И вот он – первый росток после семидесяти пяти лет неудачных попыток что-то посадить за куполом. Понимаете? Мы совершили открытие века. Мы первые его нашли! Еще никто не знает, я даже родителям не сказал. Я обнаружил его неделю назад, был здесь один и вдруг решил заглянуть сюда еще раз, проверить, смогу ли я заставить эту карусель крутиться, если хорошенько ее раскачать. И увидел его. Потом ходил сюда каждый день, всю неделю, смотрел, проверял – живой ли. И вот сегодня решил показать вам.

Дети посмотрели на росток с возросшим уважением.

– Но он кажется таким слабеньким, – тихо сказала Света.

– Да, но представь, какой силой нужно обладать, чтобы пробить бетон, – возразил Димка, – а он сумел это сделать и вырастет большим, я уверен.

– Семьдесят пять лет он ждал своего часа, – прошептал Мишка, – вы только представьте.

Четверо детей лежали и смотрели на росток – такой слабый, такой хрупкий. Сила, благодаря которой он взошел, была поистине огромной, но еще большая сила таилась внутри, ожидая своего часа – сила, которая может вернуть миру былую красоту и подарить такой нужный людям кислород.

Надежда всей Земли, высотой пятнадцать сантиметров, тянулась к солнцу, и дети улыбались, глядя на нее.

---

Лёгкий ветерок пронёсся над землёй, неся с собой жёлтый урожай осенних листьев. Травинки пугливо пригнулись, что-то заворчали старые ставни. Рувьер улыбнулся и привстал на задние лапки, вдыхая ароматы леса, что принёс с собой ветер. Над его мохнатой головой распростёрлось бескрайним одеялом предзакатное небо ослепительной красоты. Такое спокойное и величественное, полное умиротворения, неги и чистоты. Чуть дальше от нашего героя раскинулась деревня, словно сошедшая с праздничных открыток: с маленькими аккуратненькими домиками, ухоженными палисадниками и широкими добротно умощёнными улочками. За деревней сверкающей лентой вилась река Ром, давшая ей своё имя. Солнце, висевшее ещё высоко над горизонтом, отражалось в зеркале речных вод, окрашивая его волшебным мерцанием.

Рувьер вздохнул и ещё раз обвёл взглядом всё это великолепие, подставляя мордочку под ласковые порывы осеннего ветра. Внезапно со стороны деревни раздался звон – это старинные башенные часы, главная достопримечательность Рома, били седьмой час. Рувьер встрепенулся, собрал все семена, за которыми Семья посылала его на Луг, и двинулся в путь. Следовало поторопиться.

Мышонок быстро спустился с холма, и побежал в направлении одного из дальних домов. На улицах Рома было пустовато – для людей уже поздно, для крыс ещё рано. Потому Рувьер беспрепятственно миновал пару улочек и проскользнул сквозь щель неплотно запертой двери внутрь дома.

Там, в гостиной, сидя на кресле, покуривал трубку Человек. Рядом с ним посапывал, завернувшись в плед, Детёныш, уже который месяц, живший здесь.

Стараясь держаться вне поля зрения Человека, Рувьер осторожно засеменил к крохотному пуфику, с которого открывался прекрасный вид на тумбочку со стоящим на ней ящиком. Ящик тот был непростой – в нём мелькали картинки, и обычно каждый день в семь вечера в него заглядывала Луна.

И Рувьер с нетерпением ждал этой встречи. По ночам он засматривался на чёрное как смоль небо и на подмигивающие с него звёзды. Наслаждался приятной прохладой и слушал шёпот ветра, несущего отовсюду разные вести. И мечтал о том, что когда-нибудь попадёт на Луну и съест хоть чуточку лунного сыра.

И сейчас мышонок заворожено глядел на представление, начавшееся в диковинном ящике – панорама звёздного неба сменилась картиной Луны и скачущего по ней Человека. Следующая картинка, демонстрировала пара белых мышей в клетке, живших на Луне. Рувьер им сильно завидовал и хотел оказаться на их месте. Потом снова лунные пейзажи…

Рувьер, даже и не заметил, как человеческий детёныш приподнял голову, потянулся, причмокнув губами, и уставился на мышонка.

