Разумеется, по Хилл-стрит прокатилась сильнейшая волна возмущения. Власти штата по неофициальным каналам убедили цирк снять афиши, однако несколько дней спустя негодование Хилл-стрит достигло предела, ибо из окон и с высоких фронтонов благородного старинного особняка свисали в несколько рядов ночные горшки, а ниже красовалась огромная вывеска, гласившая: дух янки-сити. Лишь недавно Линдберг[10] совершил перелет через Атлантику, заставив всех американцев испытать внутренний трепет от гордости за собственный научный прогресс и американскую способность одерживать победы над ограничениями пространства и времени. Напомним, что самолет, на котором был совершен исторический перелет, назывался «Дух Сент-Луиса». В Янки-Сити всем было известно, что некоторые влиятельные семьи на Хилл-стрит настолько цепко держатся за обычаи праотцов, что даже отказываются пользоваться удобствами современной канализации. Некоторые из них до сих пор пользовались старыми уборными, располагавшимися во дворах, газовым освещением и жестяными ваннами, поскольку не одобряли «всю эту теперешнюю нелепицу». Намек Бигги был недвусмысленным.
Он еще раз попробовал добиться разрешения на строительство бензоколонки, но, придя в приемную мэра, был настолько взбешен обрушившимся на него потоком брани, что ударил мэра, или, как он сам говорил, «врезал этому мерзавцу в челюсть». Бигги был арестован, осужден по нескольким пунктам обвинения и провел два месяца в тюрьме, на этот раз в окружной.
Ранее, как мы уже упоминали, Бигги неоднократно баллотировался в члены городского совета и каждый раз проигрывал. Не прошло и года со времени его тюремного заключения, как он, несколько поколебавшись, вступил в борьбу за кресло мэра. Объявление о выдвижении его кандидатуры привлекло внимание бостонского отделения одной из столичных газет. Когда он стал одним из двух кандидатов, отобранных в ходе первичных выборов для участия в «последнем туре», газета поместила на первой полосе большую статью, посвященную этому событию. Статья сразу же привлекла к себе огромный интерес. Она рассказывала о борьбе Бигги с Хилл-стрит и называла его не иначе как «дрянным мальчишкой» из Янки-Сити. В целом эта статья была написана в благоприятном и позитивном для Бигги ключе, хотя и имела слегка юмористический оттенок. Другие газеты Бостона, Нью-Йорка и прочих крупных городов немедленно направили в Янки-Сити своих репортеров; искушенные редакторы с первого взгляда увидели здесь интересную историю. Снова и снова в колонках новостей в газетах США и Канады рассказывалась волнующая сказка о бунтаре, о человеке из социальных низов, который ненавидит полицейских, бьет мэров, бросает вызов высокопоставленным и могущественным и показывает нос богатым и власть имущим. В статьях на все лады расписывалось, как он вел избирательную кампанию за пост мэра Янки-Сити, контролируемый в то время обитателями Хилл-стрит, заявляя своим высокопоставленным недругам, что вышвырнет их и будет управлять городом по-своему. Понимая, что здесь в жизнь ворвался герой мечты, в Янки-Сити устремились функционеры радио, кино и театра, и вскоре имя Бигги обрело известность от побережья до побережья. Оно несло долгожданное избавление от обычных дурных вестей, заполонявших передовицы и хроники. Тут и там люди, никогда раньше даже и не слышавшие о его родном городе, либо влюблялись в Бигги и смеялись над неловкостью его высокородных врагов, либо преисполнялись негодования и осуждения, предрекая, что наступит час и он «получит по заслугам».
Вскоре после первого избрания Бигги опять обратился в городской совет за разрешением о продаже бензина и вырубке старых вязов, мешавших проезду к его предполагаемой бензоколонке. И в том и в другом ему было немедленно отказано. На следующий день Бигги вырубил деревья, приступил к установке резервуара для хранения бензина и скоро уже продавал бензин тысячам людей, которые съезжались отовсюду, дабы увидеть знаменитого Бигги Малдуна и пожать ему руку, а затем спешили домой, чтобы рассказать своим друзьям о том, что говорил им «дрянной мальчишка» из Янки-Сити, пока наполнял их бензобаки.
