- Мне снятся плохие сны, - говорит он. – Головы. Множество голов, катящихся вниз по улице, словно перекати-поле. Ветер становится сильнее, я не могу сопротивляться, и меня тащит вслед за ними. Они смеются, выпучивают глаза и высовывают длинные языки из своих мертвых ртов.

Флейшман смотрит в окно и видит не тихую парижскую улочку, а неведомые дали. Дожидаться вечера – это такая мука.

- Не переживай, доктор, - бодро вещает голос из серванта. – Ты же, как там… Поработал на славу науки. Почему ты не напишешь обо мне работу?

- Боюсь, - ворчит Флейшман.

- Как в Праге? – спрашивает голос. – Когда ты прятал меня в саквояже.

- Не так, - отходит от окна доктор. – Да и что удивительного в говорящей голове? Будущее ты не предсказываешь, клады не ищешь. Шутки и те – весьма неудачные.

- Суховатый юмор, - соглашается голос. – Как и все остальное, что мне осталось.

Из серванта доносится приглушенный смех. Флейшман злится и подходит, чтобы открыть створку. В последний момент он останавливается. Берёт со стула пальто и осматривается в поисках ботинок.

- Куда собрался, доктор?

- Воздухом подышу, - нехотя отвечает Флейшман и выходит из квартиры.

Помещение погружается в тишину. Тени танцуют на стенах, поднимаясь все выше и выше с каждым часом. И вот они уже под оранжевым потолком, окрашенным закатом. Комната похожа на таинственный лес под янтарным небом. Дверь отворяется и в эту обитель теней заходит Флейшман. Кидает на стол стопку бумаг и раздевается.

- Подышал?

- Да, спасибо.

Старик привычным движением берет с подноса графин и наливает себе в стакан алкоголь. Снег всё так же идет под стеклянным куполом. Флейшман не может вспомнить, тряс он игрушку в последнюю минуту или нет. Со стаканом в руке он подходит к окну. В дворике темно, только где-то вдали фонари перемигиваются между собой, не без помощи качающихся деревьев.

- Ночь будет ветреной, - шепчет доктор.

В комнате тихо, ни скрипа, ни шороха. Однако даже если бы некто обратился к доктору, Флейшман не отреагировал бы. Старик смотрит на улицу, что так напоминает вывалившийся язык покойника.

Они уже здесь. Наверняка, они пришли из-за ветра. Кто-то наверху забавляется, встряхивая его домик под куполом. Поэтому все они здесь – стоят под его окнами, но не смотрят на него. Им нечем смотреть. Безголовые тела, одетые в пальто старомодного покроя. На некоторых лагерная роба. Они ждут, и Флейшман знает, что должен сделать. Старик открывает окно и встает на подоконник.

- До свидания, Франц.

В ответ тишина.

***

Детектив Боден осматривает квартиру без особого интереса. Ничего ценного или интригующего. Практиканту, которого к нему приставили, явно веселее. Мерещится кровавый заговор, не иначе.

- Что думаешь, Жак? – оборачивается Боден к юноше.

Тот снимает отпечатки со стакана, стараясь ничего не перепутать.

- Не похоже на убийство. Хотя обстоятельства странные. Что его связывало с этим парнем?

- Соседом? Черт его знает, - Боден пожимает плечами. – Просто старикан, свихнувшийся от одиночества.

- Мне бы такого соседа, - ухмыляется Жак. – Почему на меня никто не переписывает квартиру? Добрый дедушка.

- Ага, - кивает Боден. – Такой добрый, что во время войны прирезал кучу народа.

Жак, открыв рот, смотрит на старшего товарища. Он понимает, что зря не ознакомился со всеми данными о погибшем.

- Военный преступник?

- Врач, - уточняет Боден. – Никаких улик и документов, указывающих на причастность к преступлениям, не сохранилось. Обвинений не выдвинули. Но кто его знает, чем эти мерзавцы занимались в те годы. Бьюсь об заклад, не искали средство от перхоти.

Закончив снимать отпечатки с графина, Жак принюхивается к содержимому.

- Водка, вроде бы. А эта часть закрыта. Как думаете, что там?

