Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Те, у кого есть вера, могут иметь более твердые основания для понимания реальности, нежели те, кто не может нащупать путь к вере. То, что они в своем мышлении чувствуют, может соотноситься с более широкой реальностью — будь то мистической и сверхъестественной или же нет, — которая разглашает истины, непостижимые на современном уровне развития научной мысли. Это обстоятельство не должно вызывать у ученого ничего, кроме искреннего смирения и глубокого уважения к другим типам знания; однако оно ни в коем случае не должно останавливать его в попытках достичь знания и понимания.

Здесь было уделено лишь беглое внимание значениям нелогических, эвокативных символов и тем системам ментальной жизни, в которых они существуют. Исходя из наших задач, мы кратко определили, что имеется в виду под видовым поведением и «непрерывным потоком видовых событий». Поскольку оба эти аспекта важны для нашего анализа, а кроме того еще и взаимозависимы, то следующую главу мы посвятим их значимости для правильного развития теоретического подхода к изучению ментальной жизни и символического поведения.

Глава 16. Структура нерационального мышления

Значимость видовой группы для понимания нерациональных символов

Мы не сможем понять людей, если будем изучать их как отдельные единицы, ибо каждый из них, хотя и обособлен в пространстве, зависит от вида и является его неотъемлемой частью. В своей физической всеобщности люди составляют непрерывную биологическую систему взаимодействия на подкультурном уровне. Действия всех индивидов с момента зачатия являются зависимыми, неотъемлемыми частями непрерывного потока видовых действий. На протяжении всей своей жизни они тесно взаимодействуют с другими человеческими особями в ограниченных рамках видовой жизни. Наблюдаемые действия и крики тел, вовлеченных во взаимодействие видовой жизни, — это лишь внешне проявляющаяся часть целостной системы действия, остальная часть которой присутствует, так сказать, подкожно во внутренних физиологических процессах вовлеченных тел [3].

Индивид, бесконечно малая, исключительно недолговечная крупинка, включенная в бесконечное существование вида, выражает и отражает то, что позволяет ему делать и учиться делать природа его вида. Частный мир каждого индивида является в значительной степени продуктом попыток морального порядка нашего общества взять под контроль и ограничить внеморальную и несимволическую преемственность видового поведения и перенаправить некоторые из этих соматических энергий в технические, моральные и сверхъестественные контексты [59].

Поскольку люди — животные культурные, то влияние, оказываемое на символическую жизнь видовым поведением и его контекстами, может быть изучено лишь с помощью аналитических и косвенных методов, концептуально отделяющих видовой образ жизни от культуры. Поскольку символические системы по самой своей природе социальны, то их можно понять только как составные части тех более широких социальных систем, которые они для членов группы выражают, интерпретируют, регистрируют, обозначают и помогают поддерживать. Вместе с тем, необходимо сознавать, что символические системы принадлежат различным типам видовых действующих групп, которые получают аффективное выражение благодаря разным формам символических систем.

Основными видовыми действующими группами являются репродуктивная семья, сексуальная пара, родители и потомство, группы собирателей пищи и потребительские группы, а также физически и сексуально зрелые и незрелые [100]. Поскольку человек физически наиболее близок к некоторым другим приматам — например, шимпанзе, — которые не обладают символами языка и культуры, то контексты видового поведения, представляемые человекообразными приматами, будут для нас полезными индикаторами того, какими могли бы быть видовые группировки у человека [33]. Многочисленные исследования групп у обезьян и человекообразных обезьян показывают, что эти приматы имеют и «признают» в своем поведении простую семейную группу, которая образуется из таких отношений, как репродуктивная пара, родители и потомство, отношения между сиблингами, а также из внешних отношений, связывающих такого рода группу с другими членами стаи и другими подгруппами, принадлежащими к более широкой группе [156]. Вдобавок к тому, в поведении приматов можно распознать и другие группировки, в том числе половые и возрастные, а также группы, обеспечивающие добычу пропитания и оборону [154а].

Социальные группы, различимые в поведении членов таких простых и неплотно организованных человеческих территориальных культур, как андаманцы, павиотсо, негритосы и многие другие примитивные племена, приближаются к простым биологическим группировкам других видов отряда приматов [64]. Наше общество, несмотря на его огромную сложность, имеет общее ядро базисных группировок, которые, судя по всему, совпадают с теми, которые только что были упомянуты в связи с простыми обществами и обществами приматов. Несомненно, что наша система социального взаимодействия все еще в значительной степени базируется на элементарных ориентационных и репродуктивных семьях и тесно взаимосвязанных друг с другом возрастных и половых подразделениях. Для нашего анализа уже упомянутых сведений о видовых контекстах будет вполне достаточно [41].

Каждый индивид у дочеловеческих приматов (и, предположительно, у человека) по самой своей природе вырастает и приучается в своем опыте быть организованным и определенным образом функционирующим членом упорядоченной устойчивой группы [73]. В потоке времени поддерживается несимволическая, внеморальная упорядоченная жизнь [13]. Животные энергии каждого вида выражаются и находят разрядку в животной организации. В жизни человекообразной обезьяны очень мало аморфного и того, что можно было бы назвать «котлом» бурлящих эмоций. Ее сексуальная жизнь упорядочена, воспитание детеныша соответствует сложившемуся образцу развития, а кормление и питание согласуются со статусными обычаями ее животной группы. Неконтролируемого насилия, которое гипотетически приписывается неуправляемому «оно», освобожденному от ограничений, накладываемых культурными «я» и «сверх-я», здесь не наблюдается. Произошли поведенческие адаптации, необходимые для животного взаимодействия, обеспечивающего выживание. Представляется вероятным, что в процессе своего превращения из некультурного в культурное и символическое животное человек сохранил эти адаптации и что они продолжают оставаться важными и решающими факторами в его социальной и биологической жизни. Сложившийся в результате порядок уменьшает индивидуальную изменчивость, снижает частоту непосредственного удовлетворения неисполненных желаний и ограничивает немедленное удовлетворение сулящих удовольствие «хотений».

Есть основания предполагать, что наш вид, в силу своей значительной близости ко многим другим приматам, обладает ядром невербальных и несимволических значений и жестов, тесно связанных с нашей животной природой, которые выражают многие из тех потребностей и требований, страхов, удовольствий, лишений, фрустраций и удовлетворений, которые обнаруживаются у этих видов отряда приматов [95]. Судя по всему, столь же резонно будет заключить, что наши культурные символы и невербальные животные символы неразрывно связаны друг с другом и что некоторые из первых в большей степени пропитаны значением наших животных знаков и значений, чем другие. Значения, вытекающие, например, из наших переживаний того, что такое мать, должны быть в значительной мере продуктом раннего животного поведения в общении с ней, в ходе которого ее жесты, звуки и системы действия стали сигналами, интерпретируемыми и вызывающими реакции на невербальном уровне. Табу, сдерживания и ограничения, которые позднее стали частью ее значения и значения «матери» как знака, являются частью морального порядка нашей культуры [109].

Если крики и действия животной группы напрямую выражают видовые значения, а те становятся неотъемлемыми частями таких аккумулированных символических систем, как, например, язык или моральные правила, управляющие отношениями между полами, родителем и ребенком, господином и подчиненным, то необходимо предположить, что большую часть значения некоторых наиболее фундаментальных компонентов символической жизни человека следует искать за пределами знаков и значений культурных конвенций. Ее следует искать в знаках и значениях видового поведения и в том физическом мире человеческих особей, который воплощает в себе его биологическую композицию.

139
{"b":"584597","o":1}