Месть Хилл-стрит не заставила себя долго ждать. Бигги был арестован, отдан под суд и наказан. Его приговорили к двум месяцам исправительных работ и оштрафовали на четыреста долларов. Он руководил делами, предусмотренными обязанностями мэра, из камеры окружной тюрьмы. Его пребывание в тюрьме попало в кадры кинохроники, а газеты рассказывали его тюремную историю миллионам читателей по всему континенту.
Когда Бигги был освобожден из-под стражи, — а произошло это за два дня до местных выборов, — более сорока тысяч человек собралось вокруг тюрьмы и в ее окрестностях, дабы приветствовать его; все это непроизвольно вылилось в торжественное шествие, с триумфом сопроводившее его до дома. Когда шествие добралось до Янки-Сити, Бигги произнес речь, в которой заклеймил своих врагов, поведал о своем мученичестве и призвал выбрать в городской совет его сторонников. Граждане Янки-Сити откликнулись на призыв: все выдвинутые Бигги кандидаты были избраны, а все его противники потерпели поражение. Вскоре совет изменил закон о зонировании. Бигги с триумфом — хотя и к разочарованию тех, кто оказался эмоционально втянут в эту борьбу, — продал свою бензоколонку одной из крупных нефтяных компаний за 41 000 долларов. Бой на Хилл-стрит был окончен.
Бигги Малдун рассказывает, кто он такой
Прежде чем обратиться к исследованию важности влияния самого города на случившееся с Бигги Малдуном, мы должны дать Бигги возможность самому рассказать историю своей жизни. Автобиография, сочиненная Бигги сразу после первого избрания на пост мэра и несколько подредактированная, печаталась как роман с продолжением в нескольких номерах одной из бостонских газет. Она вызвала столь большой интерес, что несколько газет Юга, Среднего Запада, Канады, а также Новой Англии сразу же запросили права на ее опубликование. Нижеследующие извлечения составляют лишь часть оригинала, однако дают полноценное представление о наиболее важных его моментах. Судя по более поздним публикациям Малдуна и интервью, которые мы у него взяли, рассказанная история по большей части принадлежит ему самому. Его живой, образный язык дает ясную картину его представлений о самом себе и об окружающем его мире. Хотя кое-что из того, что он говорит, рассказать, должно быть, было нелегко, он, в отличие от самооткровений большинства людей, пишет и говорит, почти или вовсе не пытаясь приукрасить факты, искренне и прямолинейно описывая свою жизнь.
«Меня прозвали «Бигги»[11] Малдуном, мэром-хулиганом.
Говорят, что я ненавижу копов[12], протаскиваю повсюду своих дружков и недолюбливаю банкиров.
Все это правда, обо мне можно и похуже что-нибудь рассказать. Мне и в тюрьме довелось сидеть, и слоняться по городу, ввязываясь в драки, служить матросом, мойщиком посуды, бродяжничать. Я не привык выбирать выражения, не спускаю обиды и не каждый день меняю рубашку.
Копы арестовывали меня почти за все, за что вообще можно было арестовать рыжеволосого юнца с крепкими кулаками, разве что не за пьянство и не за кражу. Выпивка меня никогда не прельщала, и никто из этой публики, которой омерзительна даже моя тень, не смог бы упрекнуть меня в нечестности. Мальчишкой, мне иногда бывало очень одиноко. Мать вкалывала от зари до зари. После смены в цехе обувной фабрики подрабатывала кухаркой. Как она ни старалась, я рос неотесанным дикарем, хотя для меня это были безоблачные времена. Как-то раз я подобрал на улице бездомного щенка. Он был весь в грязи. Я назвал его Бро, сокращенно от «бродяги». Я его просто пожалел. Тогда я еще не знал, что позднее и сам стану бродягой.
Копы прознали, что на Бро нет лицензии. Маму и Бро сцапали. Конечно же, я ведь еще был слишком мал, чтобы нести ответственность, так что повестки приходили маме. Ей пришлось пойти в суд, и там ее оштрафовали на 5 долларов. Но мама была настоящая ирландка. Она высказала им все, что думает, и сказала, что они состарятся и умрут прежде, чем получат от нее хотя бы грош.