Боден стоит у окна, но видит не улицу. Он смотрит на усталое лицо, небритые щеки и такую знакомую родинку около уха. Ему не нравится собственное отражение в стекле, и детектив отворачивается.

- Зеркало. Я думаю, что там зеркало…

---

– Пойдемте же, пойдемте скорее, я вам такое покажу! – мальчишка возбужденно махал руками, пытаясь уговорить друзей пойти с ним.

Его друзья – двое мальчиков, явно братьев, и одна девочка, которых оторвали от игры в мяч, недоверчиво посмотрели на него.

– Далеко идти? – спросил мальчик постарше.

– Не очень, но придется выйти за купол.

Девочка нахмурилась, закусила нижнюю губу и начала теребить подол платьица:

– Мне мама запретила выходить наружу без взрослых. Она боится, что со мной что-нибудь случится.

– Да ладно тебе, Свет, никто и не узнает, мы мигом обернемся. Туда идти-то всего полчаса. И обещаю, оно того стоит. Но если ты боишься, можешь остаться играть. Димка с Игорем тебе потом все расскажут, – ответил мальчишка и с нетерпением посмотрел на братьев. – Вы ведь пойдете, да?

Два осторожных кивка были ему ответом.

– И ничего я не боюсь! Просто в последний раз мне от мамы здорово досталось за испачканные в битуме сандалии и разорванное платье. К тому же, когда мы вернулись домой, мой респиратор был почти пуст. И мама мне строго наказала не выходить за купол «с этими Кругловыми, а особенно, с этим Мишкой», – это явно была цитата, девочка даже попыталась скопировать взрослую интонацию.

Мальчики смущенно переглянулись: в прошлый раз они лазили встречать рассвет на крышу самого высокого здания, которое осталось за куполом в пределах получаса ходьбы. Но кто же знал, что крыша покрыта толстым слоем битума, который очень пачкается. И кто же знал, что Димка споткнется о какую-то трубу на обратном пути и вывихнет лодыжку. Да так, что мальчикам придется тащить его на себе почти весь обратный путь. Когда они вошли под купол в тот день, респираторы у всех были почти на нуле.

– Я могу дать тебе свой респиратор, – примиряюще сказал Мишка, – он у меня полный, утром как раз заправил. И обещаю, что сегодня мы ни на какие крыши не полезем. И не будем ничего исследовать. Зато можем совершить открытие века, – в глазах мальчишки плясали чертики.

– Ладно, – сдалась девочка, – но обещай, что мы вернемся до темноты!

– Обещаю! – мальчик буквально подпрыгивал от нетерпения. – Ну, идемте же!

Несмотря на явное желание Мишки выдвинуться немедленно, они сделали это не сразу: сначала всем нужно было зайти домой за респираторами. Правда, они договорились, что Мишка даст Свете свой, а сам возьмет отцовский, чтобы родители девочки не догадались, что она выходила наружу. Но ей все равно нужно было вернуть домой мяч и сменить сандалии на кроссовки. Так как все жили на разных улицах, встречу назначили на конечной остановке флаеров через два часа. Димка с Игорем, которым нужно было в другую сторону, уехали первыми. А Мишка со Светкой сели в свой транспорт только через три минуты. Несмотря на полдень, людей в вагончике было битком, так что разговаривать было неудобно – ехали молча. По радио шла новостная передача, где в очередной раз говорили о важности контроля над рождаемостью и о постройке еще одного города, недалеко от нынешнего в связи с перенаселением купола и возможным кислородным кризисом. Разговоры о строительстве нового города велись уже около года, но пока дальше них дело не шло: слишком много было трудностей. Поезд доехал до центра, и половина людей вышла. Мишка тут же занял освободившееся место рядом со Светой.

– А ты бы хотела жить в другом городе? – спросил он девочку.

– Не знаю.... Наверное... – она задумалась. – Это же будет так не скоро.

– Мои родители сейчас работают над этим проектом. Они говорят, что если все получится – это будет прорыв!

– И ты уедешь туда с ними?

– Не знаю. Я не хочу… – голос Мишки был непривычно грустным. – Но ты права, это случится не скоро, – он тряхнул волосами, словно отгоняя печальные мысли, и голос его заметно повеселел.