Конгрегационалистская литургия, предлагаемая на День матери и используемая в Янки-Сити, включает стихотворение, написанное свободным стихом, «Для всех матерей — литания»[191], в котором не только схватывается то, «что божественно» в материнской любви, и создается образ всех женщин в форме матери каждого, но также взывается к памяти матери Христа, в образе которой видятся все женщины.

Дева Мария как Матерь Божия, имевшая свои собственные день и месяц в календарях литургических церквей, была возвращена назад, снова будучи скорбной матерью, стоящей «у креста Сына своего возлюбленного». И в самом деле, было бы странно и труднопостижимо, если бы в стране с секулярным культом, быстро превращающимся в сакральный, она не была со временем признана, а ее культ не был бы восстановлен. Кроме того, представляется вероятным, что в ритуалах литургических церквей образ изначальной Матери может приобрести некоторые новые значения. В качестве близко лежащего примера можно привести статуи Мадонны, выставляемые по случаю Дня матери в некоторых сообществах (не в Янки-Сити) евангелическими церквями. День матери пока остается праздником, торжественно возвещающим о моральной ценности человеческой матери, однако теперь она стала идеализированной фигурой, получившей надежное место в упорядоченном культе большинства протестантских церквей, и важным элементом литургических возрождений. Вполне возможно, что этот материнский символ будет все более сближаться с Девой Марией Богоматерью и снова будет с ней идентифицирован. Но что бы ни происходило с символом матери, семье благодаря ее включению вновь оказываются церемониальные почести в протестантском публичном культе.

Параллельно признанию матери путем посвящения ей в календаре отдельного дня наблюдалось движение, хотя и не столь широкое, в направлении признания отца. Некоторые церкви учредили детский день. Таким образом, вся семья — мать, отец и дети — вновь встраивается в символическую систему протестантизма. Всего лишь несколько лет назад пуритане в Янки-Сити ограничивались признанием Рождества и Пасхи; сегодня их потомки дарят ритуальное признание коллективным символам, выражающим всю семейную структуру, в особенности символу матери. Видовая жизнь и семейная структура поистине вновь утверждают себя; мать и ее семья, явленные в новых образах, возвратились на свое почетное место в протестантском церемониальном календаре.

Несмотря на утрату в современной жизни многих своих функций, семья до сих пор организует значительную часть эмоциональной и видовой жизни индивида. Таким образом, она является основным творцом и референтом систем привычных и непривычных эвокативных символов, будь то сакральных или секулярных. По мере того, как мировые религии или политические идеологии распространяются по земле, становясь более универсальными и менее племенными, их эвокативные значения и эмоциональная убедительность должны все больше зависеть от символов, за которыми стоят универсальные чувства. Семья является единственным социальным институтом, который обеспечивает людей всех культур такими могущественными и принудительными переживаниями. Представляется вероятным, что по мере того, как семейная жизнь будет все более приватной и менее публичной и все более будет становиться источником аффективной привязанности и эмоционального развития индивида, а другие институты будут во все большей степени принимать на себя практические функции семьи, ее символизм будет все более и более доминировать в сакральной жизни этой и других групп.

Ввиду того, что на моральном и секулярном уровне протестантский бунт был направлен против власти, а система власти была мужской, основанной на передаче престижа, могущества и положения по наследству от отца к сыну, можно было предположить, что этот бунт будет направлен против власти и морального господства отца. Кроме того, учитывая, что это движение увенчалось успехом, можно было заключить, что статус отца должен был быть понижен и ограничен. Однако этого не произошло; пуританский отец, как и его потомки в Новой Англии, был всемогущим тираном. Пастор, отец своей паствы, тоже славился авторитарностью и автократичностью. Теократическое правление, преобладавшее в первые годы существования Янки-Сити и еще долгое время после этого осуществлявшее могущественный неформальный контроль, демонстрирует, что отец и представленные в его образе мужчины-правители были людьми, в руках которых была сосредоточена огромная власть. Одновременно они получали поддержку и санкцию в авторитете сакральных мужских символов; фактическое искоренение культа Девы Марии оставило всю значимость Богу-отцу. Почему положение отца не было подорвано? Почему мужские статусы, созданные по его образу и подобию, были этим «реформаторским» движением укреплены и наделены могуществом? Против чего была направлена моральная сторона этого бунта?[192]

Бунт был направлен не против мужского авторитета как такового, а против формы, в которую был облечен этот авторитет; мишенью нападения была система фиксированного статуса, закрепленного за мужчинами. В феодальном обществе семья выполняла функцию перманентной фиксации занимаемого индивидом места. От рождения он сразу же занимал некоторую закрытую позицию и так в ней и оставался. Текучие общества эпохи Возрождения, общества протестантские, индустриальные (всё это термины, обозначающие различные аспекты одного и того же базисного изменения) вывели на передний план движение свободных индивидов и открытость статуса. Пуритане, прибывшие в Янки-Сити с целью улучшить свой экономический и религиозный статус, приезжали сюда также и затем, чтобы улучшить свое социальное положение. Все это были составные части систематического изменения, ведущего от старой системы к новой. Рождение в семье, обладавшей некоторым данным статусом, не удерживало более всю дальнейшую карьеру индивида и все его деятельности в границах одного статуса. Он был более свободным делать то, что было в его силах, для того, чтобы стать хозяином своей судьбы. Он мог перемещаться.

Положение женщины оставалось преимущественно фиксированным. Она действовала не по собственной воле, а в соответствии со своим семейным статусом. Правда, теперь, в условиях новообретенной свободы мужчин жениться за пределами своего статуса, она тоже могла выйти замуж за человека с более высоким или более низким, чем у нее, статусом. В американской культуре женщины всегда свободно меняли в браке семейный статус, однако до самого недавнего времени, когда волна протестантского бунта уже давно достигла своих пределов и пошла на убыль, они занимали подчиненное положение и находились в тех семейных ролях, которые фиксировали их статус в сообществе в целом, под мужским господством. Главенство мужчин ограничивало право женщин принимать индивидуальные решения, идущие вразрез с жестко определенными ролями матери, жены, дочери и сестры. Следует заметить, что, за одним-единственным исключением, каждая из этих ролей различным образом отрицает сексуальность женщины. Дочь и сестра асексуальны и табуированы. Моральные установки по отношению к матери в повседневной жизни исключают секс; она тоже табу. Только роль жены открыто определяется как сексуальная. Сексуальность, импульсивную жизнь и расслабленную вседозволенность физической жизни организма протестанты подчинили суровым требованиям повседневных задач, а чувственное удовольствие — добродетелям работы. Таким образом, выдвижение на передний план работы как самоцели, порицание удовольствия и праздности, страх перед чувственной импульсивностью и весельем и осуждение их как грехов являются компонентами более широкой установки на ограничение и контроль видовой жизни — установки, которая отказывает ей в полном выражении на моральном и сакральном уровнях.