон был непонятен
Того, что знатоки эстетикой зовут!
Кто сочинитель? — Двух увидишь имя тут.
Посмотрим далее: вот басни щеголихи!
Одеты ловко так, так гладко, как франтихи,—
Но что ж?
Костюм их, несмотря на пышность, мил, пригож.
Вот подпись автора! Теперь прошу скорее
На притчи бросить взгляд.
Скажи, мой друг, каков наряд? —
Ох! неопрятнее, древнее
И безобразнее ничто не может быть!
Не станем же при них и времени губить.
А если имя знать ты их творца желаешь —
В шести строках его титу́ла начитаешь.
Прочел? Пойдем вперед. Вот здесь
На разные предметы оды.
«Какая, — восклицаешь, — смесь!
Какое множество! и больше всё уроды».
На лучшие, мой друг, вниманье обрати;
Их мало — но зато какие краски, тени!
Какая кисть и дух! И можно ли найти
Им равные? Писал их гений!
Вот имя — прочитай. Другое же под сим
Названьем — то есть од — названьем громогласным —
Сумбур, галиматья! Поклон отдавши им —
Таланта мнимого творениям несчастным,—
Посмотрим на сие собранье эпиграмм,
Сатир и песен. Всё еще так свежи, новы,
В цветущем образе являются глазам!
Но снимем легкие покровы
И всмотримся красот в блестящие черты:
Конечно, красоты!
Но сколь опасные!.. Под солью, остротою
Напрасно будешь ты искать, мой друг, того,
Что в юной красоте милее нам всего:
Чувствительность души с сердечной добротою,
Которых вовсе нет (как жаль!) в твореньях сих.
Вот имя автора (как жаль!) младого их,
Но вот другой — еще моложе,
И пишет, выключив сатиры, в роде том же,
Но сколь различен их моральный характе́р!
Он виден в авторе, подобно как в портрете.
И новый этого пред нами здесь пример:
В последнем сем поэте
Нет с первым сходного по нравам ничего,
Хоть по стихам совместник он его.
Еще любезный вот поэт: его посланья
Достойны взора граций, муз!
Ума с шутливостью им нравится союз:
Я вижу в нем печать прямого дарованья!
Прилежно рассмотри его неложный блеск…
Я слышу рук твоих при каждом слове плеск —
И не дивлюсь тому. — Но время удалиться
Из галереи сей
[266] и взять уже покой.
Захочешь — и сюда мы можем возвратиться:
Поэмы, драмы нас займут еще собой,
И всё, что только там ни встретят наши взгляды,—
От мадригала до баллады.
Но мы особенно вниманье посвятим
Стихотворениям прелестным,
Доселе нашему Парнасу неизвестным,
Которые огнем божественным своим
В грудь умиление с восторгом проливают
И слезы нежные из сердца извлекают…
Полюбишь идеал изящного душой,
И скажешь: вот поэт, природы друг — и мой!