-О! Мышонок! – с интересом сказал мальчик, стараясь рассмотреть его поподробнее.

Только тогда Рувьер и вернулся в реальность, со страхом глянув на детёныша, он перевёл взгляд на, внезапно вскочившего с кресла, старика с тростью наперевес, хромашего прямо на мышь.

-Дедушка, не трогай его! – крикнул мальчонка.

А Рувьер уже, вильнув хвостом, что было сил бросился к Норе, к заветной щели меж стеной и плинтусом…

И успел.

Внутри его встретил укоризненным взглядом чёрных бусинок-глаз, Салли – его попечитель.

-Зёрна собрал? – сразу перешёл к делу он.

Рувьер только сейчас понял, что оставил семена на том самом пуфике, с которого открывался такой замечательный вид на коробку с картинками. Поэтому, вздохнув, он покачал головой. Салли выругался и отвесил ему подзатыльник.

-Болван!

Рувьер, потупив взгляд, промолчал.

-Как бы то ни было, готовься – завтра идём в поход за едой на Кухню. И чтобы без твоих штучек!

Круто развернувшись, Салли засеменил вглубь Норы. Рувьер всхлипнул, и последовал за ним, стараясь как можно чётче запомнить те лунные пейзажи, что он сейчас увидел. Ведь, никто в Семье не разделял его мечтаний и грёз о небе и Луне. Все были озабочены делами насущными и смеялись над Рувьером, попрекая его витанием в облаках. Никто его не понимал, и все обходили его стороной, как будто боясь подцепить от него его мечту. Поэтому у маленького мышонка не было друзей. И в Семье он чувствовал себя чужим.

И сейчас мечты снова сменились рутинной работой, и не было видно этому ни конца, ни края…

***

На следующий день, как только солнце озолотило верхушки деревьев, утреннюю тишину разорвал звук аэромобильного мотора. Новейшая модель, парящая на доработанной воздушной подушке и блестящая каждой своей деталью, она со свистом перемахнула через мост и, обогнув деревню Ром, остановилась возле дома Жана Фьерро.

Тот уже с улыбкой встречал гостя, опираясь на трость и закрывая глаза от слепящего света.

Дверь аэромобиля отворилась и из него, навстречу Жану, вышел сияющий улыбкой мужчина, в, переливающимся всеми цветами радуги, костюме.

-Прогресс-шмогресс, - заворчал Жан Фьерро. – А машины эти как ревели так и ревут. Всех птиц вон распугал.

-Ну, папа, будет тебе ворчать, - ответил мужчина, не переставая улыбаться. – Здравствуй что ли.

-Здравствуй.

И они шагнули навстречу друг другу и крепко обнялись.

Потом Жан пригласил сына внутрь дома. Как только они вошли, костюм-хамелеон померк, превратившись в обычную классическую клетчатую двойку.

-Ишь, какой костюмчик то у тебя модный, - хихикнул Жан.

-Свет включишь – снова засверкает, - ответил мужчина, - А Саша где? Спит?

Фьерро кивнул.

-Жан, - обратился он к сыну. – Может на кухоньку да чайку?

-Не откажусь.

Они вместе прошли на кухню, где сын сел за круглый столик, а отец начал колдовать у плиты.

-Чего ты себе новую-то не купишь? Давай я тебе куплю. Выкинь ты уже это старьё, - сказал Жан-младший отцу.

-А зачем мне новая? Мне и этой, - дед дрожащими руками зажёг спичку и поднёс её к горелке, - хватит.

-А руки чего дрожат?

Газ вспыхнул, Жан-старший поставил на конфорку чёрный эмалированный чайник, а потом прошёл за стол и сел напротив сына.

-Старость - не радость, - улыбнулся он.

Жан-младший нахмурился, начал постукивать пальцами по столу. Его отец, достав из кармана трубку и кисет с табаком, спросил:

-На сколько приехал-то?

-На день, - после недолгого молчания ответил Фьерро-младший. – Вечером уезжаю.

Отец разжёг трубку, пыхнул несколько раз дымом.

-Сашу с собой забери, - сказал он, - нечего ему со мной делать. Он по вам с Оливией скучает.

-Как я его заберу? Ему же ещё нет двенадцати ле…

Жан-младший осёкся под грозным взглядом отца.